Античная наркомафия 4 - Безбашенный

Лучники уже встали на телеги для стрельбы поверх голов линейной пехоты — не легионные, а тарквиниевские — две сотни отборных стрелков с тугими роговыми луками, похожими на знаменитые критские. Если наконечник у стрелы не говённый, так из такого лука она и цетру пробьёт, и кожаный панцирь, а на близком расстоянии — даже бронзовую пектораль. Ну, не любую, конечно, но дешёвую жестянку пробьёт. Хвала богам, нет таких луков у противника, есть только простые деревянные лузитанского типа, тоже неплохие, но далеко им до роговых. А противник хорошо пошёл, густо, нашим лучникам даже и целиться-то особо не надо, и их стрелы льются густым дождём. Валятся с коней люди, валятся на всём скаку кони, и всё это прямо под ноги следующим, те спотыкаются и тоже летят наземь со всего маху, и в эту орущую кучу с сочным чмоканьем впечатываются новые стрелы и новые пули из полиболов…

Среди атакующих тоже есть лучники, и они не бездействуют, но хрен ли это за луки и хрен ли это за стрельба на скаку? Не монголы ведь ни разу, не саки с массагетами, даже не причерноморские скифы, которые с детства только с коня и стреляют. Вот как дротики основная масса метнёт — это да, это они умеют, и уже замахиваются для броска…

— Черепаха! — рявкают центурионы, и задние шеренги тут же выстраивают из своих щитов непроницаемую крышу над головами всего строя. Всё давно отработано до автоматизма, ведь здесь стоят в полном составе все чётные — вторые, четвёртые и шестые — центурии трёх первых когорт Первого Турдетанского и двух первых — Второго. В этот сезон их очередь — нечётные в прошлогоднем походе участвовали. Дротики веттонов ударяют в щиты первой шеренги — некоторые отскакивают от металлических умбонов, другие вонзаются в бычью кожу, некоторые даже пробивают её, хоть и неглубоко — всё-таки испанскими кузнецами их наконечники выкованы, не африканскими неграми, для копий которых щит из коровьей кожи непроницаем. А вот от выставленных наклонно щитов второй шеренги они уже в основном рикошетируют, редко какой вонзится в кожу, а от горизонтальной крыши последующих шеренг — и подавно. А потом щиты пехоты слегка размыкаются, и в веттонов летят дротики наших легионеров. У них ещё остаётся по одному дротику, но некогда уже его метать — по свистку центурионов пехотный строй ощетинивается уже нормальными копьями, на которые и напарывается волна веттонской конницы. Рёв, ржание, лязг, треск — и размеренные команды видавших виды центурионов, сплошь из числа тарквиниевских наёмников. А ещё четыре сотни профессионалов частной армии Тарквиниев выдвигаются на флангах, готовя веттонам «котёл».

С той стороны хоть и дикари, но тоже не совсем уж дураки — такие в этой среде обычно долго не живут. Кто-то из вождей что-то просёк, задние веттоны начали кое-где оттягиваться назад, освобождая передним простор для выхода из боя — противник явно склонялся к решению ретироваться. Ага, так мы им это и позволим! Сзади, с разборной вышки, на которой обозревал поле боя Сапроний, глухо протрубил турий рог, и это был сигнал уже для нас…

— Мечи — вон! — рявкнул я своим, выдёргивая из ножен собственный, — Рысью — марш! — и сам дал шенкелей давно уже нетерпеливо пляшущему подо мной Мавру. За свистопляской боя и нащей пехотой мне с нашего левого фланга не видно, что творится на правом, но там распоряжается Тордул, и значит, беспокоиться не о чем — мой первый в этом мире отец-командир своё дело знает. На рысях две моих турмы тяжёлой кавалерии Тарквиниев и пять приданных мне турм легионной кавалерии, за которыми следовали ещё три турмы конных лучников, обошли нашу фланговую пехоту и выкатились на гребень холмов. Порядок! Больше всего Сапроний, как и мы, опасался, как бы веттоны не выслали сюда ещё подкрепление, с которым нам и пришлось бы тогда сейчас схлестнуться с едва ли предсказуемым результатом — это была самая рискованная часть нашего плана. Но наша разведка не ошиблась — основная масса веттонов двигалась мимо нас на свою основную цель — римскую армию Марка Фульвия Нобилиора. Нас же посчитали тем, что мы и изобразили — жиденьким сторожевым заслоном, через который и выдвинутой против нас коннице прорваться — пара пустяков. Что ж, не они первые, не они последние.

— Лучники и третья турма Второго Турдетанского — занять и держать позицию! Остальные — за мной галопом — марш! — нехрен было терять время и давать шанс кому-нибудь из окружаемых нами веттонов улизнуть из «котла».

Те же самые действия на правом фланге проделал и равный по численности и составу моему отряд Тордула, мы замкнули кольцо окружения и понеслись навстречу уже начавшим отходить веттонам.

— Серёга, млять, держись позади! — одёрнул я норовящего обогнать меня нашего героического увальня, — Срубят на хрен — на глаза не показывайся!

— Ты сам-то тоже лихачеством не увлекайся! — хохотнул Бенат, обгоняя меня с другого бока, — Ты командуй, тут есть кому рубиться!

— Млять! Мне хоть кого-нибудь оставь! — кельтиберу ведь если дать волю, так он службу знает, а его служба — оберегать мою жопу от всяческих опасностей, и хрен я тогда с кем мечом позвеню, не говоря уже о том, чтобы его окровавить, как и было уже в прошлом году при Оссонобе в ходе операции «Ублюдок». И хрен ли это я тогда буду за префект союзной кавалерийской алы, если сам ни одной веттонской сволочи за весь бой не срублю? Мы здесь друзья и союзники Рима или так, погулять вышли?

Бенат есть Бенат, да и Тарх, вырвавшийся вперёд следом за ним — в общем, оба друг друга стоят. А оттого, что считают себя крупно мне обязанными — за своих баб — их служебное рвение удваивается. Их мечи так и мелькают впереди, расчищая мне дорогу — млять, ведь просил же по человечески! Ага, вспомнили наконец-то! Этруск выбил одному из рук фалькату, звезданул его по башке плашмя и шлёпнул его коня по крупу, направляя полуоглушённого седока под мой удар.

— Серёга! Этот — твой! — пусть потренируется, раз уж так личными подвигами отметиться рвётся, а то ведь наскочит сдуру неподготовленным на рубаку типа Бената, а он нам живым нужен и по возможности здоровым. За ним, правда, Володя приглядывает, но мало ли чего приключиться может? Мы ведь на войне, а на ней иногда и убивают…

Кельтибер сработал тоньше — обезоруживать очередного веттона, да ещё и достаточно представительного с виду, не стал, а просто добротно расквасил ему морду набалдашником рукояти и придал ускорение ко мне. Вот это — уже совсем другое дело! Я вскинул Мавра на дыбы, привстал в стременах и по всем правилам искусства — с оттяжкой — отмахнул полуослепшему, но имевшему достаточно грозный вид бедолаге башку. Тарх, успевший скосить взгляд и заценить моё упражнение, даже одобрительно ухмыльнулся.

Потом мы, вырубив уже успевших броситься на прорыв, врезались в скопление бестолково мечущихся, и тут уж работы хватило всем. Один замахнулся на меня копьём, но оно так и продолжило движение назад — вместе с отрубленной Бенатом рукой. Самого же калеку, некстати оказавшегося на пути, снова взмывший на дыбы Мавр сшиб наземь передним копытом, а я воспользовался этим моментом, чтобы достать его соседа, только что лишившегося меча и тянувшегося за секирой. Даже Серёге попался под удар какой-то насмерть перешуганный оборванец, и тот успел справиться с ним сам, пока к нему на выручку яростно пробивался Володя. А слева проткнул кого-то Васькин, который был с отрядом Тордула, и это значило, что мы плотно сжали оставшихся веттонов, и развязка близка. Так оно и вышло. Я ещё успел всадить клинок почти на половину длины в бочину попавшемуся под руку противнику, а когда он грузно свалился с лошади, нового я так и не обнаружил — передо мной были только наши улыбающиеся пехотинцы, так даже и не обнажившие мечей — всю свою часть работы они выполнили копьями. Вот что значит выучка у матёрых тарквиниевских профессионалов! На гребне, судя по спокойствию выставленных там турм, всё шло без отклонений от плана. Ну, тем лучше — передохнём маленько перед следующим этапом, который будет потруднее…

— Ты уже неплохо освоился, Курий! — я узнал крепкого усача в годах, бывшего с нами в деле у Илипы свежемобилизованным ополченцем, да ещё и босяком из числа тех, кого пришлось потом обувать в снятые с лузитан сапоги, а теперь очень даже неплохо экипированного и стоящего в первой шеренге второй центурии третьей когорты Второго Турдетанского легиона.

— Как видишь, почтенный, — ответил легионер, — Вот только скажи мне как учёный и знающий человек, за чью землю мы воюем ЗДЕСЬ? — и снова с ухмылкой, но уже доброжелательной, без того прежнего подкола.

— Здесь — за ту, которая будет принадлежать нашим внукам и правнукам, — это крестьянин понял без разжёвывания. Семьи ведь в сёлах многодетные, и если детям земли поблизости ещё хватит, то куда более многочисленным внукам может уже и не хватить.

Тогда, у Илипы, когда мы отдыхали после того боя с лузитанами, он всё допытывался, за что же мы всё-таки воюем, если не за севших на их шеи римлян, и я сказал ему, что воюем мы за свободу и землю. Я же не мог тогда, конечно, сказать ему всего, что знал, всё полагалось знать лишь немногим, и на его каверзный вопрос, за чью же всё-таки землю мы воюем в принадлежащей римлянам Бетике, внятно и убедительно ответить ему, естественно, тоже не мог. Пришлось тогда, говоря по-русски, отбояриться общими демагогическими фразами типа союзнического долга и награды, котораая не минует достойных. И это — матёрому и всякого повидавшему за свою жизнь мужику, ни разу не желторотому пацану! Он, конечно, не дерзил, но по его презрительному взгляду было видно, в какие пустобрёхи он меня тогда зачислил. Наверное, хрен бы он пошёл с нами дальше, будь у него выбор. Но выбора у него не оказалось, и он пошёл — скрипя зубами и никому из нас не доверяя, но где-то в глубине души надеясь хоть на какое-то везение. Да и разве один только Курий тогда таким был? Не удивлюсь, если добых две трети шли тогда с нами лишь от лютой безнадёги. А потом операция «Ублюдок» началась и перестала быть секретом, и когда — уже на подходе к Оссонобе — мне снова довелось поболтать с ним на привале у костра, я уже мог сказать ему куда больше — что там, в Бетике, мы воевали за свободу и право на СВОЮ землю, а вот здесь, в южной Лузитании, мы и берём теперь эту землю, которая отныне станет нашей. Вот завоюем, закрепимся, порядок наведём, и все получат свои наделы, которых никто уже у них не отнимет. Не знаю, в какой степени он поверил мне тогда, но глядел уже не презрительно, а задумчиво. Потом меня закрутили дела и поездки, и до того ли мне было, чтобы интересоваться наделением землёй каждого из сопровождавших нас тогда ополченцев? Земля — вот она, завоёвана, и её достаточно, чтобы хватило всем, так что уж всяко должны были дать и Курию. Чем он, спрашивается, хуже других? Дали, конечно — вернувшись незадолго до этого похода из короткого отпуска к семье в Гадес, я видел его мельком в деревне рядом с моей будущей «дачей», и недовольным он не выглядел, но поговорить с ним было недосуг — весь в хлопотах был, как дачных, так и служебных, так что только кивками с ним и обменялись. В походе вот только снова и встретились…