Фантастический Калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том I - Владимир Михайлович Волков

Ожидание тяготило, но и покой, что Сэм ощутил с появлением врага, был ложным. Он знал, что это не истинное спокойствие в эпицентре шторма, но ложная, беспечная легкость, которую потусторонний голубой свет посеял в нем. Сэм не поддался этому чувству и спустил курок. Ружейный грохот потонул в гуле несущегося мимо поезда. Тварь не шелохнулась, словно картечь пролетела сквозь нее, не причинив пребывающему в бесконечном движении щупалец ни малейшего вреда.

Сэм дрогнул, каждая секунда промедления была опасна, он не мог задерживать свой взгляд на этом существе, иначе оно бы подчинило его, сломило, затуманило его разум, обратив воина в покорную овцу на бойне. Томпсон сконцентрировался на своей ноге. Боль. Боль отрезвляла. Он сделал еще один выстрел, целясь в жемчужное око существа. Похоже, картечь прошла немного ниже, даже не задев врага.

Сэм рухнул на пол. Еще мгновение, и свет подчинил бы его. Он зарядил два патрона взамен использованных и вновь поднялся. Голубое свечение заливало всю парковку – на ней было светлее, чем в самый ясный и солнечный день, можно было различить в мельчайших деталях каждую снежинку, танцующую в прозрачном холодном воздухе.

Огонь. Огонь и крики. Сэм зажмурился, своим внутренним взором он хотел видеть перед прицелом талиба, старого, известного врага, но звездное око смотрело ему в глаза даже через плотно зажмуренные веки.

Томпсон стрелял вслепую, последние отчаянные меры, но и они не смогли остановить приближение существа. Сэм хотел сдаться, боже, никто даже не мог представить, как хотел. В конечном итоге ради чего ему сражаться? Почему не отдаться, наконец, покою и не покончить со своими кошмарами раз и навсегда? Но он в Мукуре, всегда в Мукуре, а остальное не имеет значения.

Щупальца уже начинают пробираться в сторожку, планомерно, почти нежно, ощупывая каждый миллиметр пола в поисках своей жертвы, когда Сэм приводит детонатор в действие. Огонь и сера, он обрушит огонь и серу на врагов своих. Все звуки перестают существовать. Мир пропадает в алых всполохах, звездную синеву сменяет алый и черный, все оттенки огня и крови, и бесконечная чернота неба над головой.

***

Обычно ночные сторожа увольнялись, иногда пропадали, а вот этот сошел с ума, заминировал стоянку и подорвал себя. Хороший урок больше не брать отставных вояк охранять частную собственность. Благо, что его бомба оказалась не слишком мощной, уничтожив лишь сторожку и не причинив вреда фурам. Этот псих даже умудрился выжить. Правда, никто из врачей не мог точно сказать, сколько он еще протянет. Что же, некоторые просто никогда не возвращаются с войны.

***

Сэм лежал под капельницей, все его тело горело. Он не знал, что осталось от него, ведь, как и в случае с ногой, он не мог доверять свои чувствам – в особенности чувству боли. Он хотел бы умереть, вернее, просто хотел, чтобы боль прекратилась, и не видел других возможностей избавиться от неё, кроме смерти. Мир в его глазах вновь был залит алым. Сэм не знал, сколько времени он провел в агонии прежде, чем голубой свет начал заполнять палату, забирая боль, тревогу и все терзавшие его кошмары.

Стая

Андрей Скорпио

Вокруг поселка городского типа «Росы» давно ходят споры. Дело в том, что одной частью он упирается в лес и вроде бы заканчивается, но из-за ошибки в планах, еще в момент основания, границы поселка обрываются чуть дальше, в нескольких километров вглубь. В народе этот огрызок прозвали «Малыми Росами». Власти попеременно поднимали вопрос о расселении стоящих в лесной глуши домишек с дальнейшим заселением людей в поселке, но так до конца ничего и не решили.

Людей в «Малых Росах» насчитывалось немного, но этого вполне хватало, чтобы спокойно выживать: кто-то сажал овощи, кто-то охотился, кто-то руководил и следил за порядком. В конюшне жила единственная здоровая лошадь, на которой вспахивали скудный огород. Вот только с учебой и медициной было плохо. Грамоте в основном обучали дома, либо отправляли детей в школу в «Росы», когда туда можно было пройти. Люди в деревеньке жили неприхотливо, но сплоченно.

По единственной кособокой (когда ее не размывало) дороге раз в несколько дней ходил автобус. Привозил кое-какие продукты и забирал на базу излишек овощей и зверья.

Совсем рядом с деревенькой находилось болото, так что бабы приносили в корзинках или подолах крупную клюкву и морошку, а по дороге прихватывали грибы или чернику.

За порядком следили двое: милиционер Иван Прокопов и старый егерь Михалыч. Преступлений в деревеньке не было – все друг друга знали, а новые люди появлялись нечасто. Несмотря на тесное сожительство, детей рождалось мало.

Рядом с «Росами» (тогда поселок называл «Степино») в начале двадцатого века в лесу жила замкнутая община. Знали о ней мало и приближаться не рисковали. Говорят, что однажды появилась странная процессия. Вел ее человек в черном. Он был похож на священника, только вместо креста на груди висел странный медальон – весь в завитках, покрытый непонятными символами. За человеком в черном шла лошадь с телегой, в которой сидели ребята от семи до десяти лет. А замыкали шествие мужики и бабы в длинных до земли одеждах.

Жители «Степино» крестились и хмуро, с тревогой смотрели вслед. Дети плакали, а старики хватались за сердце.

Через несколько лет двое любопытных случайно набрели на поселение в лесу. Несколько хижин, а посередине высотой в три-четыре метра громоздилась черная церквушка, где как раз выступал тот самый человек с медальоном. Возле него на коленях стояли жители. Любопытные заметили две странности: никто не крестился, и стояла почти гробовая тишина. Даже голос человека в черном казался не громче шелеста ветра. После того случая, еще несколько человек побывали в странном поселении, и каждый из них возвращался встревоженный и напуганный.

А потом произошли сразу два события. Первое – пахарь Семен напился и уснул прямо в поле. Его разбудило странное свечение, которое шло из леса. Будучи в стельку пьяным, Семен не внял голосу разума и отправился лично посмотреть «что де творит сей окаянный черт в рясе». То, что он увидел, заставило его с криками броситься наутек. Естественно, даже при всей нелюбви к поселянам, никто не поверил в россказни о горбатых собаках, которые вылезали из церквушки.

Второе же событие заметили не сразу. Дети в «Степино» стали часто хворать, некоторые умерли странной и загадочной смертью. Неизвестная вспышка подкосила половину ребятишек, а мертвые напоминали сморщенных щенят. В довершении всего пропали три девки и несколько стариков.

Во всем винили человека в черном и его общину. Чтобы усмирить люд двое самых уважаемых жителей «Степино» направились к черной церквушке, дабы основательно поговорить с главой поселения. Вернулись они бледные с трясущимися губами.

– У них нет детей… всех как корова языком слизала… и только ужасный смрад из церкви… – шептал один.

– А еще, – подхватил другой, – там стены в чем-то вымазаны и мухи… Господи, сколько же там мух… они роятся, крупные, наглые… а эти-то, стоят и смотрят на нас, а у самих в глазах голод…

Что было потом никто не знает. Говорят, что случился пожар, и часть леса сгорела. «Степино» чудом не пострадало. А жители потихоньку начали покидать насиженные места и перебирались ближе к столице.

С тех пор прошло лет пятьдесят. Советы переименовали «Степино» и возродили городок. Из старожилов никого не осталось, так что слух о церквушке стал суеверием.

О черном человеке мы узнали совершенно случайно. Как-то раз отец притащил газету, которую привез Федор – шофер автобуса.

Статья называлась «глупость антисоветского человека». Я тогда мало, что в этом понимал. Моя сестра Любка была старше на два года и с серьезным видом водила пальцем по строчкам. Она читала лучше меня и поэтому корчила из себя жуткую всезнайку.

«Ка-кие толь-ко суе… суевве… суеве-рия не бы-ли в хо-ду у лю-дей в ста-ри-ну, – читала она вслух, – в то вре-мя, ког-да со-ветс-кий че-ло-век по-ко-ряет кос-мос, стро-ит до-ро-ги и про-кла-ды-вает же-лез-но до-рож-ные пу-ти, ста-ри-ки до сих пор ве-рят во вся-кую чер-товс… чер-тов…»

– Чертовщину, – подсказала