Синие берега - Яков Цветов

Над снарядной гильзой со сплющенными краями выгнулось на фитиле невысокое зазубренное пламя, похожее на петушиный гребень, и негустой свет падал на трех разведчиков, все еще недвижно спавших на еловом лапнике.

Андрей посмотрел на тусклые, казавшиеся плоскими, щеки Капитонова, на прядку волос, выпавшую из-под свалившейся на затылок пилотки. Он стал думать о Капитонове. Капитонов пришел в роту после госпиталя. О своем ранении не рассказывал, не хотел рассказывать. А узнали. Добыл он "языка" и, связанного, волоком тащил, тот умудрился ухватить разведчика за ноги, повалить и всадить кинжал в бедро. Кое-как Капитонов дотащил "языка" до боевого охранения и, потеряв сознание, упал. Кто-то доставил разведчика и пленного в роту. Капитонова наградили медалью "За отвагу", но вручить не успели. Медсанбат. Госпиталь. Выписался из госпиталя, и его направили в этот батальон, в первую роту.

А потом подумалось о Писареве. Андрей приказал ему отдохнуть. Как бы обстановка ни сложилась в ближайшие час-два, все равно будет трудно, очень трудно, и надо набраться сил. А поспать солдату - дело большое. Писарев лежал в трех шагах от Андрея с подтянутыми к животу ногами, сначала громко дышал, потом утих, словно ушел далеко, и его стало не слышно. Лет на семь Писарев старше Андрея, но Андрей чувствовал себя более искушенным. Ничего не скажешь, исполнительный, точный. А военного - нисколько. Да и сам он, Андрей, никакой не военный, всего-навсего несостоявшийся учитель истории. Но эти месяцы сделали его фронтовиком, иногда казалось, что всю жизнь воюет, всю жизнь - атаки, контратаки, окопы, бомбежки, переходы... А Писарев, что ж Писарев... Так и не мог решить, какой он, Писарев. "Пусть спит, пусть спит..."

Потом на ум пришли Семен, и Володя Яковлев, которому взрывать мост, и Рябов, и Валерик, и комбат. И комбат. Андрей даже ощутил на плече добрую, успокаивающую тяжесть его руки. О Саше он забыл, забыл о Марии. Только Данилу помнил. Помнил, что тот с Ляховым у пулемета.

Андрей бросил взгляд в угол и только сейчас заметил Сашу и Марию. Ей показалось, что сердито, даже зло взглянул на них.

Мария сидела с Сашей в углу, подобрав под себя ноги, спиной опираясь на Сашин вещевой мешок. Саша, как обычно, молчал, и она не могла понять, доволен он или огорчен, что после опасных странствий попали под команду этого лейтенанта. В блиндаже тихо, свет от лампы - снарядной гильзы такой тусклый, он не в состоянии одолеть полумрак, и оттого клонило в дрему. Она видела, как доставал Андрей папиросу, слегка помял ее, потянулся к огню, прикурил. Пока прикуривал, разглядела его глаза: голубые они, серые или еще какие? "Утомленные, - решила она, - и жестокие".

- Спите, нет? - К ней и Саше обращался лейтенант. - Поспите, поспите... Пока еще можно спать. - Голос какой-то стертый, равнодушный, в нем даже малейшей заинтересованности не слышно. - Или уже выспались?.. Да?..

- Нет. Не выспались, - откликнулась Мария с некоторым вызовом. Горе этих дней, неопределенность положения, неприятное чувство, которое вызвал этот лейтенант с первой же минуты, как увидела его, все смешалось и вырвалось в озлоблении. - Нет. Не успели.

- А можете не успеть. - Все тот же бесстрастный тон.

- Послушайте, лейтенант. - Что-то дрогнуло в Марии. Ей вдруг припомнилось, как осаживала в школе ретивых, когда те проявляли мальчишечье высокомерие. Она всегда не терпела высокомерия по отношению к себе. - Послушайте, лейтенант...

- Слушаю.

Мария запнулась.

- Да? - настаивал Андрей. Он уловил ее колебание.

Она собралась с духом.

- Понимаете, вы такой... холодный такой человек, лейтенант. - Она распалялась. - Сухой...

Андрей закинул руки за спину, попыхивая папиросой, заходил по блиндажу, туда-сюда.

- Как ты сказала? Сухой?.. Холодный?.. - Он улыбнулся, в первый раз за этот день. Улыбка вышла беглая, короткая, Мария не увидела ее. Он уставился на девушку. Сашу взгляд его отделил от нее и отвел далеко отсюда. Он смотрел только на Марию. - Видишь ли... Работа у меня горячая. А при горячей работе самому надо быть холодным. Я хочу сказать, спокойным. И мне не до любезностей. Особенно сейчас.

- Куда уж любезности! - Мария уже не могла сдержаться. - Когда отступать надо... - В сердце ударили уходивший Киев, Полина Ильинична, дядя-Федя, Федор Иванович, Лена... - Сматываться надо...

- Что? - вскинул голову Андрей. - Что?.. Ты колотила немцев, а я тебя увел от этого дела? Так? Или помешал драпать?..

- Я не драпала, я ушла.

- А, вот как...

- Хотите сказать, нет разницы? Есть, есть, - подчеркнуто резко произнесла. - Есть! Я вынуждена была уйти, потому что вы... - Она не докончила. Андрей хорошо понял, что имела Мария в виду.

- Болтовня! - строго осадил ее. И зло отчеканил: - Болтаете. И прекратите.

- Не приказывайте. Я не ваша подчиненная, - негодовал неуступчивый ее характер.

- Вы в расположении моей роты, и мои приказания для вас обязательны. Поняли?

Мария сжалась: "С ума сошла! Прогонит! Прогонит! А Данилы нет. Пропала! И дернул кто за язык!.. Дура! Дура!.. И правду Лена говорила: еще соплюшка..." Она сразу почувствовала себя жалкой, беспомощной. Нет, никогда она не повзрослеет.

Андрей заметил: губы у нее задрожали. "Расхнычется еще..." Он смягчился.

- Все-таки, девушка, поспи. И ты тоже, - кивнул Саше.

Марии показалось, что то был голос другого человека, она даже поискала глазами этого другого человека. Но перед нею стоял ротный, потупленный и грустный, и в зубах погасшая папироса.

Андрей посмотрел на часы. "Ну, стоит время..." Он снова вышел из блиндажа.

Отвлечься от всего! О чем-нибудь хорошем думать. Это принесет успокоение. Ненадолго, а все же.

Но отстраниться от неизбежной атаки немцев, от моста, от переправы через реку и от всего другого так и не смог. Это неудержимо надвигалось на него, как вода, вышедшая из берегов, и ничего не поделать.

Мысленно опять прошел по взводам, остановился возле бронебойки, у пулеметчиков побывал. Все как будто на месте, продумано, предусмотрено. Конечно, конечно, на войне все предусмотреть невозможно, - вернулась прежняя мысль, - не глянешь же на карты противника, не прогуляешься по его расположению... Не исключены и непредвиденные вещи. Ладно. Надо ждать. Есть приказ, и баста.

Он стал под дерево и смотрел перед собой, руки вяло опущены. Из-за луга донесся сухой запах соснового леса. Андрей стал думать о прибившейся в роту девушке. Он усмехнулся: и не догадается, бедняжка, что к смертникам пришла. Он мог под любым предлогом отправить ее в тыл, а тех двух оставить, они нужны, как-никак - бойцы. Но где этот тыл? Никто не скажет. Куда б пошла? Чего б искала? А тут... - Он задумался... - Тут может и повезти. Если удастся переправиться на тот берег. "А вдруг и удастся, а? Гадать не стоит. Ничего не даст. Когда знаешь, что с тобой произойдет через час, через десять минут, ты привыкаешь к этому и все выглядит совсем по-другому". Ладно. Ладно. Он будет думать о девушке. Он заставлял себя думать о девушке. Но что о ней думать, если он толком и не разглядел ее? "Вы холодный человек... Сухой..." Эх, девчонка, девчонка... Он снова взглянул на часы.