Война никогда не кончается (сборник) - Ион Деген

За несколько дней до этого суда Саше присвоили звание лейтенанта. Он сидел на табуретке, согнувшись, придавленный к земле, еще более мешковатый, чем обычно. Мы видели его бледный испуганный профиль.

– Товарищи офицеры, мы не будем выбирать состав суда. Судить его будут все присутствующие.

Мы с Толей недоуменно переглянулись. Что мог совершить Саша, чтобы его судили? Разве что обворовать продуктовый склад? Но это на него не похоже. Кроме того, он нам еще летом рассказал, что в жизни своей не был обеспечен питанием так, как сейчас.

Смерш докладывал, что гвардии лейтенант Ермолаев вступил в преступную связь с гвардии младшим сержантом Осиповой, и это послужило причиной ее смерти.

Ни Толя, ни я не знали гвардии младшего сержанта Осипову. Смерш сказал, что она была связисткой. Откуда могли мы знать связисток, сидящих в штабе? Правда, когда он стал описывать ее, я вспомнил, что как-то мельком увидел хорошенькую пичужку, младшего сержанта, маленькую, с фигурой цирковой акробатки. Кажется, тогда механик-водитель комбата сказал, что она безотказная, что хоть и маленькая, но страшно ненасытная, поэтому неутомимо обслуживает весь штаб бригады. Помню, он сказал, что этот недомерок мог бы без всякого ущерба обслужить даже весь наш батальон. Допустим. Но как мог Саша, стеснительный, сторонящийся женщин Саша, вступить с ней в преступную связь? И как могла эта преступная связь стать причиной смерти младшего сержанта?

Смерш попросил начальника бригадного медсанвзвода доложить о происшедшем.

К столу вышел высокий тощий капитан медицинской службы. Я с ним не сталкивался ни разу. Помощь после ожогов мне оказывал наш батальонный фельдшер гвардии старший лейтенант медицинской службы Ванюшка Паньков. Славный парень. Доктор стоял у стола и читал бумагу. В результате полового акта от шейки матки был оторван задний свод влагалища. Инфекция оттуда попала в брюшную полость. Начался перитонит – воспаление брюшины. С этим диагнозом он отправил пострадавшую в медсанбат 184-й стрелковой дивизии. Там ее срочно прооперировали и эвакуировали во фронтовой госпиталь. Но по пути в госпиталь она умерла от интоксикации.

– Вопросы будут? – спросил майор.

Вопросов не было.

– Ну что ж, – продолжил смерш, – мы должны осудить фактическое убийство гвардии младшего сержанта Осиповой гвардии лейтенантом Ермолаевым. Я думаю, что нам следует сформулировать меру наказания.

– Дайте Саше объяснить, то есть гвардии лейтенанту Ермолаеву, – из первого ряда сказал начальник штаба бригады, гвардии подполковник.

– А что он может сказать, преступник? – возразил Смерш.

– Простите, майор, но вы сказали, что это суд чести, то есть суд, а не решение вашей службы. Не так ли? А на суде подсудимый имеет право на объяснение своих действий, своего поступка. Не так ли?

– Ну что ж, гвардии лейтенант Ермолаев, что вы можете сказать?

Саша встал. Господи, как он выглядел? Бледный. Мешковатость удвоилась. Ноги, казалось, не держали его. Он начал говорить, заикаясь, выдавливая из себя слова.

– Ну значит, я не приставал к Даше, значит, к гвардии младшему сержанту Осиповой. Она это, заигрывала со мной. Я все время, значит, старался уйти, а она приставала. А в тот день я зашел в их помещение по приказу товарища гвардии подполковника, это, взять карты, значит. А там была Даша, то есть гвардии младший сержант Осипова и еще две связистки. А она им сказала что-то принести. Ну они, значит, засмеялись и ушли. Я значит, взял карты и, это, пошел к двери. Но Даша, то есть гвардии младший сержант Осипова остановила меня. Она стала, это, ну, значит, стала там гладить. А потом, значит, ну, это, простите, но не могу об этом говорить.

– А вы говорите, раз уже начали, – сказал майор. Саша потоптался и продолжил, смущаясь все больше и больше.

– Ну значит, она расстегнула ширинку, значит, и кальсоны. Ну и, нет, я не могу.

– А убить воина Красной армии вы могли? Чего же говорить не можете?

– А потом делала такое, значит, и при этом стонала, и кричала, и удивлялась. И говорила, что даже не представляла себе, это, такой, мол, радости для себя. Ну это, при этом я же человек. И я до того еще не видел голой девушки. И тогда она легла, значит, и потащила меня на себя. Я и сейчас не знаю, как я, значит, как я вошел. Это, ну это, это она направила. Это же, ну, это же у меня было впервые. И я, значит, уже потерял управление собой. Ну как это объяснить? Ну уже, будто не я это делаю. Ведь я раньше еще никогда не испытывал такого, ну как это объяснить, такого, значит, удовольствия. Тут она как закричит. Но ведь она и до этого, значит, кричала.

До того, как я, это, нажал. Поэтому я, ну значит, это, не обратил внимания. А потом смотрю. Господи, а она уже без сознания. Я тут же, это, побежал к гвардии капитану медицинской службы. А к товарищу гвардии, значит, подполковнику пришел без карт, забыл я, оставил там, растерялся, в комнате у связисток, рассказал ему, что случилось. Ну и, – Саша замолчал, испугано переводя взгляд с подполковника на Смерша.

За окнами на малых оборотах фырчал дизель «тридцатьчетверки», и раздавались удары кувалды по тракам гусеницы. Звуки эти сгущали гнетущую тишину зала. Я посмотрел на Толю, на мудрого человека. Таким я считал его. Он был почти на десять лет старше меня, лет около двадцати девяти. Всегда спокойный, выдержанный. Может быть, поэтому, в отличие от меня, не заводился с пол-оборота. Толя дал мне рекомендацию в партию. Сейчас он понял, почему я посмотрел на него. Он кивнул и прошептал:

– Давай. Иди. Ты грамотнее. Ты скажешь лучше меня. В этот момент я забыл о крутой дуге вокруг начальства и попросил слова. Комбриг и все его соседи оглянулись и посмотрели на меня.

– Ну что ж. Слово имеет гвардии лейтенант… гвардии лейтенант…

– Гвардии лейтенант Ион Деген, – не без раздражения подсказал командир бригады.

– Да-да, запамятовал. Гвардии лейтенант Деген. Не надо с места. Давайте сюда, к столу.

Знаете? Страшно бывает перед атакой. В бою уже не до страхов. Времени для них нет. Надо работать. Каждый член танкового экипажа тяжело работает в бою. Вот так и здесь. Может быть, какой-то страх еще оставался, пока я шел по проходу. Но у стола я уже полностью избавился даже от почитания больших звезд. Тем более что и командир бригады, и начальник штаба смотрели на меня с явным одобрением. Я не знал, что такое свод влагалища. Я не знал, что такое шейка матки. Я не знал, что значит перитонит. Но я твердо знал, что Саша не виноват. У меня в этом не было сомнения.

– Товарищи офицеры. Александра Ермолаева гвардии лейтенант Сердечнев и я знаем почти два года. Знаем как человека благородного, правдивого и честного. Все, что он сейчас рассказал, не подлежит сомнению. Около года мы вместе были в танковом училище. За все это время Ермолаев ни разу не был в нашем клубе на танцах. Саша и близко к женщинам не подходил. «Тридцатьчетверку» я знаю лучше, чем строение человека. Но из доклада товарища гвардии капитана медицинской службы я понял, что у гвардии младшего сержанта Осиповой произошла травма в связи с несоответствием размеров. Тут я хочу обратиться к товарищу гвардии майору, – я посмотрел на Смерша, – и спросить, известно ли ему, что Ермолаев болеет булимией и официально получает два пайка? Но и этого ему не хватает. Есть у Ермолаева еще одно несоответствие, если можно так выразиться. Простите мне, товарищи офицеры, но у Саши этот самый, ну как его, член, половой член неимоверных размеров. И тут гвардии младший сержант Осипова захотела, не знаю, как выразиться. В общем, вы понимаете. Это примерно то же, что на «тридцатьчетверку» установить пушку-гаубицу калибром 152 миллиметра.