Инфер (СИ) - Михайлов Дем

– Есть!

Каппа убежал, а я глянул на Нечора, повел рукой над столом, где стопками лежали обоймы, выстроились шеренги патронов, ровным полем легли части разобранного оружия.

– Вот так и продолжай. Понял?

– Я не смогу разобрать оружие, сеньор.

– Весь огнестрел просто раскладывай аккуратно по столу.

– Сделаю.

– Все тряпье, все ржавые ножи, шила, обувь и весь бытовой хлам вроде этих пластиковых расчесок – на помойку.

– Мы поделим. Постираем, отмоем и…

– Мне посрать.

– Да, сеньор. А консервы?

Посмотрев на стенку из найденных мной различных консерв Бункерснаба, я буркнул:

– Это не трогать. Каждую банку протри – чистой тряпкой! – и желательно с антисептиком. С одной рукой справишься?

– Справлюсь.

– Действуй.

Отряхнув руки, я влил в себя полкувшина кислого компота и зашагал к дожидающемуся меня экзу. Время оттащить трупы и чуток прогуляться по здешней территории. Ну и узнать, что там поведал минос Каппе.

* * *

– Че? – повернулся я к мечнику и на долю секунды замер, прислушиваясь к естественным шумам послушного экзоскелета – Что у рогатого было на рогах?

– Серебряные чехлы – повторил Каппа и мягко надавил железной ладонью на дерево, что накренилось над очередной ухоженной тропкой.

Подгнивший ствол протяжно застонал и рухнул, с облегчением разломившись на несколько кусков. Брызнул сок, из похожей на гнилую мочалу сердцевины хлынул поток насекомых, над их разломанным убежищем задрожали струи горячего воздуха. Отшвырнув ногой мешающую часть ствола, Каппа двинулся дальше. Я шагал рядом, держась за наш общий груз – волокуши с наваленными друг на друга покойниками.

– Серебряные чехлы на рогах, за спиной вроде как был железный щит, на поясе топор, одноручный прямой меч. Это не считай кольчужной набедренной повязки, кожаных доспехов, стальных набедренников и одного стального же наплечника. Что-то он помнит четко, а что-то как сквозь туман.

– Звучит бредом – буркнул я – Но вряд ли это ложь.

– Такое дерьмо может быть только правдой – согласился Каппа.

Минос заявил, что не помнит откуда он и что он такое. Даже само слово «минос» ему вроде и было знакомо, но как-то смутно. Бычара очнулся на речном дне. Причем очнулся уже в момент, когда в легких было полным-полно мутной воды. В ушах звон, из ноздрей рвутся последние пузырьки воздуха, в голове ломит, а он… стоит на речном дне.

Смерть. Вот она. Совсем рядом. Просто не шевелись и она быстро заберет тебя.

Рогатый не знает, что его спало – инстинкты или железная воля. Но он, уже умирая, со стремительно вырубающимися мозгами, рванулся вверх, не желая умирать. Рванулся… и остался на дне как прикованный. Забился, закрутился, поняв, что его удерживает на дне что-то тяжелое. Руки обшарили грудь, скользнули по животу и бедрам. И везде он находил какие-то ремни и пряжки, тут же срывая их, стягивая через голову. Тяжело бухнул о дно стальной прямоугольный щит, с рогов слетели серебряные остроконечные чехлы, беззвучно шлепнулась в ил кольчужная набедренная повязка, а следом туда же отправилось оставшееся.

На поверхность воды, изрыгающий воду и блевоту, минос вырвался подобно мифическому божеству, до смерти напугав всех, кто сидел на крепком плоту, идущем вниз по течению этой широкой и быстрой реки. Снова повезло – хрен бы минос доплыл. Всех его бычьих сил и воловьей выносливости хватило только на этот финальный рывок к дрожащему свету над рогатой башкой. А вырвавшись, пусть и хлебнув чуть воздуха заполненными водой легкими, он тут же отрубился и уже не помнил, как на него накидывали веревки, как вытаскивали на плот и, с трудом перевалив на бок, буквально выколачивали грязную воду из его огромной груди.

Минос выжил. А как очнулся – опять же на плоту – понял, что ничего не помнит о том, как он вообще мог оказаться на речном дне. И бычара был шибко удивлен, когда понял, что на него посматривают с неким ужасом и одновременно любопытным восхищением – таких как миносы в этих землях не водились. Его восприняли по-разному – посланец Матери, а может разумный мифический зверь, а может… пока все гадали, плот продвигался дальше, минос потихоньку оживал, тоже начал расспрашивать и узнал, что пассажиры большого крепкого плота направляются к руинам заброшенной гига-фабрики, где правит Новая Мать – а она уж наверняка знает ответы на все вопросы рогатого человека.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Почти так и вышло. Мать не стала отвечать, но намекнула, что, вступи минос в число ее последователей, он сможет со временем поднять свой статус и это откроет ему доступ к той скудной информации, что она обладает. Долго рогатый не раздумывал. Ему уже успели описать ужасы здешних джунглей. Да он и сам видел парочку настолько страшных лесных созданий – черного крокодила и длиннющего питона – чтобы сообразить о том насколько опасно за стенами заброшенной гига-фабрики. Он остался. И вступил в ряды паствы Новой Матери – хотя бы временно, чтобы было где приткнуться пока он ищет ответы на свои вопросы и ждет, когда окутавшая его мозг странная амнезия наконец-то развеется.

– Что-то он наверняка недоговаривает – добавил мечник.

– Все мы что-то не договариваем, Каппа – усмехнулся я и нанес резкий удар, вскрывая притаившуюся за мокрым камнем гигантскую полупрозрачную мокрицу.

Выдвижное лезвие с хрустом разрезало панцирь вдоль, разваливая насекомое на две забившиеся брызжущие части. Из розовато-прозрачной плоти вывалились темные комочки сожранной пищи, тянулись тонкие как волос проводки, таща за собой треугольники и квадратики электронных чипов.

– Это дерьмо надо как-то отвадить – заметил я – Но пока не будет хотя бы малого защищенного периметра…

– Я заставлю этих лентяев потрудиться – пообещал мечник – Мы расчистим территорию. Тут наша новая база, лид, верно? Как там на музейных островах…

– Скучаешь?

– Там остались мои личные вещи… Воин не должен иметь привязанностей к бренным предметам, но я тоскую по старому точилу и тонкой книге неплохих танка.

– Хм…

– Все дальше милая страна, Что я оставил… Чем дальше, тем желаннее она, И с завистью смотрю, как белая волна Бежит назад к оставленному краю…

– Вытащим наших – вытащим и старое точило вместе с поэзией.

– Мы вернемся за ними в старый мир-опухоль, лид?

– Мы вернемся – я оскалился сам себе внутри шлема экза – Мы вернемся в тот сучий мир и вытащим наших.

– И Рэка?

– Вы долго будете продолжать меряться длиной ножей и членов?

– Грязный агрессивный алкаш любящий закинуть шизой вперемешку с эльфийскими слезами…

– Ты прямо меня сейчас описал – рассмеялся я, останавливаясь у невысокой и явно недавно сложенной каменной ограды.

Ну как каменной… на сооружение этого полутораметрового и незаконченного забора, огораживающего квадрат очищенной от растительности земли, прилегающей к стене периметра гига-фабрики, пошел тот материал, что нашелся под ногами. Куски бетона с обрезанной арматурой, каменная облицовочная плитка, кирпич, природный камень, большие пористые серые блоки…

Однако ограда, хоть и сляпанная из всего, что было, была крепкой и по ней не вилось ни единого зеленого побега. Подобное сооружение всегда вызовет уважение у понимающего гоблина. И сразу ясно, что тут трудились не просто усердно, а еще и со знанием дела – кладку вылаживал специалист.

Тропа привела нас к очередному бетонному пятачку обложенному светлыми камушками. По углам высокие клумбы с пышными красными цветами. Перед нами широкий проход. Перед стеной, с внешней стороны кладбища, тянется длинный, но узкий огород из трех чуть ли не бесконечных грядок. Тяжелые помидоры свисают с бережно подпертых и подвязанных кустов, синеют крупные баклажаны, а вон явно острый перец.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Да тут не кладбище, а обособленное от остальных обособленное крепкое хозяйство. Вон и небольшая овечья отара в голов пятнадцать, особняком передвигается десяток белых и черных коз, под их копытами путается стайка черных пыльных куриц, по ограде по-королевски вышагивает петух.