Талли - Паулина Симонс

Она открыла глаза и увидела, как Линн, прижимается губами к лицу Дженнифер, прижимается к ней в попытке… Талли не знала чего, и быстро закрыла глаза и прижала пальцы к глазам, чтобы не видеть, чтобы спрятаться от вида Линн Мандолини, чтобы это прекратилось, прекратилось. Но было слишком поздно. Образ Линн, склонившейся и в отчаянии прижимающейся губами к тому, что осталось от Дженнифер, словно выжжен у Талли в мозгу. Она закрыла глаза, но продолжала видеть перед собой обезумевшую мать, склонившуюся над своей единственной дочерью.

Все еще стоя на коленях, Талли переползла в ванную.

— Миссис Мандолини, миссис Мандолини, — шептала она, опустив голову. — Ничто не поможет.

Но Линн не слышала Талли за своим чудовищным криком, от которого у Талли бежали по коже мурашки.

— Пожалуйста, миссис Мандолини, — беззвучно повторила Талли, бросив быстрый испуганный взгляд в ванну.

Она лежала на руках у матери. Лежала на ее руках. Она лежала на них, когда родилась, и лежала на них сейчас. Что ж, это правильно, она и должна лежать на руках матери, а не на моих.

Линн заслоняла от Талли лицо Дженнифер, но она видела, что лицо Линн и ее руки, и белая футболка Дженнифер, и пол, и занавеска душа, и стены, и унитаз, — все было залито, пропитано и сочилось тем, что осталось от Дженнифер.

Раздался звонок в дверь; Талли спустилась вниз, чтобы открыть. На пороге стоял полицейский.

— У вас все в порядке? — спросил он, приподняв фуражку. — Ваша соседка через дорогу, — он указал на пожилую женщину, стоявшую поодаль, — подумала, что у вас неприятности.

— Да, есть… неприятности, — тускло сказала Талли, и тут Линн закричала снова. Полицейский мягко отстранил Талли и взбежал наверх. Талли застыла у открытой двери. «Я могла бы сейчас уйти, уйти прямо сейчас, просто выйти на улицу, пройти по тропинке, выйти на проезжую часть и уйти с Сансет-корт, уйти с Сансет-корт навсегда».

— Мисс, мисс…

Полицейский сбежал вниз. «Теперь у него совсем другое лицо, чем когда он вошел», — подумала Талли.

— Мы должны вызвать «скорую помощь», — сказал он, и Талли заметила, что его трясет. Она также заметила, что чем сильнее взбудоражены окружающие, тем спокойнее становится она сама. Чем дольше она слышала крик Линн Мандолини, тем сильнее что-то захлопывалось у нее в сердце. И чем спокойнее становились ее руки и ровнее дыхание, тем меньше она молилась и закрывала глаза. И сейчас, когда она столкнулась с чуть ли не паническим стремлением этого человека вызвать «скорую», ей стало почти… почти смешно.

— Я думаю, уже поздно, — сказала она.

Тем не менее «скорая» приехала — минут через десять. Две машины. И еще одна полицейская. Яркий бело-голубой свет фар и мигалок бил по глазам так настойчиво, что почти стер изображение красной крови Дженнифер. Вой сирен, разносившийся по всей улице, почти заглушил жуткий крик Линн. Санитары «скорой помощи» позвонили в дверь и вежливо ждали, когда Талли им откроет, точно так же, как это делают страховые агенты или водопроводчики. «Вы уже позаботились о страховке?» «Мы пришли заменить вам трубы».

Распахнув дверь, она указала наверх, где полицейский безуспешно пытался оттащить Линн от дочери. Прежде чем подняться наверх во второй раз, он зашел в туалет на первом этаже, и там его вырвало. Но Талли все равно услышала. По сравнению с криком эти звуки показались ей музыкой. Врачам пришлось вколоть Линн пять кубиков торазина, и только после этого ее, наконец, удалось оторвать от Дженнифер.

— Мисс… как ваше имя, мисс? — спросил другой полицейский, дотронувшись до руки Талли. Она вздрогнула от его прикосновения.

— Мейкер, — выговорила она деревянными, как после укола новокаина, губами. Новокаина, который ввели только после того, как дантист просверлил зуб и задел в глубине нервные окончания.

— Может, вам тоже дать успокоительное? — спросил полицейский, и Талли посмотрела на свое неподвижное, словно застывшее тело.

— Если бы я была чуть спокойнее, — сказала она, — я бы впала в кому. Нет, благодарю вас.

Кто-то из врачей взял ее за запястье, пощупал лоб и изрек:

— Шок. Нуждается в госпитализации. Нуждается в лечении. Забираем ее вместе с матерью.

Талли вырвала у него руку.

— Я прекрасно себя чувствую, — сказала она. — Просто прекрасно.

— Шок, — повторил врач все тем же ровным голосом. Точно так же он мог бы сказать: «Влево, вправо, раз, два, три». — Нуждается в лечении.

Талли не тронулась с места. Она повернулась к лестнице и тут же быстро отпрянула, чуть было не потеряв контроль над мочевым пузырем, — она увидела людей, спускающихся по лестнице с носилками, накрытыми простыней.

Шли минуты. Звуковые волны перестали давить на барабанные перепонки. Люди передвигались с места на место, и голубые огни крутились и сверкали, как на празднике в танцевальном клубе. На улице собралась большая толпа, чтобы посмотреть на праздничное выступление. Большая толпа в полдень. Неужели им больше нечем заняться?

Она видела движение, видела людей, но не слышала никаких звуков, совсем никаких. Может быть, он прав, — подумала Талли. — Может быть, я и правда в шоке. Интересно, она чувствовала то же самое, когда отстранялась от нас в раннем детстве, отстранялась из-за того, что наши голоса не доходили до ее сознания? Интересно, так у нее было, когда она маленькой девочкой пыталась укрыться от целого мира?

— Мисс Мейкер, — донеслось откуда-то издалека, — Мисс Мейкер! Не могли бы вы рассказать нам, что тут произошло? Я знаю, как вам тяжело, но вы должны попытаться. Пожалуйста, мисс Мейкер.

«Я здесь не для того, чтобы смотреть за ней, — хотела она сказать. — Я не обязана за ней присматривать. Я не могла удержать ее. Не могла».

— Не знаю, — сказала она. Вы звонили мистеру Мандолини?

— Мы позвоним. Мисс Мейкер, вы были здесь, когда это случилось?

«Да, конечно, — подумала она. — И даже помогла ей. И я, и ее мать, мы обе. Помогали ей, а потом смотрели».

— Был ли это несчастный случай? — говорил полицейский. — Вот что мы пытаемся выяснить. Что нам записать в рапорте? Мог это быть несчастный случай?

Талли медленно покачала головой и встала. Голова кружилась, как в те дни, когда она исцелялась. Она снова села. Ах! Так лучше. Но дыхание слишком частое. Она потрогает свою руку. Рука была холодной и липкой.