Талисман Белой Волчицы - Ирина Мельникова

Урядник, конечно, понимал, что никто не в состоянии ответить сейчас на этот вопрос, пока они не побывают на месте происшествия и не восстановят картину случившегося. Требовалось немедленно попасть на летник, но прежде предупредить людей, которые, несомненно, будут ждать их на переправе через реку.

— Каркея отправим к парому с запиской, чтобы двигались к летнику самостоятельно. Он же послужит отряду и проводником, — распорядился Алексей, удивляясь своей решительности.

Егор согласно кивнул головой:

— Дело говорите, Алексей Дмитрич! Пишите пока записку, а мы с Ермаком парнишке объясним, что от него требуется, а то ведь он ни бельмеса по-русски не понимает…

Через четверть часа они разъехались. Каркей с запиской в направлении Тесинска, в десяти верстах от которого должен был собраться на переправе конный отряд полицейских и «нукеров» Михаила Кретова, а урядник, Алексей и Ермашка — в обратную сторону — туда, где вырастал из-за тайги причудливо изрезанный горный хребет, на вершины которого уже лег первый снег…

До летника они добрались только через три часа и, к своему удивлению, обнаружили там несколько охотников из Ермашкиного аала во главе с самим сеоком. Здесь же был и шаман Таной, но сегодня он исполнил роль лекаря. Перевязав пострадавшую, он напоил ее отваром каких-то трав, после чего она мигом заснула. Перед этим же, по словам табунщиков, всю ночь кричала и корчилась от боли на полу избушки, а они боялись к ней подходить, потому что думали, что аба рассердится на них, если они помогут его обидчице.

А медведь, несомненно, ходил всю ночь вокруг избушки.

Лошади в загоне испуганно ржали, сбивались в кучу, а то вдруг принимались метаться из стороны в сторону. Табунщики жгли костры, стучали в медные тазы и ведра, стреляли в воздух. Но медведь не уходил, ворочался в буреломе и то и дело грозно и недовольно порыкивал.

Женщина продолжала стонать и метаться до самого утра, но речь ее стала совсем бессвязной, и она постоянно просила пить. Табунщики испугались, что она скоро умрет, и, лишь рассвело, отправили посланца со страшным известием в аал.

Женское лицо в потеках засохшей крови было искажено страданием, но Егору хватило одного взгляда, чтобы удрученно крякнуть и выругаться. Это на самом деле была Таиска — разбитная казачья вдова, веселая и заводная, истосковавшаяся по мужской ласке и потому так безоглядно променявшая покой и достаток прежней жизни на запретную сладость Захаркиной любви.

Первыми ее обнаружили собаки, которые подняли несусветный лай. Таиска не доползла совсем немного до летника и потеряла сознание, уткнувшись лицом в траву. Обрывок юбки, которым она кое-как обмотала голову, насквозь пропитался кровью. И когда табунщики, привлеченные лаем собак, наткнулись на нее, то приняли ее поначалу за мертвую, потому что все лицо ее и руки облепили муравьи.

Но в избушке она пришла в себя, пыталась даже что-то рассказать, но табунщики почти ничего не понимали по-русски, хотя догадались, что это медведь ранил ее и убил двух мужчин…

Кровавый след вывел их к старому зимовью с провалившейся крышей. Чуть в стороне виднелся развороченный балаган. Вся трава перед ним была залита кровью, валялись какие-то тряпки и сапог с оторванным каблуком и располосованной, словно ножом, голяшкой. Дверь в избушку висела на одной петле, и внутри ее и снаружи будто Мамай прошел со своей ордой. Оконная рама вырвана, смята и отброшена на тропу. Жестяное ведро со следами медвежьих зубов почему-то болталось на ветке рядом с рыболовной сетью, изодранной в клочья…

Собаки рвались с поводков, и Егор велел Ермаку привязать их покрепче, пока они с Алексеем не осмотрят место происшествия. А осматривали они его долго и тщательно, так что Ермак за это время успел выкурить три или четыре трубки.

Затем Егор подозвал охотника, и уже втроем они опять обошли поляну, заглянули в балаган, затем отправились по следу волока, который хорошо просматривался в траве. Мазки и лужи засохшей крови на траве однозначно подтверждали их подозрение, что он оставлен медведем, который утащил добычу, чтобы припрятать ее в укромном месте до той поры, пока она не начнет разлагаться.

Собак они продолжали удерживать на своре. Те волновались, но все ж не так сильно, как если бы медведь бродил поблизости. Охотники во главе с сеоком шли следом за ними и тоже были настороже: вертели, озираясь, головами и держали ружья на изготовку.

Кедровки раздраженно верещали и перелетали с одного дерева на другое, казалось, они только что слюной не брызгали от злости на людей, посмевших проникнуть в их вотчину. Но орали они именно на людей, медведя в кедровнике, похоже, и впрямь не было.

— Где-то здесь он их спрятал. — Егор остановился на краю таежного буерака и огляделся по сторонам. След вел в самую дурнину — бурелом, густо заросший кое-где еще цветущим кипреем, но уже изломанным и истоптанным, как трава и кустарник на поляне. — Здесь они, — уже более уверенно сказал Егор и махнул Ермаку. — Давай спустимся, посмотрим, что к чему!

Ермак передал собак одному из охотников и снял с плеча ружье. Алексей вытащил свой «смит-вессон». Егор заметил это и поморщился.

— Не ходите, Алексей Дмитрии, лучше сверху нас прикройте, в случае чего.

— В случае чего нас прикроют охотники, а я иду с вами!

Но Егор не сдавался.

— Вам лучше наверху остаться! Мало ли чего…

— Давай договаривай, — рассердился Алексей, — думаешь, я в штаны с перепугу наделаю? Ты за кого меня принимаешь?

— Дело не в том, — отвел глаза в сторону Егор, — просто я… — Он махнул рукой и огорченно посмотрел на Алексея. — Мы люди привычные, всякое видали…

— А ты что ж, Егор Лукич, за кисейную барышню меня держишь? — вспылил Алексей. — Я сюда приехал не гладью вышивать!

— Ну хорошо. — Егор натянул фуражку на лоб и что-то прокричал сеоку и его охотникам, окружившим яму со всех сторон. Затем повернулся к Алексею и приказал:

— От меня ни шагу, Алексей Дмитрич! Зверь, если что, имя-отчество не спросит! Видели, как он Таиску приветил?

Они спустились на несколько шагов вниз. Ермашка опередил их и первым оказался у кучи хвороста, по которой ползали полчища жирных зеленых мух. Еще больше их вилось в воздухе, и гудели они так, что заглушали остальные звуки. Алексей ждал, когда на него обрушится смрад. Но он-то как раз не ощущался, так, легкий, пока сладковатый душок — едва ощутимый запах тлена. Слишком мало времени еще прошло, да и ночь была холодна, чтобы дать трупам убитых основательно протухнуть, но зато он увидел торчащую из-под валежника хвороста голую окровавленную ступню с пожелтевшими ногтями. И весьма образно представил себе, что там находится. Тошнота подкатила к горлу, и он закашлялся…

— Эй, эй, эй! — прикрикнул на него Егор. — Я предупреждал…

— Все в порядке, — попытался ответить Алексей как можно бодрее, стараясь дышать через рот…

Ермак тем временем начал разбрасывать ветки, но вдруг, скривившись, отскочил в сторону…

— Итить твою мать! — выругался Егор и шагнул к куче. — Это что ж такое творится?

Алексей шагнул следом и первое, что увидел, — торчащие ребра разорванной грудной клетки…

Остальное он помнил слабо. Двигаясь, словно сомнамбула, он выполнял приказы Егора, который не стеснялся в выражениях, кроя по-матушке всех, и его в том числе, если что-то не получалось или выполнялось не так, как того требовал урядник. Но Алексей понимал, что трудно иначе разговаривать, собирая растерзанные останки людей.

Ермак привез с летника две кошмы, в которые завернули то, что осталось от Захара Бугатова и Ерофея Матвеева.

Затем сделали две волокуши и погрузили на них два похожих на коконы тюка с проступившими бурыми пятнами. Лошади нервно всхрапывали, взлягивали и никак не давали запрячь себя в волокуши, будто чувствовали, какой страшный груз им предстоит везти.

На долю Алексея выпала масса писанины. И протоколы надо было заполнить, и свидетелей опросить. С последними и вовсе было туго, многие вопросы табунщики попросту не понимали, даже в переводе Ермашки, а самая главная свидетельница Таиска до сих пор была без сознания.

— Я думаю, картина здесь ясна. — Егор присел на пенек рядом с развороченной избушкой. — В буреломе вместе с трупами Бугатова и Матвеева находилась лошадиная туша. Похоже, что кобылу медведь порвал чуть раньше.

Она вышла к избушке и сдохла. Не знаю, кому из них пришло в голову, — кивнул он на волокуши, — поставить петлю на медведя, по-моему, на такое только спьяну можно решиться.

— Они точно спирт пили, — изрек Ермашка и выбросил из-за спины жестяную банку из-под контрабандного спирта. — За избушкой нашел.

— Ну, значит, и вправду нажрались, — вздохнул Егор, — только, как поставить петлю на зверя, никто из них даже понятия не имел. Таиска хоть и охотница, но больше по гусям да глухарям.