Девятый круг - Фернандо Льобера

Второй сюрприз еще находился в пути.

Беатрис выключила мотор и фары, и машина бесшумно остановилась на одной из улиц, выходивших на маленькую площадь, где припарковался Монтанья. Они с Пабло только что сменили группу, следившую за Монтаньей на протяжении дня. Утро Беатрис провела в управлении и поспала в сиесту, чтобы не клевать носом ночью. С Себаштиану она наскоро перемолвилась парой слов перед его вылетом в Англию. Наверное, она будет скучать.

Площадь, куда привел полицейских Монтанья, утопала в зелени каштанов, окружавших множество двухэтажных особнячков. В центре плошали стоял на пьедестале скромный памятник какой-то известной личности. Его окаймлял узкий проезд, вымощенный брусчаткой, где двум машинам было не разъехаться. Площадь была небольшой, не более тридцати шагов в ширину. Но Монтанья настолько увлекся своими мыслями, что пропустил сигнал опасности: красную машину, мотор которой глухо потрескивал, остывая в промозглой ночи. Чуть-чуть потеплело по сравнению с предшествующими неделями, но снова зарядили проливные дожди. Ели так пойдет дальше, то городские коллекторы переполнятся.

Травматолог притормозил у гаража, автоматическая дверь бесшумно открылась, и он уверенно заехал внутрь.

— Позвони и узнай, кому принадлежит дом, — распорядилась Беатрис.

Кивнув, Пабло взялся за мобильный.

Что теперь делать с Себаштиану? Он ведь совершенно не виноват, что у нее возникли проблемы с Гонсалесом. И Каин? Детективы постепенно, шаг за шагом, приближались к нему.

Она чуяла запах крови, точно проголодавшаяся акула. Интересно, что поделывает сейчас Португалец?

Беатрис вернулась мысленно к событиям вчерашнего дня и едва не заскрипела зубами от злости. Она едва не поймала очередного убийцу и упустила его по своей вине. Будь она немного попроворнее, старый оборванец не ускользнул бы. Она вспомнила Роса и его ночную эскападу. И снова они были на волосок от удачи, но что-то его напугало. Может, звонок? Скоро это выяснится, так как она уже обратилась в телефонную компанию с просьбой проверить все вызовы Роса тем вечером. С кем он хотел встретиться в Моралехе? Беатрис казалось, будто сам Люцифер сплел этот дьявольский заговор и посмеивается, сидя в одном из роскошных загородных особняков.

Беатрис устроилась поудобнее на сиденье: у нее все еще болел лоб и ушибы, полученные, когда она скатилась с лестницы. Слава Богу, ничего не сломано.

— Любопытно. Дом является собственностью акционерного общества, зарегистрированного на острове Мэн, — сообщил Пабло, закончив телефонный разговор.

Беатрис, продолжая следить за домом, уточнила:

— И что тут любопытного?

Пабло выпустил в окно струю дыма, не обращая внимания на возмущенный взгляд напарницы.

— Этот остров — налоговый рай. Ты же понимаешь. — Он подался вперед, пытаясь рассмотреть объект сквозь запотевшее стекло. — Такое впечатление, что в доме ни души. Света вообще нет. Что ему тут понадобилось?

Беатрис передернула плечами.

— Завтра не забудь послать запрос об этой любопытной компании и позвони ребятам из налоговой.

Пабло покосился на Беатрис и ограничился тем, что мотнул головой в сторону дома:

— Окно на втором этаже.

Действительно, там висела табличка охранной фирмы, и Пабло обругал себя за то, что не увидел ее раньше. Накануне, когда Беатрис с Пабло следили за Росом и спонтанно пустились в погоню за убийцей-поджигателем, другая группа наблюдения дежурила у виллы травматолога в Боадилье-дель-Монте, в тридцати километрах от Мадрида. Вечеринка с двумя девушками затянулась допоздна — ночные бабочки покинули жилище врача только в четыре утра. Травматолог вышел в девять и отправился на работу в госпиталь. Вскоре появилась домработница и пробыла в доме до полудня, после чего вилла опустела. Полицейские воспользовались моментом и осмотрели мусор, который вынесла горничная. Они нашли несколько окурков косяков марихуаны и пакетик из-под кокаина. Те же самые полицейские позднее засекли толкача (хорошо известного в Мадриде и его окрестностях), нарисовавшегося, как только хозяин вернулся с работы. Эти же ребята попросили затем дилера уточнить характер его взаимоотношений с фигурантом. «Вывод: Монтанья любит поразвлечься», — подумала Беатрис.

Теперь Монтанья навестил особняк в Эль-Висо, собственность предприятия, обосновавшегося в налоговом рае.

Второй сюрприз, совершенно неожиданный для обоих детективов, подъехал к железным воротам, выкрашенным зеленой краской, на мощной многолитражной машине. Гость вышел из салона и нажал на кнопку домофона.

Пабло достал прибор ночного видения, пригляделся к нему и присвистнул.

— Что такое? — спросила Беатрис.

Пабло откорректировал фокусировку и еще раз пристально изучил визитера.

— Ты не поверишь: Франсиско Оркахо, in person.[67]

— Ты шутишь! — подскочила Беатрис и потребовала у напарника инфракрасный бинокль.

Франсиско Хосе Оркахо считался одним из худших правонарушителей. Суровый приговор суда за сводничество и наркоторговлю можно было назвать справедливой оценкой его социальной деятельности, хотя примерное поведение в тюрьме и дорогие адвокаты обеспечили ему скорое освобождение. Беатрис узнала шрам, рассекавший его правую щеку от виска до подбородка, словно геологический излом породы. Он носил теперь более короткую стрижку и бородку, тонкой щеточкой сливавшуюся с бакенбардами, но лицо матерого зверя не узнать было невозможно. Она пронаблюдала (сквозь прибор ночного видения картина представала в ярко-зеленом свете), как Оркахо склонился к видеофону, изобразив радушную улыбку. Ворота открылись, но преступник не спешил входить. Вместо этого он попятился к машине, открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья и подал руку.

У Беатрис перехватило дыхание.

Луис Монтанья нетерпеливо расхаживал по гостиной дома в Эль-Висо, который ему предоставляли для таких особенных случаев. Особенных и нечастых. И еще возбуждающих и соблазнительных, мог бы добавить он, невероятно возбуждающих. Он знал, что это грешно, незаконно и не ведет ни к чему хорошему, но удержаться не мог. В сочетании адреналин, тестостерон и чистейшая живительная сила, как сказали бы его друзья из федерального округа, дарили ему великолепные, яркие переживания, острее и слаще которых он не испытывал никогда в жизни. С ними не могли сравниться ни удовлетворение после первой операции (множественная травма свалилась на него как снег на голову в конце долгого дежурства), утомительной, но воодушевляющей, ни эйфория от граммов белого порошка, к которому он прибегал чаще и чаще, ни ласки сотен сеньорит, платных или влюбленных, постоянно сменявших одна другую в его постели. Сказать, что эта дивная смесь позволяла ему почувствовать себя живым, — все равно что утверждать, что капитан Ахаб выказывал легкий интерес к белым китам.

Сначала Монтанья сидел впотьмах, но вскоре спохватился и бросился зажигать люстры. Он окинул взором гостиную: диваны и кресла, обтянутые светлой набивной тканью, камин, светящийся фальшивым газовым пламенем, дорогие картины, библиотека — и ни одной фотографии. Доктор отметил, что некто (наверное, прислуга, убиравшая апартаменты) поставил в вазы свежие букеты цветов. Монтанья поднялся на второй этаж по лестнице, покрытой ковром из волокон рафии,[68] и вошел в главную спальню. Он прищелкнул языком. Все как обычно: широкая кровать с деревянным балдахином с легким льняным пологом была застлана свежим надушенным бельем. Травматолог вернулся на первый этаж и подошел к бару, вмещавшему дюжины бутылок с напитками на любой вкус. Интересно, кто еще пользуется гостеприимством этих апартаментов? Монтанья открыл бутылку шотландского солодового виски двадцатипятилетней выдержки и положил в низкий бокал два кубика льда из полного ведерка. Это снова позаботилась прислуга, или он лично проявил внимание? Затем доктор налил себе щедрую порцию спиртного.

Монтанья нервно метался по гостиной. Наконец напряжение сделалось невыносимым. Он поставил бокал на стол и опустил руку в карман пиджака, элегантного и дорогого. На стеклянном столе он бережно развернул пакетик и с помощью золотой кредитной карточки «Виза» разделил тончайший порошок превосходного качества на две аккуратные дорожки. Белый порошок втягивался неспешно, словно товарный поезд. Стоя у стола на коленях, Монтанья откинул голову и закрыл глаза, дожидаясь отклика всех чувств на возбуждающее действие наркотика. Мощная эрекция искала выхода, так что брюки стали тесны в паху, что в сочетании с верными спутниками — белым порошком и ароматным янтарным напитком — обещало в скором времени РАЙ — большими буквами.

Раздался звонок домофона.

— Паршивый сукин сын.