Людовик XIV - Франсуа Блюш

К тому же эти общие и частные меры представляют всего лишь какой-то аспект политики Кольбера и короля. Другие королевские грамоты поощряют изобретения или более ограниченные производственные начинания. Так, например, грамоты от 18 декабря 1664 года поощряют «производство, продажу и сбыт свечей из искусственного воска… четырех разных величин и цен»; господин Эли Бонне получает 1 марта 1665 года привилегию на «создание новой кожевенной фабрики»{201}. Обширно законодательство, касающееся создания гильдий. Оно имеет в общем отношение к главам ремесленных гильдий и к строго контролируемым ремеслам: жестянщикам Лиона (март 1662 года), мясникам города Труа (март), парижским торговцам кожи (июль), оптовикам Шалона (август), парижским жестянщикам (декабрь 1663 года), старьевщикам столицы (сентябрь 1664 года), кожевникам Парижа (ноябрь), парижским стекольщикам (февраль 1666 года), оптовикам Меца (август), ремесленникам, производителям шерстяной саржи, Амьена (август), производителям золотой парчи Тура (март 1667 года), портным Лиона (также в марте), производителям нагрудников-апостольников Лиона (июль 1669 года), слесарям-производителям замков и всяких запоров Труа (август){201}. Огромное количество этих предписаний, одобрений уставов, привилегий долго заставляло думать, что Кольбер терял уйму времени на контролирование ремесел и для наведения в них дисциплины. И министр действительно об этом много заботился, но он это делал, не давая никаких поблажек главам ремесленных гильдий. Королевские грамоты от мая 1661 года «Об освобождении от налогов ремесленников города Лиона и глав ремесленных гильдий»{201} не были единичными мерами. В Париже, например, у свободных ремесленников торговый оборот был выше, чем у цеховиков и гильдия оптовиков, у которой было неограниченное поле деятельности, была как бы троянским конем свободного труда, введенного в святая святых шести знаменитых корпораций{251}.

Под напористым влиянием Кольбера король стал больше, чем цеховым организациям, уделять внимания законодательству и регламентации, имеющим целью повысить елико возможно качество французской индустриальной продукции, предназначенной для экспорта. Многие нередко упрекают XVII век за такую политику, считая ее принудительной, слишком государственной, глупой и мелочной. Однако: 1. И мы до сих пор не отбросили этот способ действия — Французская ассоциация стандартизации поощряет качество, раздает прямо или косвенно государственную марку, в частности, знаменитый знак ФС (французский стандарт), который (создается впечатление) исходит непосредственно из кабинета господина Кольбера. 2. У нас меньше оснований, чем у наших предков, навязывать столь точные стандарты. Дело в том, что Кольбер задался целью в своей политике одновременно «восстановить качество производства» в мастерских и поощрить создание и деятельность новых мануфактур. Можно ли успешно конкурировать с Венецией, Фландрией, Голландией, располагая лишь посредственными тканями? Можно ли помешать придворным и богатым людям делать покупки за границей, если Франция не в состоянии им предложить конкурентоспособную продукцию? Вот чем вызвана необходимость появления эдиктов о строгой регламентации национального производства.

Стало быть, эдикт от августа 1669 года «О правилах и общих положениях, касающихся длины, ширины, качества и покраски сукна, саржи и других шерстяных и хлопчатобумажных тканей» ни в коей мере не является выражением навязчивого канцелярского метода управления, внедренного генеральным контролером, это просто призыв к профессиональной совести в интересах страны. Речь идет не о ниспровержении структур, а о коренном изменении привычек, мешающих победить в борьбе за положительный торговый баланс.

Неоднозначные результаты

Такие огромные усилия должны бы были, казалось, дать хороший результат. Но слишком много не поддающихся контролю факторов помешали Кольберу проводить свою политику или исказили ее. Длительная Голландская война заставила, как мы знаем, французское правительство отойти от курса на выздоровление финансов и опять прибегнуть к крайним средствам. Если Кольбер и пытается выправить положение после Нимвегенского мира (1679), то уже с меньшим рвением и не так результативно.

Подданные короля, которых сравнительно легко поднять на защиту страны и вообще на войну, не очень хотят участвовать в экономических битвах, а если и хотят, то на свой лад, а не так, как им это пытается навязать Кольбер. Марсельские негоцианты очень деятельные люди, но их мало интересуют кольберовские компании. Купцы Нанта, Сен-Мало, Ла-Рошели также держатся в стороне. Многие предпочитают заниматься поставкой кораблей для участия в военных действиях, нежели вступать в компании, где действует устав. Эдикт 1669 года не способствовал созданию торгового дворянства; он всего лишь помог негоциантам, возведенным королем в дворянство, без помех продолжать заниматься торговлей. В то время частные капиталы заставляют себя долго ждать: королю придется прибегнуть 17 января 1669 года к специальному приказу, чтобы добиться поступления в кассу Ост-Индской компании второй трети капитала акционерного общества{201}. Министр хотел, чтобы, как в колониальных компаниях, так и в мануфактурах, капиталы частных лиц постепенно заменили государственные ссуды и свободная торговля обрела бы равномерные темпы развития. Колебания торговцев тормозят «разгосударствление» и вместе с тем подрывают многие важные начинания.

В самой Левантийской компании (1670) были заложены причины ее провала. Вместо того чтобы основать эту компанию в Провансе, ее основали в Париже. Она должна была стать торговой и портовой, а в нее включили шестнадцать парижан, имеющих кое-какое отношение к финансам и близких к министру, и только двух марсельцев{129}. Вест-Индская компания, которая была не в состоянии прокормить колонистов американских островов и обеспечить им достаточное количество африканской рабочей силы, утратила свою монополию (1666) уже через два года после основания. Северная компания, которую негоцианты так же бойкотировали, как и другие компании, и которая тоже находилась в подчинении финансистов, никогда не приносила хороших доходов и дожила всего лишь до 1684 года. Но в ее актив все же можно вписать две большие заслуги: она обеспечила присутствие в Балтийском море нашего торгового флага и дала возможность снабжать наши арсеналы множеством материалов, необходимых для кораблестроения. Но в этом деле участвовали и королевские деньги — торговые суда компании, в большой мере субсидировались государством, заинтересованным в усилении своей военной мощи, из-за отсутствия поддержки со стороны частного капитала пришлось долго ждать рентабельности; а ввиду отсутствия должной рентабельности капиталы улетучились еще быстрее. Не скажешь о государстве, которое временно лишили поддержки свои собственные капиталисты, что в нем процветает управленческий метод!

Французская Ост-Индская компания, хотя и оставленная далеко позади своими английскими (1601) и голландскими (1602) соперницами, располагала всем необходимым, чтобы стать одной из главных составных частей нашей экономической и колониальной структуры. Конечно, голландцы, которые опередили нас на шестьдесят лет и которые отличались замечательными предпринимательскими способностями, уже сумели обосноваться на островах Малайского и Филиппинского архипелагов, на мысе Доброй Надежды и на Цейлоне, не говоря уже о том, что они создали конторы в Индии. У них было в Индийском океане 80 000 моряков или агентов, 15 000 солдат{129}, что соответствовало мощи большого европейского королевства. А англичане владели Бомбеем, Мадрасом и побережьем Бенгала. Но в этих далеких краях, где призрачные сокровища Голконды никогда по-настоящему не затмевали осязаемые богатства (голландская компания обеспечивала своим акционерам пятидесятипроцентные дивиденды, а англичане — стопроцентные), было еще место для предприимчивой нации, для смелых моряков, для ловких торговцев и даже, может быть, еще и для колонистов. Отдаленность этих мест колонизации, высокая стоимость экспедиций почти полностью исключали возможность участия в этом деле частных предпринимателей. В этих далеких морях регулируемые уставом компании полностью оправдывали свое существование. Но, увы, нам никогда не удавалось найти такое же количество капиталов, таких же хороших администраторов, колонистов, негоциантов, моряков, как нашим соперникам. Королю пришлось и в этом деле почти полностью брать на себя необходимое обеспечение и делать это за свой счет. Между тем просчеты, допущенные при повторных попытках колонизировать Мадагаскар (1665–1674), подтачивали терпение и волю Людовика и Кольбера. Устройство колонии на острове Бурбон (1665), создание торговых отделений Сурата (1667) и Пондишери (1670), казавшихся столь многообещающими вначале, далеко не соответствовали затраченным усилиям и средствам. Это был политический успех, но экономический провал.