Звезды смотрят вниз - Арчибальд Кронин

Сол Пикингс сказал:

— Молодой Льюис спрашивает, нужен ли он вам ещё. Если ему придётся ждать, я снесу ему эту чашку.

Молодой доктор выпил уже четыре чашки какао, они немного разбавили его героизм. И он был вынужден деликатно осведомиться, где уборная…

Баррас посмотрел на Армстронга.

— Было бы хорошо, если бы врачи нашего города по очереди дежурили здесь ближайшие несколько дней.

— Прекрасная мысль, мистер Баррас, — воскликнул Армстронг. Он поспешно вышел, чтобы переговорить об этом по телефону.

— Папа, — начал Артур с чувством, похожим на отчаяние, — как это случилось? Я хочу знать.

— Не сейчас, — остановил его Баррас. — Не сейчас.

Артур отвернулся к окну и прижался лбом к холодному стеклу, покрытому морозным узором. Тон отца на минуту заставил его замолчать.

Вошёл, запыхавшись, старший брандмейстер Эбенезер Кемау. Он надел форму, украшенную множеством ярко-красных шнуров и восемью внушительными медными пуговицами, которые миссис Кемау всегда начищала до блеска. Мистер Кемау был низенький, лысый человек, круглый как шар. Он питал слабость к мундиру, начал свою карьеру рано, с картонной каски в бригаде мальчишек, а теперь состоял одновременно и старшим пожарным и капельмейстером в Слискэйле. Он играл на четырёх музыкальных инструментах, в том числе на треугольнике, и регулярно получал призы на областной выставке за выращиваемый им душистый горошек. За последние пять лет он потушил один-единственный небольшой пожар на заброшенном пивоваренном заводе.

— Я к вашим услугам, мистер Баррас, — объявил он. — Люди мои здесь, во дворе. Они выстроены в полном порядке. Все окончили курсы первой помощи. Ждём ваших распоряжений, сэр.

Баррас поблагодарил брандмейстера, Сол Пикингс поднёс ему не выпитую Баррасом чашку какао, и мистер Кемау удалился. У него был столь важный и официальный вид, когда он появился во дворе, что два репортёра, только что приехавшие из Тайнкасла, сфотографировали его. На следующий день портрет был помещён в «Тайнкаслском Аргусе», и брандмейстер вырезал его на память.

Предложения помощи сыпались отовсюду, по телеграфу, по телефону; мистер Проберт, представитель фирмы Хортон, явился самолично, от Объединённой Компании угольных копей прибыли ещё три спасательных отряда.

Ещё до полудня Баррас с сыном отправились осмотреть копры, вновь установленные над старой шахтой Скаппера. Шахта эта выходила на унылый пустырь, известный под названием «Снук», весь в кочках и ямах; теперь пустырь занесло снегом, над ним злобно свистел ветер.

Несмотря на зажжённый во дворе костёр, почти вся толпа ушла оттуда и собралась на пустыре. Они стояли в стороне, довольно далеко от механиков, которые работали усердно и быстро, устанавливая под шахтой копёр. Когда подошли Баррас и Артур, толпа молча расступилась, и только небольшая группа мужчин не сдвинулась с места. И тут-то Артур увидел Дэвида.

Дэвид стоял впереди этой группы людей, не отступивших перед хозяином. Среди них были Джек Риди, Ча Лиминг и старый Том Огль. Дэвид ждал, пока Баррас подойдёт близко. От холода и скрытого душевного напряжения его кожа казалась плотно натянутой на скулах. Глаза его встретились с глазами Барраса. И под этим обвиняющим взглядом Баррас опустил свои. Тогда Дэвид заговорил:

— Эти люди хотят вас спросить кое о чём.

— Да?

— Они желают знать, все ли будет сделано для спасения тех, кто остался внизу.

— Меры приняты. — (Пауза. Баррас поднял глаза.) — Это все?

— Да, — медленно отвечал Дэвид. — Пока все.

В эту минуту старый Огль выскочил вперёд.

— К чему вся эта болтовня? — заорал он на Барраса. Старый Том немного тронулся в уме. Он уже пытался сегодня на глазах у всех прыгнуть в шахту. — Почему вы не спасаете их? Все эти машины ничего не стоят. Там внизу мой сын, мой сын Боб. Почему вы не пошлёте людей в шахту, чтобы вытащить его оттуда?

— Мы делаем всё, что можно, мой друг, — сказал Баррас спокойно и с большим достоинством.

— Я вам не друг, — прорычал Том Огль и, подняв руку, ударил Барраса кулаком в лицо.

Артур содрогнулся. Чарли Гоулен и другие оттащили Тома, который отбивался и кричал. Баррас стоял, выпрямившись. Он не защищался, он принял удар с какой-то внутренней экзальтацией, словно где-то в самой глубине души был доволен им. Спокойно продолжал он путь к шахте, распорядился развести ещё костёр, остался на месте работ, наблюдая за ними.

Он оставался здесь весь день. Дождался, пока над старой шахтой установили копёр, паровую лебёдку и вентилятор, пока её очистили от рудничного газа. Он не уходил до тех пор, пока не были спущены туда спасательные отряды для уборки пустой породы, завалившей дорогу в старые выработки. Он оставался, пока обе главные шахты рудника № 17 не были снабжены новыми насосами, из которых один выкачивал 250 галлонов в минуту, другой — турбинный — 450 галлонов. И только тогда он в полном одиночестве пошёл домой, в «Холм».

Он не ощущал ни усталости, ни особенно сильного голода, в нём боролись физическое оцепенение с необычайным душевным возбуждением. Он перестал ощущать своё «я»; всё, что он делал, он делал как во сне. Он был похож на приговорённого к смерти, спокойно выслушивающего приговор. Он не все понял до конца. Его вера в собственную невиновность осталась незыблемой.

Тётя Кэрри позаботилась, чтобы для него своевременно приготовили бульон из коровьих хвостов, — она знала, что, когда у Ричарда «трудный день», он всему предпочитает бульон из хвостов. Он съел бульон, крылышко цыплёнка и ломтик своего любимого голубого чедерского сыра. Ел он очень мало, пил только воду. На тётушку Кэрри, державшуюся на заднем плане и полную трепетной, рабской услужливости, он не обращал никакого внимания; он её просто не видел.

За обедом против него сидела Хильда и с каким-то отчаянным упорством не сводила с него глаз.

Наконец, словно не выдержав, она сказала:

— Позволь мне тоже помогать, папа. Дай мне возможность делать что-нибудь. Прошу тебя. Позволь мне что-нибудь делать.

Хильду доводило до сумасшествия то, что даже теперь, при таких исключительных обстоятельствах, ей не удавалось найти себе дело.

Отец поднял на неё сонные глаза и в первый раз всмотрелся в её лицо. Он ответил:

— А чем же ты можешь помочь? Всё, что надо, уже делается. Женщине там делать нечего.

Он оставил её одну. Поднялся наверх, вошёл к жене. И ей, как Артуру, сказал: «Это воля божья». Затем, непроницаемый и суровый, он, как был, одетый, лёг на свою кровать. Но через четыре часа он уже снова был на руднике и сразу направился к старой шахте. Ему было известно, что проникнуть в «Парадиз» возможно только через эту шахту. И он спустился в неё.

Люди работали бригадами вдоль шахты так энергично, что очищали главный штрек от закладки, продвигаясь на шесть футов в час. Её было больше, чем они рассчитывали. Но работавшие кидались как волны, ударяли в стены перед ними, долбили эти стены, и было в их натиске что-то исступлённое и отчаянное. Сверхчеловеческим было это продвижение вперёд, сквозь камень. Когда один отряд выбывал из строя, другой становился на его место.

— Эта дорога идёт прямо на запад, — сказал Дженнингс Баррасу. — Она должна привести нас очень близко к цели.

— Да, — подтвердил тот.

— Мы, по-видимому, уже добрались почти до конца закладки, — продолжал Дженнингс.

— Да, — отвечал Баррас.

За сутки спасательные отряды убрали со старого штрека сто сорок четыре фута закладки. Они выбрались на свободный путь, в открытый участок старого отвала. Раздалось громкое «ура», этот радостный крик полетел вверх и зазвенел в ушах тех, кто ожидал на поверхности земли.

Но второго «ура» не последовало. Сразу же за разобранной закладкой главный штрек впадал в какую-то яму или котловину, полную воды и непроходимую. Грязный, покрытый угольной пылью, без воротничка и галстука, в старом шёлковом кашне, обмотанном вокруг его распухшей шеи, Дженнингс посмотрел на Барраса.

— О господи, — сказал он с безнадёжным отчаянием, — будь у нас карта, мы бы знали об этом раньше.

Но Баррас оставался невозмутим:

— Карта не уничтожила бы котловину. Мы знали, что встретим препятствия. Нужно с помощью взрывов проложить новую дорогу через это озеро. — В его словах звучала такая суровая непреклонность, что даже на Дженнингса они произвели впечатление.

— Чёрт возьми, — воскликнул он, измученный до того, что готов был заплакать, — ну и энергия у вас! Что ж, давайте взрывать вашу проклятую кровлю!

Начали взрывать кровлю, сбрасывая в воду твёрдый, как железо, базальт, чтобы, засыпав котловину, пройти через неё. Поставили компрессор, который приводил в действие буры; пустили в ход лучшие алмазные буры. Работа была убийственная. Работали в темноте, в пыли, в поту, среди паров сильновзрывчатых веществ. Работали с каким-то бешеным исступлением. Один только Баррас оставался спокоен. Спокоен и непроницаем. Он был движущей и направляющей силой. Вот уже восемнадцать часов подряд он не уходил из шахты. Только что вернувшийся после шестичасового отдыха Дженнингс умолял его: