Желтый дом. Том 2 - Александр Зиновьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подраспустились вы, скажу я вам по секрету. Зажрались. Больно грамотными стали. С Запада дурной пример берете. Но погодите, всему свое время. Вот подымем сельское хозяйство и за это дело возьмемся. Мы вас в порядок приведем, будьте уверены! Кастрировать не будем. Мы не индусы и не китайцы какие-нибудь! Дадим вам всем порошки успокоительные. Или укольчики. Сейчас уколы очень помогают! Воспитательную работу, конечно, проведем.
— А как же дети? — робко вякает кто-то из заднего ряда.
— А при чем тут дети?! Дети — это наш священный долг и обязанность. Это — наша смена. Без детей новое коммунистическое общество не построишь. А Родину кто будет защищать?! Пушкин, что ли?! Я про секс говорю, а не про детей. Мы нашу здоровую социалистическую семью никому не позволим разрушать!
Я слушаю Мао Цзэ-Дуньку, усмехаюсь, а в глубине души слышу некий шорох ужаса. А ведь на самом деле Они дадут всем эти успокоительные порошки и укольчики вколют. И не из злого умысла, а по доброте душевной, заботясь о нашем же благе. И сделают это как-то незаметно, между прочим. А что, если?.. — скажет какая-нибудь Мао Цзэ-Дунька. Скажет и подмигнет понимающе. И прочие Мао Цзэ-Дуньки понимающе подмигнут или кивнут слегка своими руководящими черепами. И все! И дело будет сделано! Чуточку этого секса оставят, чтобы строителей коммунизма и защитников Родины плодили. Но не больше. Никакого чтобы баловства! А развлечения и прочее — это Они для себя оставят. Еще бы! Им положено, ибо Они на благо всего прогрессивного человечества трудятся!
— Что вы думаете, — продолжает поучать Мао Цзэ-Дунька, — если от природы, так и твори что угодно? Спи с кем попало? Нет, милые мои! Это дело еще заслужить надо! Проявить себя надо! Показать с хорошей стороны. А там мы посмотрим, кому что положено. Это вам не игрушки. Секс — это дело серьезное! Государственное! Партийное, можно сказать.
Исторический эгоизм
На историю человечества я смотрю с позиции, которую можно было бы назвать историческим эгоизмом. Поясню, что я имею в виду. Раньше были короли, герцоги, рыцари. И были рабы и крепостные крестьяне. Первые наслаждались жизнью, а вторые страдали. Но у меня нет сочувствия к страдавшим. А что касается первых, то их существование для меня оправдано одним только тем, что они дали сюжеты для прекрасных сказок. Если бы не было реальных принцев и принцесс, не было бы и сказок о них, и жизнь человеческая померкла бы. Возьмем теперь массовые репрессии и концлагеря сталинского периода. Не будь их, не было бы той мощной разоблачительной литературы, которая появилась в последнее время. Сталинский период дал пищу для миллионов голов, причем на века. Что была бы история Египта без пирамид, а история Франции — без Наполеона?! Исторический эгоизм состоит в том, чтобы рассматривать все происходящее в мире исключительно как материал и повод для твоих собственных размышлений и переживаний. Для исторического эгоиста все есть лишь пример для его глубокомысленных рассуждений. Возьмите, говорит он древний Египет. Три тысячи лет потребовалось, чтобы... Три тысячи лет! И говорится это с таким видом, будто это — три минуты. А если эти три минуты прошли в ожидании у двери занятого туалета, исторический эгоист говорит о них с более сильной эмоциональностью. Или возьмите гитлеровские газовые камеры, продолжает исторический эгоист совершенно невозмутимо (это вам не очереди ждать в туалете под угрозой наделать в штаны!). Всего пять миллионов евреев сожгли, а шуму — до сих пор не успокоятся. В наших концлагерях погибло около шестидесяти миллионов, а только теперь начали признавать факт существования таких лагерей. О чем это говорит?
И в самом деле, о чем? А о том, говорит с легкой усмешкой исторический эгоист, что наш брат Иван стоит в десять раз дешевле, чем их брат Хайм. А чтобы китайцы произвели такой же шум, им надо по крайней мере двести миллионов своих собратьев угробить. Смешно, не правда ли?
Вот и сейчас, наблюдая то, что происходит здесь вокруг меня, я получаю интеллектуальное наслаждение от созерцания мерзостности и нелепости происходящего. Для меня зрелище полупьяной Мао Цзэ-Дуньки, хлопающей Матренадуру по могучему заду и изрекающей «Да с таким народом, как наш, мы всему миру сопли утрем!», равносильно зрелищу пирамид, трупов Освенцима, орд Чингисхана, разгромленной армии Наполеона... И зрелище это дает мне пищу для размышлений над проблемой эпохального значения: утрут Мао Цзэ-Дуньки и Матренадуры сопли всему миру или нет? Ну, Западу утрут, это ясно. А как быть с китайцами? У них своих Мао Цзэ-Дунек больше миллиарда. Не многовато ли? Не мешало бы сократить вдвое. Нет, лучше раз в десять. Но как сделать, чтобы это не выглядело как нарушение прав человека? Лучшие умы человечества бьются над этой проблемой. Пока лучшее решение проблемы — мое: построить всех китайцев-мужчин, выдать на каждые десять человек одни ножницы и лезвие для безопасной бритвы (можно бывшее в употреблении) и приказать им отрезать детородные органы. И все! Что, кажется, может быть проще?! В этом огромное преимущество исторического эгоизма. Для него неразрешимых проблем нет, подобно тому, как для большевиков не было таких крепостей, которых они не могли бы взять. Только где теперь эти крепости?
Покушение на Брежнева
Смотрели как-то телевизор, рассказывал Парень. Показывали не то проводы, не то встречу какого-то западного правителя на аэродроме. Родственник обратил внимание на мощную охрану наших руководителей, но с некоторой насмешкой. Мол, эта охрана лишь по видимости мощная. На самом же деле в ней есть уязвимые звенья. И если кто-то заинтересованный догадается, то сможет устроить пакость без особого труда. Ильин слушал Родственника внимательнейшим образом. Он догадался, что ему предоставляется шанс привести свой замысел в исполнение. На орбите в это время болтались какие-то космонавты. Скоро они приземлятся. Будет торжественная встреча на аэродроме, затем кортеж машин с вождями и космонавтами последует привычным маршрутом в Кремль. На маршруте что-то учинить немыслимо. Да и на аэродроме пробиться к вождям практически невозможно, как бы Родственник ни клонил внимание в эту сторону. Как это ни странно, но самое удобное место — Кремль. Но как туда попасть?
Родственник снял свой милицейский китель и повесил на спинку стула. Небрежно сунул пистолет в ящик письменного стола. Переключил телевизор на другую программу — передавали хоккейный матч. Жена Родственника приготовила выпивку и закуску. И о вождях, казалось, позабыли. Но именно в этот момент Ильину пришла в голову гениальная идея: одеться в форму милиционера и вклиниться в охрану. Но надо перехитрить Их. Не случайно появился здесь этот Родственник. Не случайно сунул пистолет на его глазах в незапираемый ящик. Не случайно завел речь об уязвимости охраны. Не случайно намекает на аэродром. А я Их все-таки перехитрю, думал Ильин. На аэродром в милицейской форме надо направить приятеля. Форму надо, конечно, украсть у Родственника. И пистолет. А где-то надо раздобыть другую форму. И другой пистолет, ибо этот, может оказаться, не выстрелит. Пистолет не проблема, можно взять из части. А форма... Что, если убить милиционера? Нет, это не годится. Сразу разгадают, что к чему. Да и в этом нет необходимости. За хорошие деньги можно купить любой мундир. И тот, кто продаст, не выдаст во избежание неприятностей.
Наступил ожидаемый день.
Введение в спунологию
Какую роль играет образование с точки зрения возможностей активного сна? Смотря какое. Профессиональное образование никакой роли не играет, а общее (или гуманитарное, как иногда говорят) может сыграть огромную роль. Ну а если, спросите вы, гуманитарное образование является профессиональным? Такого быть не может. Поясню в чем тут дело.
Я различаю профессиональное образование и общее по такому признаку: первое приобретается для заработка и вообще для самоутверждения в обществе (оно утилитарно), а второе для души. Потому вы можете быть высокопрофессиональным философом, филологом, историком, искусствоведом, будучи полнейшим ничтожеством с точки зрения общего образования. И можете иметь высокое общее образование, будучи инженером, физиком, биологом. Чаще, однако, хорошее образование (общее) имеют люди с гуманитарным образованием. Но не потому, что оно само по себе дает это общее образование, а потому, что люди, склонные к общему образованию, чаще идут в гуманитарные науки. В общее образование могут входить не только сведения из гуманитарных наук, но и из естественных наук, из техники, из изобразительного искусства, из литературы и даже из области спорта и военного дела. Общее образование — это совокупность сведений, которые человек так или иначе приобретает об окружающем его мире и которые становятся составной частью его «я».