Пилот - Иван Валерьевич Оченков

очередное попадание по центру боевой рубки. Минутой ранее японцы еще могли попытаться спастись бегством, но теперь их практически лишенный управления корабль был обречен.

Занятый вражеским флагманом «Буран» не смог уделить достаточного внимания его подчиненным. Сообразив, что дело пахнет керосином и кораблю-матке уже не помочь, последний уцелевший бомбер поспешил развернуться и уйти с набором высоты, молясь про себя, чтобы непонятно откуда взявшийся рейдер гайдзинов не заинтересовался им как следует.

Успевшие расстрелять весь боезапас китайские летчики тоже вышли из боя и, покачав на прощание крыльями, в знак признательности за помощь, вернулись на свой аэродром.

– Добьем сукина сына, – спокойно, без тени радости или иных эмоций ставя боевую задачу, распорядился Зимин. – Держи дистанцию, вцепись и не отпускай.

– Есть.

Несмотря на то, что враг потерял скорость хода и почти лишился маневра в горизонтали, он все еще располагал достаточно мощным вооружением, хотя было очевидно, что внутри центральных отсеков наблюдается пожар и сильное задымление.

– Уходит, гад! – завопил не в силах больше сдерживать напряжение Акинфеев.

Судя по всему, Васенька решил, что японцы имитируют проблемы с гравидвигателем, чтобы потом уйти на предельно малых высотах, петляя над самой землей по горным ущельям.

– Никуда он не денется! – стиснув зубы, буркнул Март, прилагавший все усилия, чтобы увернуться от отчаянно отстреливавшегося противника, пока артиллеристы под личным руководством Зимина пытались подавить его огонь.

Наконец, прямое попадание уничтожило кормовое орудие врага, и тот обреченно замолчал, ожидая решения своей судьбы. Воспользовавшись этим, Колычев подвинтил «Буран» еще ближе к цели, так что можно было различить некогда сиявшую золотом императорскую хризантему и иероглифы под ней.

– Кажется, «Таникадзе»? – попытался разобрать надпись Акинфеев, но никто не обратил внимания на его слова, поскольку на многострадальном корабле окончательно сдох антиграв, и он, постепенно ускоряясь, устремился к земле, чтобы рухнуть на нее, подняв тучи пыли.

– Адмиральским ушам простукал рассвет, приказ исполнен, спасенных нет! – пришли на память Марту строки из «Баллады о гвоздях».

– Гвозди бы делать из этих людей… – подхватил было Васенька, но, взглянув на него, и думать забыл о поэзии Серебряного века.

– Колычев, что с тобой? – завопил он, глядя на побледневшее как снег лицо товарища.

– Все нормально, – вытер дрожащей рукой пот со лба младший пилот. – Я жив, а они – нет!

– Откуда ты знаешь?

– Ауры погасли.

– Не все, – покачал головой Зимин, бросивший тревожный взгляд на воспитанника, но, убедившись, что тот в порядке, продолжил командовать: – Абордажной группе приготовиться к выходу!

– Есть! – раздался из интеркома голос Вахрамеева.

– Командир, разрешите, я с ними? – подал голос Март.

– Отставить! – резко отказал тот, поморщившись, как будто услышал несусветную глупость.

– Я должен быть там! – тихо, но вместе с тем решительно добавил пилот.

– Ты себя в зеркале видел? – уже не так уверенно возразил опекун. – В гроб краше кладут!

– Вот заодно и проветрюсь!

– Черт! – выругался про себя кавторанг, хорошо знавший, что предчувствиям одаренных следует доверять.

Какое-то время беспокойство за воспитанника внутри него тщетно боролось с опытом, но в конце концов, проиграло.

– Акинфеев, бери управление на себя. Колычев включен в штурмовую группу. Старшина, как понял?

– Принято, командир.

Получив разрешение, Март как будто обрел второе дыхание и тут же сорвался с места, на бегу расстегивая китель, влетел в каюту, не обращая внимания на бледного как смерть Шмелева, принялся переодеваться. Бросив одежду на койку, натянул штормовку, затем ухватил меч и все так же бегом помчался по узким коридорам и трапам на грузовую палубу. Успел он в последнюю секунду, штурмовики уже открыли аппарель и начали спускаться по ней на землю, держа оружие на изготовку.

– Ну что, крестник, крути «сферу», давай мне наводку, – жестко усмехнувшись, на ходу бросил ему Игнат.

– Вперед! – тихо ответил он, снова погружаясь в мир тонких энергий.

Трудно сказать, что на самом деле заставило Колычева вызваться добровольцем. Опасения за крестного или интерес к японским летчикам, но интуиция настойчиво твердила ему, что он оказался в нужном месте в нужное время и теперь просто обязан идти вперед!

Корпус корвета раскололся в задней трети, корма почти отвалилась, образовав широкий проем, так что в этот раз взрывать люки и переборки пока не требовалось. Внезапно впереди заискрило короткое замыкание, но нервы у всех были на пределе, и оказавшийся впереди Мишка, недолго думая, влупил туда очередью из «томпсона».

– Отставить стрельбу! – крикнул Март. – Здесь живых нет…

– А где есть? – хмыкнул Игнат, выразительно посмотрев на едва не спровоцировавшего беспорядочную стрельбу бойца.

– Дальше по коридору. Но они в отключке.

– Вот и ладушки! – кивнул старший передовой группы Горыня. К слову, Захар принял назначение Вахрамеева строго положительно, воевать под началом легенды ВВФ – повод для гордости!

– Вяжите уцелевших, капитан приказал брать живьем!

Последних, впрочем, было немного. Двое раненых артиллеристов, пребывавших на момент падения в бессознательном состоянии и, вероятно, поэтому ухитрившихся выжить. Едва живой второй пилот в левом кресле, а вот место командира оказалось пустым.

– Где он, падлюка? – с веселым удивлением воскликнул Вахрамеев. – Неужто ушел?

– Далеко не уйдет! – хмыкнул боцман, озираясь в поисках следов или возможного укрытия.

– Там, – с отрешенным видом показал Колычев, указывая на неприметную дверцу в технологический отсек.

Явно желающий отличиться Мишка тут же ринулся туда, но стоило ему заглянуть внутрь, прогремел выстрел.

– Ах ты ж, мать твою! – заблажил матрос, выскочив наружу и зажимая окровавленную голову.

– Не стрелять! – приказал Март. – Он мой…

– Не дури! – хмуро бросил ему дядька Игнат, но, наткнувшись на уверенный взгляд крестника, не стал спорить и только плюнул в сердцах.

– Выходи, самурай! – крикнул по-японски Мартемьян, обращаясь к невидимому врагу.

Ответом ему было презрительное молчание. Еще раз повторив вызов, Колычев попытался взглянуть в происходящее за переборкой сквозь «сферу» и, сообразив, что именно происходит, ломанулся внутрь. Остальные хотели было последовать за ним, но немного замешкались. А через минуту он и сам вернулся, таща одной рукой за шиворот тщедушного японца в офицерской форме, а в другой отобранный у недорезанного самоубийцы короткий вакидзаси. На темно-синем, почти черном мундире пленника особенно ярко выделялись голубые петлицы и нарукавная нашивка с широким золотым галуном и тремя серебряными цветками сакуры.

– Харакири хотел сделать, поганец! – первым сообразил, в чем дело, Вахрамеев.

– Да, – подтвердил его слова Март. – Только сил не хватило, даже чтобы толком прицелиться, где уж тут полноценно брюхо порезать!

– Тьфу! – сплюнул в сердцах Горыня. – До чего же япошки народ кровожадный!

– Он мне голову прострелил, ирод! – простонал Мишка, которому товарищи пытались оказать первую помощь.

– Дай-ка гляну, – отпихнул их дядька Игнат и внимательно осмотрел рану бойца, после чего вынес авторитетный вердикт: –