Ножом по сердцу - Сара Дюнан

— И это оказалось достаточным основанием, чтобы его убить? — спокойно спросила я.

— Я над этим не думала, — уже с прежней невозмутимостью сказала она. — Но, пожалуй, ваша мысль любопытна.

Непроизвольно я улыбнулась. Такой она мне нравилась больше: истинная Айша, не скулящая мартышка, второй раз сунувшаяся в огонь. Вот это я понимаю — дерзкая, не дрогнет! Она знала эту мою слабость. Чуяла, что я ловлюсь на эту удочку.

— Ладно, — сказала я. — Расскажу свою версию того, что произошло. По-моему, вы почти примирились с мыслью о том, что у них любовь. Пока не стало известно о поездке. Вы узнали, что Морис берет ее с собой на конференцию в Чикаго, чтобы использовать, как некогда использовал вас, в качестве наглядной демонстрации его успеха. Вот этого допустить вы никак не могли. Вот тогда вы и решили его убить. Должна заметить, вам пришлось для этого покрутиться, но вы ведь, я полагаю, всегда были деловым звеном в вашем партнерстве. И все же затея потребовала от вас всей вашей выдумки: использование ее писем для составления анонимных посланий Морису, подделка письма в оздоровительный центр с просьбой прислать рекламу, даже атака на собственный бизнес, лишь бы получилось правдоподобней. Использовать Лолу в качестве злоумышленницы было весьма мудро. Ведь вы знали, что никакая она не Лола, а Силла Рэнкин, что ее мать стала одной из самых больших неудач Мориса, что эта девушка после смерти матери горела желанием отомстить. Как это было? Вы проверили ее рекомендательные письма и убедились, что она не та, за кого себя выдает? Оливия повела плечами:

— В этом не было необходимости. Она внешне была вылитая мать. Также стала расплываться. Ляжки, плечи. Кэрол отговаривала меня ее брать, убеждала, что рекомендации не слишком надежны, правда, основное сомнение касалось именно внешности. Но я понимала, что Силла сможет оказаться мне полезной. Настоящая маленькая злыдня. Такую лучше держать перед глазами, чем где-то за спиной. Я знала, что она куснет. И я знала, если вы чего-нибудь стоите, то схватите ее за руку.

Я? Ну да. С этого все и началось.

— Благодарю. Ну а из чьей телефонной книжки вы меня выкопали?

— Это важно?

— Да нет, не очень. Просто, если задуматься, вы ведь продуманно детектива подыскивали. Достаточно независимого, чтобы самостоятельно вести расследование, но достаточно управляемого, чтоб держать его под контролем.

Оливия молчала.

— Итак, сначала я выдала вам Лолу, после чего была обласкана и в немалой степени развращена вашим щедрым гонораром, чтоб взяться разгадывать замысел, стоявший за угрозами. Разумеется, вы мне усиленно помогали. Предоставили все досье, подсказали, кого подозревать. Вам ничего не стоило помочь мне сократить список до нескольких имен, вынести жалобы Белинды на первый план, попутно вы добавили и номер телефона, чтоб я знала, где ее найти, а вы бы могли удостовериться, что она у меня выруливает на передний план. Что и случилось. Прежде всего я встретилась именно с ней. О чем вы узнали от меня, позвонив мне утром во вторник. Это удостоверило вас в том, что в нужное время я отмечу, как она была нервна и раздражена. Словом, подготовка была вами проделана. Морису предстояло улетать ранним утром в среду, и вы не сомневались, что накануне вечером он засидится допоздна на работе. Вы запланировали встретиться с ним днем, чтобы потом сказать полицейским, что именно тогда показали ему анонимную записку и что он узнал почерк. Но что-то все-таки не сработало, правда? Когда же всерьез я стала наступать вам на пятки, Оливия? Тогда, когда тайком от вас решилась встретиться с Морисом? Ведь он мгновенно меня узнал. Белинда наверняка описала ему меня после нашего общения в казино. Едва только я вошла и Морис заметил шрам, он понял, что это вы меня наняли. И тут он окончательно взбунтовался, не так ли? Потому что понял, что вы что-то замышляете. Так как же развивался ваш скандал, Оливия? Он высказал вам все? Сказал, что порывает с вами, что между вами уже давно все кончено и на сей раз ни ваши мольбы, ни угрозы не заставят его остаться?

Она смотрела на меня в упор. Левый глаз у нее подергивался, как будто внутри назревало землетрясение, грозящее ее лицу очередным оползнем.

— Что же вы сделали? Умоляли его подумать в последний раз? Сказали, что поздно вечером позвоните и обсудите с ним это? Правда, когда потом он безуспешно пытался вам дозвониться, вы уже были в пути по определенному маршруту, не правда ли? Уложив себя в постель на глазах у всего «Замка Дин», вы снова оказались за рулем и теперь катили в направлении Фэрбрей-роуд. Что вы ей сказали? Что вам все известно и что вы приехали, чтоб взглянуть на ту, которую ваш муж любит больше, чем вас, чтоб выпить вместе и примириться и чтоб дать им на прощанье свое благословение? Провести ее оказалось довольно легко, не так ли? Что и говорить, вы подействовали на нее, как удав на кролика. Заметила ли она, сколько снотворного вы всыпали в ее стакан? А может, вы силой влили его содержимое ей в горло? Руки и плечи у нее в синяках, что говорит о попытках сопротивляться. Должно быть, вам здорово помогли ваши тренировки. Потом, едва ее сморил сон, вы идете в ее ванную, выуживаете из корзины для белья ее грязную одежду, напяливаете поверх своего боди. Оставляете свою машину там, где припарковались, через пару улиц от ее дома, берете ключи от ее машины и на ее «фиесте» отправляетесь к Морису.

Я сделала паузу. Оливия слушала с необычайным вниманием, глядя на меня не отрываясь, не шелохнувшись, но что ею владело в большей степени — интерес или воспоминания, сказать было трудно.

— Должно быть, он удивился при виде вас, — продолжала я. —Что дальше? Вы сказали и ему, что приехали мириться, и, стоило ему отвернуться, убили его и выкололи ему глаза, чтобы отомстить ему сполна? После этого все остальное было довольно просто, обычное скрытие следов. Вы вышли из здания в собственном плаще и достаточно шумно, чтобы швейцар вас заметил и даже успел разглядеть машину. Вернувшись к Белинде в дом, вы приняли душ, оставили ее одежду на полу, втащили ее, сонную, в ванну и вскрыли ей вены. Потом уничтожили все отпечатки пальцев, стерли с автоответчика последнее сообщение Мориса ей и сожгли ее письма, но не полностью, а так, чтобы можно было различить ее почерк. Потом вы поехали домой, чтобы вовремя оказаться в постели и чтобы утром быть разбуженной известием, что ваш муж убит. И тогда все начали вас подозревать. Вы же играли роль убитой горем вдовы, настолько придавленной грузом случившегося, что даже не способной себя защитить от нападок полиции, при этом зная наверняка, что вот еще немного, и вам удастся подтолкнуть меня, этакую дуру, не оставляющую попыток вас обелить, а также полицию к Белинде Бейлиол и таким образом сорваться с крючка. Безутешная, любящая вдова и ревнивая, брошенная любовница. Какая элементарщина!

Лишь умолкнув, я внезапно поняла, что дрожу; меня буквально трясло от ярости, потому что, рассказывая, я многократно напомнила себе, сколько раз она использовала меня, манипулировала мной. Оливия не могла не видеть, что я вся пылаю гневом. Но сидела неподвижно, настороженно посматривая на меня, будто я, не она, представляю опасность. Но ее притворную невозмутимость взрывали каскады подрагиваний на щеке. «Мало тебе!» — так и хотелось сказать.

—Должна перед вами извиниться, — ровным голосом произнесла Оливия. — Я вовсе не хотела ущемить ваше самолюбие. Я даже считала, что вас это потешит. Что вам, возможно, будет приятно обнаружить Белинду Бейлиол раньше, чем полиция.

— О да, — сказала я. — Это привело меня в восторг. Особенно вид разлагающегося тела в ванне. По гроб жизни буду вам благодарна.

У нее перехватило горло, она отвела взгляд. Наконец-то ее вроде бы задело что-то, не имеющее отношения к собственной внешности. И мне захотелось еще больней уязвить ее. Мне вспомнилось вздутое лицо Белинды, бугристая кожа, цвет и запах воды в ванне. Потом мысли перенеслись к Морису. После убийства происходит чистка. Профессиональное вскрытие патологоанатомом, замораживание в аккуратном пластиковом пакете, а всю кровь и грязь тщательно смывают. Опытный специалист мог бы даже и глаза приладить на прежнее место. Я же, напротив, решила повернуть в ране нож. Как там Майкл говорил — убийцы не помнят о содеянном? Может, им просто плохо напоминают?

— Скажите, Оливия, трудно вам пришлось? Каково это, всадить мужу нож в спину, а потом выколоть ему глаза?

Она ответила не сразу. А когда заговорила, рот открывала лишь слегка, как будто боялась вызвать очередную сейсмическую бурю.

— Он сам виноват, — произнесла она так тихо, что я напряглась, чтобы расслышать ее слова. — Он повернулся ко мне спиной. Он отвернулся, а я еще не кончила говорить. Сказал, что не желает больше слушать, потому что ничего нового не услышит. Что он уходит и что мне надо примириться с неизбежным. Даже сказал, что мне же лучше «все начать с начала». Все с начала. В этом деле Морис был большой мастер: отрежет старое, и все опять гладкое, как новенькое. — Она усмехнулась. — Знаете, единственный человек, кого он не видоизменил, был он сам. Посмотрели бы вы на него голого: дряблая, обвислая кожа. Но для него, разумеется, это значения не имело. Потому что он был художник, виртуоз скальпеля, пока, собственно, этот скальпель не перехватила я. — Оливия на мгновение смолкла. — Сами посудите, Ханна. Я всего лишь сделала с ним то, что он делал с другими. Даже самую грязную работу оставила напоследок, когда он был уже мертв и не чувствовал боли. В общем, он даже не слишком и пострадал. Если сравнивать, я за все эти годы настрадалась гораздо больше его. Потеряла больше крови. И больше плоти. — Она покачала головой. — Надо было ему прислушаться к моим словам. Правила были ему известны. Мы оговорили это с ним еще двадцать лет назад, цену его манипуляций со мной. Я просто взяла то, что мне причиталось.