Госпожа моего сердца - Лаура Кинсейл

Жесткие черты его лица во сне не стали мягче, разве что только губы, которые слегка разошлись, а также отсутствие жестких линий вокруг глаз и бровей делали его лицо несколько более молодым и похожим на того юнца, который так бешено впился взглядом в Меланту во дворце пап.

Как тогда он развеселил и позабавил ее! И польстил тоже — такой взгляд от совсем еще мальчика, да к тому же не имевшего никаких надежд на успех. О, она заметила его. И когда разобралась в том, какую ужасную гнусность замышляют против него все эти отцы и епископы, постаралась спасти его, хотя, кажется, он этого так и не понял и не оценил.

Тогда ей показалось, что она лет на сто старше его, хотя ей самой было только семнадцать. Сейчас она чувствовала себя так, словно ей уже тысяча, и в то же время у нее появилось что-то новое и свежее в восприятии жизки. Она начала делать совсем безумные вещи, даже глупости, ничуть не заботясь о последствиях. Совсем как молодая девчонка, какой она, видимо, никогда не была. И в первый раз в своей жизни, кажется, по-настоящему влюбилась в мужчину.

Своего мужа, Лигурио, она уважала, любила головой и в душе, как учителя, отца, старшего товарища, ведшего ее по жизни. Прежде чем она смогла понять это сама, она подружилась и увлеклась ослепительным скандинавом, который подарил ей Гринголета. Но воспоминания о нем были мучительными для Мел анты.

Она снова взглянула на огромный «скелет» каменного дракона и уткнулась замерзшим носом в мех горностая. Этот скандинав научил ее охотиться, обучать и тренировать своего дикого сокола, раскрыл ей счастье свободы в преследовании охотящейся птицы. Она не предала с ним своего Лигурио и даже не думала об этом. Это было не более чем девичье увлечение, и у нее в любом случае не оказалось достаточно времени, чтобы развиться во что-то большее. Меланта вскоре обнаружила скандинава убитым в своей собственной постели. Рядом с ним спала женщина, которая подняла жуткий визг и устроила целый спектакль, когда увидела, что мужчина рядом с ней мертв, словно бы не сама вонзила в него кинжал. Меланте тогда было пятнадцать лет, и она все еще оставалась девственной душой и телом, невестой принца Лигурио.

Именно тогда она в первый раз узнала про безумную страсть Джиана Навоны ко всему, чем обладал Монтеверде. И к ней самой. До этого она считала его любезным и умным человеком, который иногда приезжал к ее мужу и однажды показал ей фокус, во время которого в вазе появились живые цветы.

С тех пор, собственно говоря, она не так уж много узнала о Джиане. Но он странным образом участвовал в ее становлении. Он сделал ее такой, какой она сейчас стала. Принц Лигурио научил ее плавать по морю, а самим этим морем в ее жизни стал Джиан Навона — он вмещал в себя приливы и отливы, опасные течения и жуткие штормы, обманчивый штиль и предательские глубины, а также тех жутких глубоководных гадов, гнездившихся на дне и время от времени являвшихся к ней во сне. Благодаря ему она научилась никогда не расслабляться, не плыть по течению, никогда не доверять тому, что кажется надежным и твердым. И еще Меланта поняла, что он не потерпит, чтобы она оказывала внимание какому — нибудь мужчине.

Дракон смотрел на нее своими черными глазницами. Длинный ряд его зубов, казалось, застыл в улыбке. Она спросила себя, доставило ли Джиану особое удовольствие послать в их дом свою собственную любовницу, чтобы та жестоко покончила с ее беззаботностью и духовной невинностью, столкнув с обольщением и кровавой смертью. И еще она подумала о том, насколько же вперед спланировал он все дальнейшее. Неужели уже тогда он замыслил завести от женщины себе незаконнорожденного сына, натренировать из него убийцу, кастрировать его и приставить охранником к Меланте, чтобы он не покидал ее ни днем, ни ночью, ни за столом, ни в постели, и пропитывал даже воздух, которым она дышала, запахом крови. Интересно, получал ли он от всего этого удовольствие? Она представила себе, как он сидит один в своем дворце и смеется.

Гринголет, белый сокол, подарок скандинава, невзлюбил Аллегрето с первого же раза, когда тот появился у них в доме. Аллегрето был тогда мальчиком с ангельским лицом и соответствующими манерами. Меланта тоже возненавидела его. В чертах его лица проступало что-то от его матери-убийцы, которую Меланта всегда видела перед глазами. То, как она вопит, как искажается ее красивое лицо поддельным страхом, как она рвет на себе волосы, чтобы всем показать свой ужас.

Но Лигурио приказал Меланте постоянно иметь при себе Аллегрето. Ее муж слабел, необходимо было учитывать чужие интересы, чтобы как-то сохранить баланс между семьями Навоны, Риаты и Монтеверде. Аллегрето был убийцей, которому вменялось в обязанность защищать ее от других убийц — сделка, заключенная между Лигурио и Джианом, чтобы защищать ее. Интересы Джиана состояли в том, чтобы она жила, в то время как интересы других врагов никак не обеспечивали сохранение жизни Меланты. Ее муж принял мальчика, даже был добр по отношению к нему. Меланта была вынуждена терпеть, мечтая о том дне, когда ей удастся обрести свободу. Мечтая о том дне, когда ей можно будет обо всем об этом забыть.

Гринголет опять пошевелился, его бубенцы зазвенели, и рыцарь издал тихий стон. Он пошевелил рукой, сжал рот, теперь уже едва различимый. Меланта оперлась щекой на мягкую складку мантии и стала думать о нем. Самый честный человек на земле, самый достойный, скромный, сильный, с самой хорошей репутацией воина — нет, надо перестать. Уж очень сильно она увлекается в своих похвалах этому спящему человеку.

Он засопел, как бы возражая против таких экзальтированных описаний его совершенств, снова повернулся, издав металлический шум своими доспехами.

Ей нравился этот звук, казалось, всегда сопровождавший его. Ей нравились все его звуки: дыхание, лязг оружия, его голос. Она влюбилась в него.

Придя к такому заключению, она сразу же подумала, что теперь ей надо быть особенно осторожной, ведь соотнести эту неодолимую силу чувств с ее планами и намерениями будет так нелегко.

Надо подумать. Весь мир не погибнет от чумы. Она приходила и раньше. Она убивает выборочно, то тут, то там, здесь пятерых, там — человек пятьдесят, а в третьем месте — только одного или двоих. Надеяться на то, что она сотрет с лица земли Навону и Риату, чтобы облегчить ей существование, было глупо.

Надеяться на Божью милость также было бы бесполезно. Да и как это можно себе представить, ведь сейчас вот она сидит и смотрит «а мужчину, ужасно желая его самым греховным земным желанием и при этом совсем не чувствует за собой вины.

Раньше она полагала, что самым главным для нее было добраться до Боулэндского замка целой и невредимой. Там, среди английских слуг и придворных англичан, выявить шпионов и убийц, посланных Джианом или Риатой, будет не так уж трудно. Теперь же она обнаружила, что ей страшно хочется остаться в этой пустынной местности с сэром Руком из Бог его знает какой местности, где он обладал землями, которыми до него владел его отец. Весьма возможно — существующими лить в воображении.