Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Андрей Воронин

Он сошел в шлюпку последним, прямо как капитан с тонущего судна. Эта ассоциация тоже не пришла ему на ум: Шар отлично знал, что морской волк нынче пошел уже не тот, что в семнадцатом веке. Капитан корабля сегодня суть не что иное, как чиновник при хлебном месте; честь на заре третьего тысячелетия не в чести, и лучший пример тому – обкуренный в хлам, нанюхавшийся кокса итальяшка, который ухитрился загнать круизный суперлайнер на скалы в такой луже, как Средиземное море, и первым занял место в спасательной шлюпке, причем не один, а в компании дорогостоящих шлюх, которые и послужили главной помехой судоходству. Шар давно не питал старомодных иллюзий и последним спустился по трапу по той простой причине, что пережидать вполне возможный пулеметный обстрел с берега спокойнее все-таки под прикрытием стальных бортов траулера, чем на утлой комбинации детского надувного резинового круга с парой двухтактных моторов японского производства.

Лодки без приключений достигли берега. Высадившийся во главе снявшей часовых передовой группы Кувалда доложил, что все в полном порядке, и Шар махнул рукой, подавая сигнал к началу движения. Траулер затарахтел движком, с присущей водоплавающей технике медлительностью развернулся посреди лагуны и почапал к устью Канонирского грота, торопясь до начала прилива выйти в море.

Навьючившись амуницией, в числе которой было целых четыре ротных миномета, ориентируясь главным образом по компасу, группа, численно превосходившая противника как минимум вдвое, миновала старые укрепления береговой батареи и двинулась вглубь острова.

Миновав Рыбьи Кости, отряд перегруппировался и, растянувшись цепью, начал подъем на Меч Самурая, постепенно беря вершину в кольцо. К тому времени, когда небо над островом стало из черного бледно-серым, кольцо замкнулось, и теперь даже мышь не смогла бы покинуть японский командно-наблюдательный пункт без риска наскочить на пулю.

Сделав свои неотложные утренние дела, Андрей вдруг осознал, что спать ему больше не хочется. То есть он бы вздремнул часок-другой, но не хотелось возвращаться в пропахший более чем полувековой затхлостью бетонный склеп, наполненный храпом, сопением и испарениями десятка людских тел. Бетонные своды и темнота ощутимо давили на психику, в голову постоянно лезли мысли обо всех, кто умер в этих стенах, – умер не своей, а насильственной смертью, потому что естественным порядком в таких местах, как правило, не умирают. Повышенной впечатлительностью Андрей Липский не отличался и к историям о неприкаянно блуждающих душах невинно убиенных относился со здоровым скепсисом. За тысячелетия писаной, не говоря уже о неписаной, истории человечество засеяло землю костями так основательно, что на планете осталось не так уж много мест, где, делая шаг, можно быть твердо уверенным, что не наступаешь на чей-то прах. С определенной точки зрения, весь этот мир – одно гигантское кладбище, и, если придавать этому обстоятельству слишком большое значение, можно просто сойти с ума.

Но все-таки с этим местом что-то было не так. Оно казалось насквозь пропитанным смертью, и, как Андрей ни старался, забыть об останках еще одного солдата внутренних войск, обнаруженных в одном из помещений нижнего яруса бункера, никак не получалось. На погонах убитого красовались широкие продольные лычки, голова была прострелена навылет, и, как и солдат, найденный на береговой батарее, он был застрелен в затылок – к такому заключению пришел Виктор Павлович, компетентность которого в подобных вопросах не вызывала у Андрея сомнений. Скорее всего, заявил этот самозваный эксперт, убийства были делом рук Прохорова, который, спрятав золото, счел необходимым избавиться от свидетелей. Это прозвучало логично, но оптимизма и бодрости духа, увы, не прибавило.

Обернувшись, Андрей покосился на распахнутую дверь бункера. Нет, возвращаться туда решительно не хотелось. Часы показывали без чего-то пять, небо над головой цветом напоминало старую оцинкованную жесть. Солнце должно было вот-вот взойти, так что ложиться, пожалуй, и впрямь не имело смысла. Горка травы и опавших листьев на дне одной из стрелковых ячеек вдруг зашевелилась, оказавшись косматой маскировочной накидкой, и выглянувший из ее складок Моська дружески помахал Андрею. Липский махнул в ответ, посмотрел в другую сторону и непроизвольно вздрогнул, обнаружив рядом с собой Стрельникова. Опираясь на трость, Виктор Павлович озирал раскинувшееся внизу море тумана с таким видом, словно все вокруг, от горизонта до горизонта, являлось его собственностью и успело порядком ему надоесть – давно бы избавился, да только хорошего покупателя не найти, а дарить или выбрасывать жалко.

– Доброе утро, Андрей Юрьевич, – вполголоса сказал Стрельников. – Не спится? О, – воскликнул он, избавив Андрея от необходимости отвечать на риторический вопрос, – а вот и наш юный друг!

Зевая и почесываясь, Женька Соколкин выбрался из траншеи и встал рядом с ними.

– Все правильно, – продолжал Стрельников, – спать в такое утро просто-напросто грешно. Грядут великие события, благородный дух приключений и наживы будоражит кровь – какой тут может быть сон!

– Конечно, – присев на одно колено, чтобы завязать шнурки на кроссовках, проворчал Женька, – какой может быть сон, когда прямо над ухом кто-то храпит, как бульдозер!

– Благородный дух наживы – это звучит, – иронически заметил Андрей.

– А вы не согласны? – повернувшись к нему всем телом, живо спросил Стрельников. – Ну и напрасно! Я от своих слов не отказываюсь и готов повторить: да, благородный. Потому что под влиянием именно этого духа люди пересекали океаны и пустыни, совершая великие географические открытия. Афанасий Никитин, Джеймс Кук, Христофор Колумб – все это были в первую очередь коммерсанты, искавшие наживы. Их гнала вперед жажда золота – та же, которая в данный момент не дает нам с вами нежиться в спальных мешках. Этого не надо стесняться. Золото – металл не простой. Его власть над людьми гораздо глубже и тоньше, чем обыкновенная алчность. На этот счет существует множество теорий. Возьмите хотя бы древние цивилизации. Люди ходили, извините, без штанов и пользовались каменными орудиями труда, зато золото добывали тоннами и достигли в искусстве его обработки высот, которые до сих пор поражают воображение. Спрашивается: зачем? Зачем дикарям, не представляющим, что такое деньги, столько золота? Почему оно служило объектом поклонения по всему земному шару еще в те времена, когда между разными континентами не существовало никакой связи? Именно оно, а не свинец, ртуть или, скажем, гранит… Некоторые ученые всерьез утверждают, что древние египтяне, например, умели изготавливать золото. Не обрабатывать, а именно изготавливать – то есть владели секретом философского камня.

– Если они действительно утверждают это всерьез, значит, сами не особенно серьезные люди, – сказал Андрей. – Помните католического священника из «Берегись автомобиля»? Ну, который краденую «Волгу» на пляже покупал. Все верят, сказал он. Одни верят, что Бог есть, другие – что его нет. То и другое недоказуемо, как и существование лаборатории по превращению кварцевого песка в золотой, спрятанной в загадочных подземельях под Сфинксом.

– А скоро этого вашего золота у всех будет навалом, – неожиданно встрял Женька, – и никому, кроме приборостроителей, оно не будет нужно.

– Вот как? – с вежливым сомнением заломил правую бровь Виктор Павлович.

– Американцы уже сегодня умеют превращать ртуть в золото, – объявил Соколкин. – Я в Интернете читал.

– Ах, в Интернете!

– Представьте себе. Лаборатория, по-моему, в Лос-Анджелесе. Они там что-то делают на ядерном реакторе – добавляют к атому еще один изотоп, что ли, – и получается чистое золото.

– Да, – поддержал Женьку Андрей, – я тоже об этом слышал. Правда, купаться в золоте мы начнем еще не скоро. Пока что за сутки они производят этого своего золота на три цента, а час работы реактора обходится в двести долларов.

– Благодарю, Андрей Юрьевич, – серьезно сказал Стрельников, – вы меня успокоили. Значит, воспользоваться плодами наших трудов мы все-таки успеем. Согласитесь, было бы обидно после всех усилий и риска оказаться владельцами груды металла, стоимость которого не превышает стоимости такого же количества алюминиевого лома.

– Ну, вагон алюминия – это тоже деньги, – заметил Липский.

– Не те, ради которых стоило бы городить этот огород, – возразил Виктор Павлович. – К счастью, изобретение этих интеллектуальных хулиганов из Соединенных Штатов еще далеко от совершенства, так что нам такая ситуация пока не грозит. Вообще, если хотите знать мое мнение, за такие изобретения надо к стенке ставить. Нельзя покушаться на основы, нельзя расшатывать устои общества. Эти ваши изобретатели на самом деле изобретают способ прикончить мировую финансовую систему, отменив золотой эквивалент. Посмотрите, что творят с мировой экономикой обыкновенные колебания валютного курса. А если золото обесценится, во что превратятся деньги? Хаос, который тогда начнется, страшно даже представить.