Сполохи детства - Степан Калита
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все равно. Несмотря на то, что в тринадцать лет я пережил эту странную во всех отношениях историю, к Богу я обращаюсь только в минуты крайнего отчаяния. Я же помню, какое место Он занимает в кабаллистической иерархии потусторонних существ — очень незначительное. Но называть его имя я на всякий случай не буду. Лучше вообще держаться от всей этой мистики подальше. К таким выводам я пришел. Причем, церковники — те же мистики. Некоторые из них — вполне себе практикующие. Только силу они черпают из какого-то другого источника. Но мне об этом знать не обязательно. Человеку вообще все эти знания ни к чему.
* * *Отлично помню этот момент. Все вдруг стали мне говорить, что Рыжий мной интересуется. То один, то другой паренек из нашего района вдруг замечал: «Про тебя Рыжий чего-то спрашивал»… От этой информации мне было не по себе. Неизвестно, что у Рыжего на уме. Может, он за что-то на меня злится — и хочет отомстить. На всякий случай я стал носить с собой складной перочинный нож. Мне подарил его дед. Он резал ножом яблоки. Я поступал также, но думал, что нож может пригодиться и для самозащиты. По счастью, не пригодился. Когда я встретил наконец Рыжего, он обрадовался мне, как старому приятелю, которого давно не видел, крепко пожал руку:
— Давай отойдем, побазарим.
Я был вместе с Серегой. Мы переглянулись. Очень хотелось, чтобы Серега сказал: «Я с тобой». Но Серега отвернулся, сделал вид, что его происходящее не сильно заботит.
Мы отошли к лавочкам.
— Присаживайся, — предложил Рыжий.
Я сел, настороженно всматриваясь в него, стараясь уловить настроение этого непредсказуемого типа. Он при этом потирал ладони.
Точно так же он потирал их через несколько месяцев, когда рассказывал мне, как убил человека. При этом способ убийства он узнал в колонии, где провел к тому времени в общей сложности почти два года. Задушив кошку, труп Рыжий положил в ведро, и оставил в подвале на несколько недель — до полного разложения. Пикой (нож с тонким лезвием) он затем проткнул шкуру, и окунул нож в зловонную жижу. На лезвии остался трупный яд. Если верить Рыжему, этим ножом он ударил в ногу паренька на дискотеке, и тот через несколько дней скончался от трупного яда.
Рыжий вообще в определенный момент решил, что от меня можно ничего не скрывать. Хотя чутье у него было звериное. Но во мне он по ошибке ощутил родственную душу. Ему казалось, я такое же зло, как и он сам. Но я был злом только по отношению к нему и другим членам Банды. И желал им смерти. От меня шел, видимо, тот же запах опасности, что и от них. Этот запах легко уловим, если вам случалось общаться с людьми по-настоящему отчаянными — и способными на любой шаг в случае необходимости.
— Твой друг, — Рыжий ткнул пальцем в сторону Сереги, — обычный парень. Как эти… все… Но ты, ты — другой, у тебя есть мозги.
— Ты так думаешь? — он меня, и правда, удивил.
— Ты не думай. Я все замечаю. И все помню…
В этом я, честно говоря, сомневался. Иначе он понял бы, что я не забыл Володю Камышина и то, как они тыкали меня ножом возле футбольного поля.
— В общем, ты мне нужен. Есть такое.
— Для чего? — спросил я осторожно, подумав про себя: «Как же, только не хватало мне влезать в ваши темные дела. Да никогда!».
— Да просто нужен и все, — Рыжий хлопнул меня по плечу. — Слушай, Степк, ты играешь?
— Во что? — не понял я.
— В секу там, в очко, в буркозла?
— Немножко играю…
— Тут есть одно козырное место. Туда — только для своих. Но тебя пустят. Ты же со мной. Ты как насчет поиграть?
— Сейчас?
— Да. Башли есть у тебя?
— Нет.
— Ну и хер с ними. У меня есть. Посмотришь, как я играю. Пойдем, что ли, развеемся, пацан? Там, кстати, бесплатно коньяк наливают. Коньяк любишь?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Любишь, — ответил за меня Рыжий. — Кто ж его не любит. Особенно, на халяву.
— Мы, вроде, с Серегой собирались в кино.
— Да ну нах твоего Серегу. Тебя Рыжий приглашает. Давай, не блатуй. Поканали… — Он схватил меня за плечо, поднял с лавки и слегка подтолкнул к дороге. — Нам туда… — Пока, пацаны! — Рыжий махнул рукой Сереге, Сани и еще парочке ребят из нашего района, которые стояли поодаль. — Мы со Степкой по делам…
Я оглянулся на Серегу. Тот выглядел растерянно.
— Ну чего… Ты там не тушуйся, главное, — инструктировал меня по дороге Рыжий, — но и не отсвечивай тоже. Ты со мной. Но ты глухонемой. Понял? Ничего не говори вообще. А то они там такие ушлепки. Примут тебя не за того — и начнется кипеш. Они там вечно на стреме…
Неведомые «они» и вправду выглядели сильно обеспокоенными. Часть их суетилась, сновала по заведению, между столами, часть о чем-то надрывно спорила в стороне. До меня долетали их реплики: «папа не в теме», «сукой буду», «пройденный этап». На меня они поглядывали с сомнением. Словно прикидывали — выкинуть этого не вписывающегося в обстановку малолетку прямо сейчас или немного погодить. Их явно не устроила брошенная Рыжим фраза «он со мной». Тем более что отношение к самому Рыжему было тоже не фонтан. Он потребовал принести ему коньяк, но ему отказали. Тогда он принялся ругаться с каким-то типом в серых брюках и жилете. В конце концов, после двадцатиминутной свары нам принесли два граненых стакана с коньяком. На край были прицеплены надорванные лимонные дольки, такие тонкие, что сразу становилось ясно — экзотический фрукт очень дорог, и нас здесь не уважают.
— Ну давай, пацан, — Рыжий поспешно чокнулся с моим стаканом, вылакал коньяк и закусил лимоном. — Хо-ро-шо, — заключил он… Выпучил на меня глаза: — Ты чего? — Пей давай.
Я проглотил коньяк, поперхнулся, закусил.
— Ну как?
— Хорошо, — повторил я вслед за ним.
— То-то же. Эй, ты! — Рыжий снова обратился к типу в жилетке. — Повтори коньяк… Что «нет»? Как «нет»? Повтори, я тебе сказал. Не надо мое терпение испытывать. Я тут денег столько оставил. Вы мне, бля, должны.
Повторилась пятнадцатиминутная ссора с настоятельными уговорами. В конце концов, коньяк принесли. Но когда мы сели за стол, и Рыжий принялся играть в очко, выпивку приносить отказались уже наотрез. Тогда он извлек красную десятирублевку, сунул ее мне и попросил:
— Будь братом, притарань коньяку.
— Но мне же не продадут, — растерялся я.
— Чего-о? — протянул Рыжий. — Да брось ты. Кончай ныть. Конечно, продадут. Давно бы уже смотался. Видишь, мне фартит. — Он продемонстрировал двух тузов.
— Еще? — спросил банкующий.
— Очко. Золотое, — Рыжий бросил карты на стол.
Я отправился за коньяком, размышляя о том, что попал, как кур в ощип. Рыжего я ненавидел. Мне было рядом с ним крайне дискомфортно. Я ощущал себя человеком, который забрался в клетку к тигру, и тот играет с ним, думая попутно, не сожрать ли его. Хотелось уйти — и не возвращаться. К тому же, в этом злачном месте и атмосфера была очень нехорошая, тяжелая. Давила на психику.
Я миновал вышибалу на дверях, здоровенный лысый мужик в спортивном костюме, прошел пустынным коридором общаги, мимо открытой двери кухни, воняющей помоями (на ней сидели местные обитатели, втроем вокруг одной большой кастрюли, накручивали на вилки лапшу). Вниз вела прокуренная лестница, хоть топор вешай. На площадках чадили курильщики, жадно втягивая табачный дым в легкие. Пересек школьный двор, где гоняли в футбол беззаботные ребята, миновал несколько жилых домов, дошел до продуктового, вход в винный был с торца. Здесь вечно собирались люди с сизыми лицами, соображающие на троих. В магазине оказалась очередь — завезли водку. Коньяка не было. Только портвейн и водка. Я решил, лучше водка, чем ничего. И примерно через полчаса взял две бутылки. Сунул их в карманы штанов, прикрыл рубашкой… Когда миновал охранника на входе в подпольный игровой зал, он потребовал показать, что несу.
— Со своим нельзя!
— Как нельзя? — опешил я. — Я не для себя…
— Да какая мне разница. Нельзя!
Тут, к счастью, появился Рыжий, куда мрачнее, чем раньше.
— Где где ходишь?! — буркнул он, не обращая внимания на вышибалу.
— Там очередь, — пробормотал я. — И не пускают…
— Кто?! Не пускает?! — взвился Рыжий, уставился на охранника. Тот отвернулся, изображая безразличие. — Этот, что ли? — Бутылки оказались в его руках, и он удивленно протянул: — Во-о-одка? А че, коньяка не было?
— Не было.
— Ну ты, блин… Ладно, пошли.
Внутри Рыжий потребовал принести стаканы. Присел за столик, поставил две бутылки.
— Вот и поиграли, — сказал он, разливая.
— А что, все уже?…
— А что все уже?! — передразнил Рыжий. — Все, бля. Проиграл, на хер все. Очко — оно такое. — Выругался. — Сдача где?
Я протянул деньги. Он тщательно пересчитал мятые рубли и мелочь. Удовлетворенно кивнул… Затем налил стакан и медленно выпил залпом. Кадык так и ходил под кожей… Рыжий сразу захмелел, маленькие глазки его заблестели, исподлобья он оглядел заведение… А в следующие полчаса Рыжий нажрался в свинью… точнее, в ревущего не своим голосом молодого и сильного кабана. Животное сначала бросалось на местное беспокойное начальство, потом засветило парню в жилетке по скуле. Охранник и еще двое схватили Рыжего, протащили через все заведение, сшибая стулья, и выкинули в коридор. Я аккуратно просочился следом. Но на этот раз Рыжий вернулся. Ворвался внутрь и принялся переворачивать столы. Тогда его уронили лицом об пол, немного попинали, пронесли через коридор и кинули вниз с лестницы. Я думал, после такого падения выжить невозможно. Но он пересчитал ступени, врезался мордой в стену и остался сидеть на прокуренной лестничной площадке, пересчитывая снова и снова рассыпавшуюся мелочь. Я помог ему собрать деньги, сунул их ему в карман, и потащил Рыжего на улицу. Губы у него были разбиты, бровь рассечена, общежитие он порядком закапал кровью — с третьего до первого этажа.