Чистилище. Грань - Дмитрий Янковский

– Возможно, этот капитан заразился, – выдвинул предположение Кирилл. – Был бой, может, костюм порвался или разбился щиток противогаза. Я вам говорил, что мутанты чуют незараженных, а на зараженных кидаются, только когда те находятся в зоне прямой видимости.

– Поэтому он и сидит без костюма, – согласился Влад. – Ему по фигу. Уже заразился, чего бояться?

– Но он не умер и не мутировал, – задумчиво произнесла Рита.

– Это как раз заветный третий вариант, – ответил Олег. – О чем я и веду речь. У всех есть шансы. У любого из нас. Просто никак не понять, у кого конкретно. Но оставаться в бункере – верная смерть.

– Даже если найдут способ очищать выходивших людей от заразы? – уточнила девушка. Контрастные тени превращали ее лицо из симпатичного в почти пугающее.

– От этого только возрастет риск, – заявил Олег. – Сейчас все сидят тише мыши, а если найдут способ, начнут шастать наружу с поводом и без повода. Вопрос заражения бункера – это только вопрос времени. Но чем чаще будут открывать шлюз, тем быстрее это случится.

Логика всем показалась довольно стройной, и никто не стал возражать. Только Рита задумалась о чем-то своем. Ей было страшно. Она смотрела через экран на мир, ставший опасным и чуждым, и понимала, что скоро может настать момент, когда она, облаченная лишь в защитный костюм, вынуждена будет покинуть надежный и крепкий бункер. Это рождало в ее душе крепнущее беспокойство, которое не ускользнуло от Влада. Но он не стал ни о чем расспрашивать девушку. Ему казалось, что он понимает ее страхи. У него и у самого были похожие.

– Странно, что они не назначили командиром Постникова, – задумчиво произнес Олег. – У него ведь есть опыт столкновения с мутантами, которого нет у других. И он выжил. Со стратегической точки зрения – просто абсурд.

– Может, они его не хотят подвергать риску? – предположила Рита. – Ну, он же обучен разным лаборантским навыкам…

– Может, и так… – У Олега все же остались сомнения.

Но никто из них не знал реальной причины, почему эта тема руководством даже не обсуждалась. Ведь никто из них не имел данных, полученных из Кронштадта, а вот руководство владело всей информацией.

Незадолго до полной потери связи из Кронштадта сообщили, что животные и птицы, не проявляя никаких признаков заражения, проявляли необъяснимую агрессию к людям, еще не подвергшимся заражению, и полностью игнорировали зараженных.

Милявская обратила внимание Измайлова и Грохотова на то, что мутанты, по сути, проявляют похожее поведение. Они нападают на все, что можно сожрать, но чуют только незараженных. По ее мнению, это выстраивалось в стройную картину, в некий алгоритм, логика которого была, на ее взгляд, очевидной. Все существа, в которых поселился инфекционный агент, подчинены основной цели его неведомого создателя – заразить всех, кого можно заразить. Милявская была уверена, что именно поэтому собаки, кошки, крысы и даже чайки в Кронштадте бросались на людей в защитных костюмах, пытаясь разорвать ткань или разбить щиток противогаза. А вот с теми, кто уже заразился, животные вели себя как обычно, никак не выдавая произошедших в них изменений.

Сначала Измайлов не понял, к чему она клонит, но она объяснила прямо:

– Постников заражен, – жестким тоном произнесла она в микрофон селектора, настроив связь так, чтобы кроме как в командном пункте ее нигде не было слышно. – Исходя из всего ранее озвученного, он представляет опасность.

– Но он человек, не собака и не крыса! – попытался возразить Грохотов. – Он повинуется не инстинкту, у него голова на плечах есть, он руководствуется мотивациями! Осмысленными мотивациями! Он что, по-вашему, может броситься на людей с ножом, чтобы порезать костюмы? Если бы он мутировал, тогда да. Но он ведет себя совершенно адекватно!

– А будет ли он вести себя так, если рядом окажется незараженный? – спросила начмед. – У вас есть точный ответ на это вопрос? Или вы просто верите в силу человеческого разума? Я вот как врач совершенно в нее не верю. Я знаю, какой силой обладает внушение из уст умелого психиатра. Я знаю, что такое эффект плацебо. Я знаю, что такое наркотическое пристрастие. И в нынешней ситуации я бы гроша ломаного не поставила на силу человеческого разума. Это мое мнение. Мнение медика. Решать, естественно, вам.

Измайлов задумался.

– Получается, что мы имеем дополнительный риск, – произнес он после паузы. – Но не знаем, насколько он реален и насколько велика вероятность его реализации. Но даже если вероятность опасности одна на миллион, я как командир не имею права на такой риск. В нынешней, как Ира сказала, ситуации. Значит, Постникова выпускать нельзя.

– Это ваше решение? – уточнил Грохотов.

– Да, – уверенно ответил полковник. – Постникова не выпускать. Я тоже не очень верю в теорию Иры, но береженого Бог бережет, что называется.

– Совсем не выпустить мы его не можем, – задумчиво произнес Грохотов. – Нам туда надо микроскоп доставить.

– Ну, это еще ладно, доставим… – несколько рассеянно ответил Измайлов, словно думал еще о чем-то важном. – Оставим у внешних шлюзовых ворот, а Постников заберет. Меня не это волнует, если честно.

– А что? – Грохотов насторожился.

– Результаты анализов… – Полковник глянул на монитор, транслировавший с камеры в лаборатории.

– Не понял, – признался майор.

– Если Ирина права, если зараженные подсознательно или осознанно стремятся заразить других… Не исказит ли Постников результаты тестов?

– Исключено! – Грохотов попытался успокоить начальника. – Он же только изображение с микроскопа будет транслировать, анализировать их будет Милявская!

– Я поначалу тоже так подумал. А вот теперь сомневаюсь, – признался Измайлов.

– В чем?

– Вот смотри: у него несколько разных образцов, обработанных разными температурами. Он возьмет контейнер, обработанный при трехстах градусах, где этот долбаный микроб гарантированно сдох, а нам скажет, что показывает образец, обработанный при ста пятидесяти градусах. А? Проверить-то мы не можем! И вот мы, радостные такие, обработаем костюмы вернувшихся, но при ста пятидесяти вирус не сдохнет. И что? Заразим бункер. И будут по коридорам мутанты бегать, всех жрать…

– Черт… – Грохотов почесал переносицу. – А ведь правда! Что-то и я разволновался…

– Ирина, что скажешь? – спросил Измайлов в микрофон селектора.

– Ну… Образец, обработанный тремя сотнями градусов, я под микроскопом отличу от обработанного при полутора сотнях. По выпариванию межклеточной жидкости и частичной денатурации белков. Но вот двести от ста уже не отличу. Задал ты задачку, Максим… Даже мне теперь не по себе. Как бы Постников правда не подложил нам свинью… Так, стоп! У меня есть идея!