Забыть и выжить - Фридрих Незнанский

— А там моя родня, а не его. И я не хочу, чтоб он на тебя смотрел так, будто все понимает. У меня для этого моя тетка есть…

Моцарт влез в самое неподходящее время. Саша достал трубку, посмотрел.

— Меркулов звонит, — сказал Лине. — Зам генерального прокурора… Привет, Костя. Какие проблемы?

— Как вы там? Нашлись? — Слышимость была хорошая, и Саша чуть отстранил трубку от уха, так что и Лина слышала Меркулова.

— Да, я сейчас как раз с очередного трупа возвращаюсь. А что по моему делу?

— Ты знаешь, даже не ожидал. Есть новость. Имеется подполковник милиции из Екатеринбурга. По твоим фотографиям родственники вроде бы опознали его. Завтра с утра к вам вылетает дочь Людмила Владиславовна Макушкина. Я звонил вашему прокурору, ее встретят в аэропорту и привезут в прокуратуру, где ты с ней сможешь встретиться и решить свои вопросы. Так что, как видишь, я выполнил твою настоятельную просьбу! — В голосе послышался начальственный рык.

— Костя, не заводись. У меня сейчас не то настроение, да и тебе спать пора. Я, между прочим, тоже выполнил твою просьбу, несмотря на то что вполне мог бы и удариться в амбицию, поскольку не люблю, ты знаешь прекрасно, когда за меня решают, каким мне быть. И — тем не менее. Так что квиты. Начинаем с нуля. За то, что помог неизвестному тебе человеку, говорю спасибо, хотя я мог бы этого тебе и не говорить. Не велик барин!

— Чего?! — Показалось, что Меркулов подавился.

Турецкий расхохотался:

— Слушай, Костя, всю жизнь тебя знаю, что ж ты совсем не меняешься? Так же нельзя! Ну ладно, помирюсь я с твоим козлом, черт с ним, все равно от вас не отвяжешься… Завтра и помирюсь. Ах, Костя, а какой у нас сегодня шашлычок! А какие чудесные девушки! Это же юг, Костя! Тут каждая — красавица, а каждая вторая — чудо!

— Ты нарочно, да? — печально сказал Меркулов. — Ну никакой совести! Господи, и кого я воспитал на свою голову?! — Он застонал.

— Это судьба всех макаренок и прочих песталоццей, я правильно произнес?

— Да ну тебя к черту! — плачущим голосом воскликнул Меркулов. — Звони!..

Лину заинтересовал, как она сказала, «предмет их торга». Что за неизвестный? И Саша рассказал ей все, начиная с минуты своего приезда и кончая сегодняшним утром, когда Полковник Володя сказал ему о трупе. Ну и о своих мыслях на этот счет.

Она внимательно выслушала, а затем сделала неожиданный для него вывод.

— Поразительная вещь! — сказала словно самой себе. — Вижу тебя — еще и дня не наберется, а ты умудряешься все время открываться новыми и новыми гранями!.. Слушай, кто ты такой?

— Одно слово, — ухмыльнулся и нагло облизнул губы, глядя на Лину, — Турецкий, наверное…

Торжество в основном закончилось, народ собирался расходиться, но сидели за столом главным образом потому, что ожидали их. Все понимали: дело есть дело.

— Все, — сказал Саша, запирая машину и передавая ключи ее хозяину.

— А как же?.. — Тетка вопросительно посмотрела на доктора.

— У меня тут недалеко живут мои знакомые, я у них переночую, не беспокойтесь, я предупредила, — ответила Лина, — пешком — пятнадцать минут.

— Но сперва мы будем есть, потому что мы голодные, как тигры, — заявил Александр. — И пить. И попрошу нас не останавливать. А советы тебе, тетка, Капитолина Сергеевна даст по ходу ужина.

Но есть, чтобы поддержать хотя бы компанию, уже никто не хотел, и гости стали собираться. Сергей им помогал. Кончилось тем, что за почти убранным столом остались вчетвером. И пока Саша жарил очередные порции вкуснейшего шашлыка, которого оказалось с избытком, Лина рассказывала, а Сергей записывал все, что надо было знать Валентине. Потом и «старики» ушли в дом, оставив их вдвоем. И вместе с уходом тетки с ее обрученным супругом исчезла у Саши с Линой потребность вообще о чем-то говорить. Вполне достаточно было взглядов. Красноречивых и пылких, словно страстный поцелуй либо затяжной прыжок с парашютом…

Совсем уже поздно Александр заглянул в дом и сказал, что они с гостьей пойдут погуляют, потом он ее проводит и вернется, но, чтобы никого не будить — он настоял, чтобы Сергей остался у них, рано еще тетке оставаться одной в доме, — словом, он не будет шуметь, а устроится на террасе, куда бросил спальный мешок. На всякий случай. Хотя мог бы поклясться, что случая воспользоваться им не будет.

Да его и не представилось.

У каждого человека — мужчины или женщины — есть друг (подруга) на самый крайний либо деликатный случай в жизни. Давняя подруга Лины жила действительно в пятнадцати минутах неспешной ходьбы от дома Валентины Денисовны. И это расстояние, которое ему пришлось пройти, как показалось в эту ночь Александру Борисовичу, было самым длинным за всю его жизнь — шел и не чаял, когда ж наконец эта чертова дорога закончится!

Но зато когда пришли и открыли дверь в пустой дом — подруги, естественно, не было, — он имел уже все основания заключить эту женщину в объятия, чтобы не разжимать их уже до утра. Впрочем, если бы даже и захотел, у него ничего не получилось бы — объятия Лины оказались ничуть не слабее…

И одну вещь он все-таки понял за полтора десятка лет привычной семейной жизни: когда женщина тебя боготворит — не на словах, а ты сам видишь это в ее глазах, обращенных внутрь тебя же, — все то же самое становится совершенно другим…

С этим новым чувством нежной благодарности к женщине, лежавшей на его руке, он и открыл глаза с первыми лучами солнца.

Глава пятнадцатая НАЙТИ СЕБЯ…

Людмила Владиславовна оказалась невысокой, светлоглазой и светловолосой, полненькой тридцатилетней женщиной с миленькими ямочками на щеках. Когда она улыбалась, наверняка они становились просто очаровательными. Но лицо Люси, как она попросила себя называть, не улыбалось, напротив, оно было сосредоточенным, застывшим в ожидании. Может быть, в ожидании чуда?

Так подумал Александр Борисович и спросил:

— Вы любите своего отца?

Она не смогла ответить, только зажмурилась и затрясла головой, словно боясь словом спугнуть надежду…

Рано утром, проводив Лину до остановки автобуса, Саша на всякий случай спросил у нее, какое лекарство взять с собой, если вдруг женщине станет плохо? Он не думал о том, что так будет. Но, проведя в своей рабочей биографии сотни, если не тысячи, опознаний, и в куда более жестких условиях, как-то не задумывался об этом. Врач, тот же судебный медик, всегда находился под боком, чтобы в нужный момент прийти на помощь. А тут он решил провести опознание не в помещении, а прямо на улице. На том же пляже, может быть. На лавочке где-нибудь. Он не хотел травмировать ни Володю, ни женщину. Несмотря ни на что, вопросы у него еще оставались и полной уверенности не было. Да и нет ничего хуже разочарования, когда ты празднуешь победу…

Все это он и попытался объяснить Лине. Но оказалось, та поняла с первой фразы. Разговор-то был вчера, и она ничего не забыла.

— Знаешь что, — сказала она, увидев уже подходивший автобус, — проведи свое опознание где-нибудь сразу после одиннадцати. А за мной пришли машину. Я возьму все, что тебе потребуется. И сама посмотрю, чем можно будет им помочь.

И, торопливо чмокнув его возле уха, уехала.

В половине девятого за Турецким пришла «Волга» с мигалкой — машина самого прокурора. За ним приехал Антон. На что он рассчитывал, неизвестно, но разговора у него с Александром не получилось по простой причине: шофер же! Зачем посторонним что-то знать? Да и не созрел он еще, честно признаваясь себе в этом, думал о себе Турецкий. Опять же и прошедшая ночь… — вот уж воистину ночь нежна! — уводила праведные мысли в какую-то иную сторону…

Но утреннее совещание следственно-оперативной бригады, которая занималась уже возбужденным прокуратурой уголовным делом о диверсии в энергетической системе края, имея уже подозреваемого, который содержался под стражей, а также одного из сотрудников электростанции, объявленного в розыск, Александр Борисович провел в четком деловом ключе. Чем, кстати, перетянул на свою сторону членов бригады, не любящих «варягов» и давно привыкших к долгим рассусоливаниям руководства прокуратуры по любому поводу. Тем более такому важному!

А обсудить было что. И эксперты-криминалисты постарались, и судебный медик не задержал. Правда, Зиновию Ильичу для этого пришлось плотно поработать в течение ночи, чтобы определиться со смертельными ранениями у обнаруженных трупов — и в районе городского пляжа, и возле полотна железной дороги.

Ну в последнем случае, как докладывал он, видя, насколько доброжелательно и благодарно относится Турецкий к его выводам, картина вообще представлялась исчерпывающей. То есть, другими словами, «важняк» Липняковский мог сразу бежать в ближайший гастроном за коньяком, если не послушался московского коллегу и не сделал это еще накануне вечером. Шутка прошла. Народ оценил. А улыбки и доброжелательное отношение даже в самом серьезном деле — это уже, считай, полдела…