Химия любви. Научный взгляд на любовь, секс и влечение - Ларри Янг

Мюррей попал в ловушку. Не в силах перестать испытывать отвращение к себе, он дважды пытался свести счеты с жизнью. Наконец в 1994 году после очередных трений с законом из-за продажи наркотиков он достал «Шерлока» и разбил об пол. «Это было всё равно что потерять лучшего друга, – вспоминает он. – Я тосковал по нему». Он собрал сумку и уехал к своей родственнице в Оушенсайд, штат Калифорния, где начал делать клюшки для гольф-клуба Кэллауэй. Он думал, что соскочил, но жажда кокаина вернулась, как только он услышал разговор коллег, обсуждающих покупку наркотика. Любой сигнал может включить систему кортиколиберина даже спустя годы после того, как наркоман восстановится от физической ломки. Многие курильщики со стажем испытывали то же самое, попав на вечеринку или проходя мимо здания, где у входа курят люди. Это, уточняет Куб, и есть причина срыва наркомана. Вернувшийся стрессовый ответ вынуждает человека снова начать употреблять наркотики, хотя они ему больше не нравятся, разрушают его организм и нередко ведут к серьезным личным потерям.

Спустя несколько месяцев Мюррей уже нюхал кокаин, курил крэк и принимал кристаллический метамфетамин. «Я потерял жилье. Я перестал общаться с сестрой. Я спал в шкафу в пустой квартире, и хотя у меня была работа, болезнь говорила, что если я потрачусь на жилье, она меня накажет. После выселения все мои деньги – все до цента – шли на наркотики. Я покупал их столько, чтобы целый день сидеть в этом шкафу и принимать их, а вечером шел на работу. Даже не помню, спал я или нет».

Такие ученые, как Куб, много знают о наркотической зависимости, потому что превращают в наркоманов самых разных животных. Все наркотические вещества, от алкоголя до метамфетаминов, влияют на крыс, мышей и обезьян точно так же, как на людей, вплоть до уровня рецепторов. Аналогична и кривая зависимости. Крыса-кокаинист будет постоянно искать кокаин, а если ей предоставить доступ к большой заначке, она доведет себя им до смерти. Она придает большую важность рычагу, который надо нажимать, чтобы получить кокаин, даже если этот рычаг больше его не доставляет. Она становится фетишистом рычага, поскольку сам рычаг запускает систему поощрения в мозге. Если убрать наркотик, крыса пройдет через синдром отмены, но потом, когда физические симптомы исчезнут, в ответ на связанный с наркотиком сигнал она будет стремиться найти кокаин, потому что система кортиколиберина активизирует связь «гипофиз – гипоталамус – надпочечники», вызывая у животного сильную реакцию на стресс.

Не так давно степные полевки тоже внесли свой вклад в исследование наркотической зависимости. Благодаря их способности формировать прочную связь с партнером полевки – удобный объект для исследований влияния наркотиков на социальные отношения и помогают пролить свет на природу привязанности.

В 2010 и 2011 годах лаборатория Жуосинь Вана в университете Флориды провела серию экспериментов по изучению взаимосвязи наркотиков и любви у грызунов. Когда девственным самцам полевок дали дозу амфетаминов, у них сформировалось место предпочтения – клетка, где они получали наркотик. Как показали исследования, это свойственно и грызунам, и людям, принимающим амфетамины. Вы уже знаете, что у полевок после спаривания формируется привязанность к партнеру. Однако если самцам до спаривания давали амфетамины, а затем подсаживали к самкам, у таких самцов-наркоманов, в отличие от подавляющего большинства других полевок, не возникала привязанность к партнерше. Если же самцам давали амфетамин после формирования привязанности, они не проявляли большого интереса к наркотику. У них не возникало предпочтения места. Полевка способна привязаться к чему-либо только раз в жизни, и если это случается, будь то привязанность к наркотику или другой полевке, связь с чем-то еще сформироваться уже не может.

Происходит это следующим образом. Исследования на людях и животных показали, что наркомания вводит прилежащее ядро в глубокое оцепенение: оно больше не может структурно изменяться. Система поощрения теряет большую часть своей способности реагировать на новые, потенциально приятные стимулы, например на первое знакомство с трюфелями, на младенца или нового возлюбленного. В лабораторных экспериментах Вана привязанность к самке лишала самца почти всех шансов пристраститься к наркотикам, а привязанность к наркотикам почти полностью лишала его способности получать удовольствие от привязанности к самке. Ключ к этому явлению был обнаружен Брэндоном Арагоной, одним из студентов Вана. Он открыл, что при работе системы поощрения в мозге самца полевки возникает такой же «переключатель», какой есть у наркоманов. Задача системы поощрения – «убедить» девственную полевку в том, что спаривание, а позже привязанность к самке – это хорошая идея, то есть система поощрения мотивирует самца на спаривание и формирование привязанности. (В противном случае полевки исчезли бы с лица земли.) К следующему дню после спаривания у полевки возникает предпочтение партнера, но эта связь еще недостаточно крепкая. Иначе говоря, система еще может вернуться в исходное состояние – самец все еще способен увлечься проходящей мимо незнакомой самкой. Если система задержится в наступившем состоянии, моногамная привязанность не сформируется, потому что полевки будут интересоваться новыми партнерами, как поступают их родственники, серые полевки. Каким-то образом система должна переключить внимание животного со спаривания и формирования новой связи на поддержку уже существующей связи. На это потребуется время. Суток недостаточно. В течение нескольких дней самец закрепляет связь с партнершей, после чего будет агрессивно нападать на приближающихся незнакомых самок.

Арагона показал, что у полевок при возникновении привязанности система поощрения претерпевает изменения: преобразуется структура прилежащего ядра, оно становится менее «пластичным», что, по словам Куба, происходит и у наркоманов. Сначала под воздействием дофамина мозг через систему поощрения наделяет будущего постоянного партнера привлекательностью, а позже система меняется так, что у самца «сужается зрительное поле» и он остается с выбранным партнером. Интересно, что из всех подопытных животных, у которых возникла привязанность, примерно у трети (28 процентов) изменение системы поощрения в мозге не произошло. В дикой природе около 20 процентов полевок, имевших, но утративших отношения, способны создать вторую прочную связь с новым партнером.

«Переключатель» в прилежащем ядре нужен и для решения другой проблемы, характерной для человеческих отношений, – скуки. Ведь могут полевки потерять интерес друг к другу и разойтись. Тем не менее если одна из полевок покидает гнездо в поисках пищи, она всегда возвращается. Так же как люди, птицы и Элли из «Волшебника Изумрудного города», степные полевки испытывают потребность возвращаться домой. Почему это так? Ларри полагает, что ощущение утраты, такое же как разлука с партнером или его смерть, похоже на состояние наркомана без наркотика. Негативные ощущения, сопровождающие утрату, заставляют человека поддерживать связь. Оливер Бош, немецкий ученый, занимающийся исследованием материнского поведения, пришел в лабораторию Ларри, чтобы проверить эту гипотезу на полевках. В результате они вместе с Ларри открыли важный механизм моногамии.

Обычно Бош в своих исследованиях использует крыс и мышей, но полевки заинтриговали его своей привязанностью. «В нашей лаборатории в Германии мы видели, как разлука сказывается на матерях и детях, – вспоминает он. – У полевок иной тип взрослой привязанности. Нам хотелось посмотреть, что произойдет, если ее разрушить». Бош – общительный человек. У него коротко стриженные каштановые волосы. Он носит очки с овальными линзами. Работает в Регенсбургском университете, расположенном в часе езды от Мюнхена. О проведении параллелей между поведением грызунов и людей он говорит со свойственной ученым осторожностью, однако изучает крыс не потому, что волнуется за них, а потому, что волнуется за людей, особенно учитывая то влияние, которое оказывает на них современное общество. Он уверен, что обязательства, налагаемые обществом на человека, в частности во взаимоотношениях родителей и детей, – это ключ к счастью.

После встречи с Бошем хочется поскорее навестить мать. «Недавно я был на конференции, и туда приехал один австралиец, – начинает рассказывать Бош самую обычную историю. – Как раз был день его рождения, а он так далеко от дома. Он сказал, что жена и маленький сын подарили ему пирог. Но он не мог их обнять. Ему было грустно, что он не может к ним прикоснуться, потому что обниматься очень важно». По его словам, в Германии хорошо не потому, что там отличные железные дороги, «порше» и горнолыжные курорты, а потому, что большинство немцев до сих пор живут рядом со своими семьями и «в Германии еще можно обниматься».