Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима - Гельмут Хёфлинг

Конечно, Красе черпал свои богатства и из других источников. В Риме обычным делом были пожары или разрушения домов под собственной тяжестью, ибо площадь жилых домов города на Тибре никак не соответствовала их высоте. Так, на 300 кв. м площади могло располагаться строение 18–20 м высотой, опасность проживания в котором усиливалась излишне массивными перекрытиями. Не следует сбрасывать со счетов и жадность строителей, норовивших сэкономить на строительных материалах за счет крепости стен. Поэтому жители таких «небоскребов» постоянно жили в страхе, что в один прекрасный день крыша обвалится им на головы.

Ювенал отнюдь не преувеличенно жалуется:

Тот, кто в Пренесте холодной живет, в лежащих средь горныхЛесом покрытых кряжей Вольсиниях, в Габиях сельских,Там, где высокого Тибура склон, — никогда не боится,Как бы не рухнул дом; а мы населяем столицуВсю среди тонких подпор, которыми держит обвалыДомоправитель; прикрыв зияние трещин давнишних,Нам предлагают спокойно спать в нависших руинах.

Кроме того, дома эти были в значительной степени подвержены стихии огня. В Риме дня не проходило без пожаров, и страх сгореть заживо в собственном доме мучил некоторых так сильно, что они, как утверждает Ювенал, принуждены были даже бежать из Рима: «Жить-то надо бы там, где нет ни пожаров, ни страхов».

Повышенная пожароопасность римских «доходных» домов происходила, с одной стороны, от толстых балок, использовавшихся в качестве перекрытий, а с другой — от переносных жаровен, обогревавших комнаты, а также свечей, чадящих ламп и факелов, необходимых для ночного освещения. Не лучшим образом обстояло дело и с водопроводами, так что потушить разбушевавшееся пламя было довольно трудно, а ветер переносил его на соседние дома, что делало пожары еще более опустошительными.

Пожары и крушения домов Плутарх называет «постоянным бичом Рима» и описывает, каким образом плутократ Красе использовал их для увеличения своего и без того огромного состояния. Купив около 500 рабов различных строительных профессий — от каменщика до плотника, он приступил к делу по-настоящему. Стоило ему услышать, что где-то в городе разбушевался огонь, он тут же появлялся там, высказывал отчаявшимся собственникам свое душевное сочувствие по поводу гибели движимости и недвижимости и на едином дыхании выторговывал у них еще горевшее здание — по бросовой, разумеется, цене. После этого Красе приступал к обработке собственников соседних домов, также попавших в неприятную ситуацию и боявшихся, что пламя перекинется и на их строения, и потому желавших как можно быстрее отдалиться от грозившей им опасности. Естественно, что и за эти строения он платил немногим больше. На пожарищах же его строители воздвигали новые доходные дома, причем прибыль, которую они приносили, очень скоро покрывала расходы на приобретение земли и возведение здания. Таким образом большая часть города Рима оказалась в его руках.

Несмотря на чудовищные богатства, сам миллионер жил довольно скромно, ибо, хотя у него было так много строительных рабочих, лично себе он построил лишь собственный жилой дом. Красе говорил, что любители строиться «помимо всяких врагов сами себя разоряют».

Кроме того, ему принадлежали многочисленные серебряные рудники, а также прекрасные земли вместе с людьми, их обрабатывавшими. «Но все это можно было считать ничтожным по сравнению со стоимостью его рабов — столько их у него было, да притом таких, как чтецы, писцы, пробирщики серебра, домоправители, подавальщики. За обучением их он надзирал сам, внимательно наблюдая и давая указания, и вообще держался того мнения, что господину прежде всего надлежит заботиться о своих рабах как об одушевленных хозяйственных орудиях. Красе был, конечно, прав, полагая, что всем прочим в хозяйстве следует, как он говорил, распоряжаться через рабов, а рабами должно управлять самому. Ибо мы видим, что умение вести хозяйство в том, что касается неодушевленных предметов, сводится к увеличению доходов, когда же дело касается людей, это уже искусство управления. Но неумно было с его стороны не признавать и не называть богатым того, кто не в состоянии содержать на свои средства целое войско».

Он же сам был в состоянии сделать это даже во время войны, пожирающей огромные средства. Недаром Марк Лициний Красе считался в то время самым богатым римлянином в настоящем и в прошлом.

К людям незнакомым он относился исключительно гостеприимно, и дом его всегда был открыт для всех. Большой популярностью пользовались и его трапезы, на которые он часто приглашал простых граждан. Кроме того, он предоставлял своим друзьям беспроцентные ссуды. Но когда срок уплаты долга истекал, он столь настойчиво требовал его погашения, что иные проклинали его услужливость больше, чем проценты.

Больших успехов он достиг в ораторском искусстве и в воздействии на массы. «Будучи от природы одним из первых среди римлян ораторов, Красе старанием и трудом достиг того, что превзошел даровитейших мастеров красноречия». Он готовился даже к самому незначительному процессу и брался за защиту в случаях, когда от нее отказывались Помпей, Цезарь или Цицерон. Готовность прийти на помощь и обходительность, соединенные с дружелюбностью и простотой, снискали ему всеобщую любовь. Каждому он пожимал руку, даже если это был римлянин самого низкого звания, на приветствия отвечал сам и сам называл встречных по имени.

Он располагал также большими познаниями в области истории и, как говорили, занимался Аристотелевой философией.

Во время гражданской войны на молодого еще Красса обрушился тяжкий удар судьбы. После захвата Рима марианцами в 87 г. до н. э. под властью Цинны[88] начался террор популяров,[89] жертвами которого стали многие высокородные римляне. Отец Красса покончил жизнь самоубийством после того, как узнал об убийстве своего второго сына, имя которого осталось неизвестным. Марк Лициний Красе, чья жизнь также находилась в опасности, в спешке бежал в Испанию, сопровождаемый лишь тремя друзьями и десятью рабами. Отец его, бывший там когда-то наместником, приобрел в Испании множество друзей, и один из них спрятал юношу в обширной пещере на берегу моря и снабжал его там всем необходимым. Кроме того, он послал Крассу двух рабынь, считая, что в подобном случае «следует подумать и о приличествующих его годам удовольствиях».

Узнав, что в начале 84 г. Цинна был убит заговорщиками, Красе, проведший в пещере восемь месяцев, покинул свое убежище и вскоре присоединился к партии Суллы, т. е. оптиматам,[90] стремившимся к восстановлению сенатского правления. Он был поставлен во главе большой армии и показал себя одним из самых ярых приверженцев Суллы.

«После этих-то успехов, говорят, и зародились в нем впервые честолюбивые замыслы соперничать в славе с Помпеем. Помпей, хотя и годами был моложе Красса, и родился от отца, пользовавшегося в Риме дурной репутацией, навлекшего на себя глубокую ненависть сограждан, уже покрыл себя блеском побед в тогдашних войнах и выказал себя поистине великим, так что Сулла вставал при его появлении, обнажал голову и называл его императором — такой чести он нечасто удостаивал даже и старших по возрасту, и равных себе по положению людей. Это раззадоривало и раздражало Красса, которого не без основания ставили ниже Помпея. Ему недоставало опытности, а красоту его подвигов губили владевшие им от природы злые силы — корыстолюбие и скаредность». Так, однажды Сулле донесли, что Красе скрыл большую часть добычи, полученной при взятии умбрийского города Тудерции, нынешней Тоди. Но об этих подозрениях Красе заставил забыть после битвы у Коллинских ворот 1 ноября 82 г. до н. э. Во время этого решающего для судеб Рима сражения с самнитом Телезином, когда левое крыло армии Суллы, которым командовал он сам, было отброшено и смято, Красе, стоявший во главе правого крыла, одержал решительную победу над марианцами и сделал возможным установление диктатуры Суллы (подробнее эту битву мы описали в главе «Блеск и нищета»).

Однако после этого Красе вновь приобрел дурную славу, так как стал наживаться на конфискациях, связанных с последовавшим затем изгнанием противников режима, — огромные имущества он скупал по смехотворно низкой цене или даже выпрашивал их себе в качестве подарков. В Бруттии, нынешней Калабрии, он подверг преследованиям нескольких людей только для того, чтобы присвоить их состояния. Узнав об этом, Сулла отказался от его услуг и не привлекал более ни к каким общественным делам. Несмотря на то что Красе мастерски умел завоевывать доверие людей услужливостью и обходительностью, сам он был также падок на лесть. Кроме того, этот исключительно тщеславный и корыстолюбивый человек ненавидел и презирал всех, похожих в этом на него самого.