Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И у Карандаша был номер – он выходил на манеж с большой авоськой, набитой немыслимыми деликатесами. Черная и красная икра, коньяк, шампанское, коробки конфет и плитки шоколада, сырокопченая колбаса и ананасы. Просто выходил и молча стоял под светом прожекторов. Зрители, разумеется, тоже молчали. И когда пауза совсем затягивалась, клоун произносил одну из своих коронных фраз: «Я молчу, потому что у меня все есть. А вы почему?»
В сталинское время он не смог бы выйти с этим номером больше одного раза. Но к тому моменту Сталин умер, время наступило более или менее вегетарианское, и Карандашу такие вольности сходили с рук.
Кстати, авоську в своих выступлениях использовал еще один клоун – Олег Попов. У него была миниатюра под названием «Солнце в авоське» – такая же светлая и добрая, как сам «солнечный клоун».
Кроме фантастической грузоподъемности (которую, кстати, достаточно сложно проверить, разве что положив туда две двухпудовые гири и пару гантелей по три килограмма), авоська обладала массой прочих достоинств. Будучи пустой, она практически не занимала места и ничего не весила. Соответственно, авоську было необременительно всегда носить с собой, что, собственно, почти все и делали. Крупные ячейки позволяли помещать в авоську вещи с острыми углами – эти углы просто-напросто вылезали наружу, не дырявя саму сумочку. Авоська была незаменима для стирки в стиральной машине всяческих уязвимых вещей. Разумеется, в коммунальных квартирах того времени никаких стиральных машин не было, но как раз тогда начала развиваться сеть прачечных самообслуживания, оборудованных такими агрегатами. С помощью авоськи стерилизовали банки для популярного в те времена домашнего консервирования – так их проще было вытащить по окончании стерилизации из кипятка.
Многие использовали этот поистине многофункциональный девайс для ловли раков. Авоська могла служить домашним вместилищем для овощей – в нее можно было складывать яблоки, свеклу, лук, морковь и прочие овощи-фрукты и, экономя ценное коммунальное пространство, хранить, подвесив на гвоздик. Главное, чтобы размер наименьшей единицы хранения превышал размер авосечной ячейки.
Кажущийся недостаток – то, что все продукты были на виду, – в действительности недостатком вовсе не был. Ну чем в то время можно было удивить? Бутылкой водки? Нарезным батоном? Пачкой грузинского третьесортного чая?
Набор продуктов был стандартный, всем известный.
Стоимость авоськи, разумеется, была довольно низкой, а служила она долго.
А вот еще одна функция – холодильная – как раз оборачивалась для владельцев серьезнейшими неприятностями. Холодильники, ясное дело, были не у всех, а если у кого и были, то довольно маленькие (и к тому же толстостенные, то есть их вместимость была еще меньше, чем казалось снаружи). Зато приемлемый для длительного хранения температурный режим поддерживался на протяжении семи месяцев в году буквально за окном. За окно эти авоськи, набитые копченой колбасой, сыром «Рокфор» (его в СССР производили, и притом весьма неплохо), соленой корюшкой и прочими деликатесами, и вывешивали. После чего их успешно срезали особыми длинными ножницами специально обученные городские воришки.
Гораздо надежнее были защищены продукты, помещенные между двумя рамами – стены домов были довольно толстыми, рамы открывались отдельно друг от друга, расстояние между ними было приличным, напихать можно много.
Еще один весьма досадный недостаток авоськи – тонкие ручки, впивающиеся в ладонь, – решался с помощью резиновых трубок. Да, таким образом габариты авоськи несколько, совсем незаметно, увеличивались, но груженая авоська переставала резать ладонь и можно было перетаскивать большие грузы на значительные расстояния, не испытывая особого дискомфорта.
Практически каждый считал, что авоська – сугубо советское изобретение. Однако первенство практически официально закреплено за чешским предпринимателем Вавржином Крчилом. В 1920-е годы он стал выпускать сеточки для волос, которые почему-то не пользовались спросом. Тогда ушлый чех приделал к ним ручки и начал продавать уже как сумки. А тут коммерческий успех ему сопутствовал.
Хотя нечто подобное существовало и до революции. Антон Павлович Чехов писал своей сестре в 1898 году из Ниццы: «Получила ли мешок из сетки? Это для овощей. Тут кухарки на базар ходят с такими саками».
В СССР с авоськой ходили все. Мира Мендельсон-Прокофьева, последняя жена композитора Сергея Прокофьева, писала: «Маша Книппер рассказывала мне, что ее мама, увидев меня с Сережей на улице, спросила Машу: “Кто это? Я часто вижу их. Это такие влюбленные, такие влюбленные”. А, оказывается, тбилисские приятельницы Маши обратились к ней: “Какая замечательная вещь ‘Ромео и Джульетта’ Прокофьева! Как же он может ходить с авоськой?!” Маша заметила, что Прокофьеву тоже надо кушать, на что они возразили: “Пусть лучше не кушает – и не ходит с авоськой”. Я понимаю, что не идеал – хождение Сережи за покупками, – он свободно может не ходить, но мы так привыкли делить все – и трудное, и поэтическое, что все переживаемое вместе становится дорогим для нас».
«Засветился» с этой сумочкой и Шостакович, правда, несколько иначе – когда он вышел из поезда на железнодорожном вокзале города Куйбышева, в одной руке у него был чемодан, в другой авоська, а в авоське сидел маленький сын Максим.
Случалось, что в авоське везли магнитофон – и она, разумеется, выдерживала.
Александр Твардовский писал в дневнике: «Вчера образовался выходной. Встав в 5 ч., пошел искать грибы, уверившись в их реальности по тем белым, которые увидел на прогулке за оградой у парня в авоське и принял было их за булки».
Вот дневник драматурга Александра Гладкова: «Встретил днем известного писателя Ф. Искандера с авоськой, полной картошки и овощей, идущим с рынка. Это сразу сделало его мне симпатичным. Терпеть не могу важничающих ничтожеств из нашей среды, гнушающихся делать такие покупки».
Авоська как будто уравнивала жителей коммуналок с советской элитой.
А вот откровения Юлии Нельской-Сидур, супруги известного скульптора Вадима Сидура: «Сегодня я прошлась по магазинам по Комсомольскому проспекту. Как истая советская гражданка, которая живет по принципу “Хватай, что дают, а то потом не будет”, я наткнулась на клюкву в пластмассовой упаковке, уже некоторое время исчезнувшую. Дима очень страдает без этой клюквы. За свою жадность – я схватила десять штук – я тут же поплатилась. У меня были авоськи, и я еще купила какао, так как оно тоже становится дефицитом, хлеб, что-то еще. Три пластмассовых банки клюквы не выдержали, прорвались и потекли. Я как угорелая неслась к мастерской, истекая клюквой, сердобольные граждане кричали мне вслед, что у меня что-то течет.
