Хронико либеральной революции - Олег Мороз

Я предлагаю Съезду принять решение о назначении всенародного референдума на январь 1993 года со следующей формулировкой: “Кому вы поручаете вывод страны из экономического и политического кризиса, возрождение Российской Федерации: нынешнему составу Съезда и Верховного Совета или Президенту России?”. Мое предложение базируется на конституционном принципе народовластия, на конституционном праве Президента обратиться к народу, на конституционном праве Президента на законодательную инициативу. Я как Президент подчинюсь воле народа, какова она будет”.

Хотя внешне этот взрыв президентской ярости был похож на импровизацию, в прессе утверждалось, что это не совсем так. Источники в администрации президента сообщали, что сценарий был заготовлен около двух месяцев назад. Первоначально предполагалось, что Ельцин обратится с призывом провести референдум, причем с более “крутой” формулировкой – о роспуске Съезда и Верховного Совета – уже в конце ноября, однако в дальнейшем президент посчитал, что оппозиция удовлетворится косметическими изменениями в составе правительства, так что костяк кабинета Гайдара удастся сохранить. В этом случае идти на обострение ситуации вроде бы не было необходимости. Однако после того, как Гайдара провалили, стало вполне очевидно, что надежды Ельцина были иллюзорны.

Закончив свое выступление, Ельцин предложил депутатам, которые поддерживают его, а также представителям исполнительной власти покинуть зал заседаний съезда и собраться в Грановитой палате. Это предложение было неожиданным, и ему последовали не очень многие, даже из числа демократов. Около полутора сотен человек. Кворум на съезде сохранился. Неподготовленность этого шага было явным тактическим промахом ельцинской команды.

После ухода части депутатов у оставшихся, естественно, возникла идея как-то наказать ушедших, “не выполняющих свои депутатские обязанности”. Однако соответствующее предложение не прошло. Подконтрольная Хасбулатову “Российская газета” опубликовала “список отсутствующих депутатов на заседании 10 декабря 1992 года, 10 часов 23 минуты”, то есть список тех, кто последовал призыву Ельцина. Этакий донос. При этом, правда, публикаторы все переврали: в числе якобы ушедших было названо немало тех, кто на самом деле остался сидеть в своем кресле, и наоборот, ряд ушедших не был поименован в крамольном списке.

После выступления Ельцин в лучших традициях пролетарской солидарности, пролетарского интернационализма отправился “в народ” – на АЗЛК. “Народ”, разумеется, был подготовлен к этому визиту – на состоявшемся там митинге приняли резолюцию в поддержку российского президента. Сказать, однако, что этот шаг был намного более удачной придумкой президентской команды, чем собрание небольшой группы депутатов в Грановитой палате, я бы не решился.

Силовики успокаивают депутатов

Сразу же после выступления Ельцина Хасбулатов заявил, что считает это выступление оскорбительным “как в отношении Съезда, так и в отношении Председателя Верховного Совета”, а потому просит депутатов принять его отставку, после чего удалился из зала. Отставка, разумеется, не была принята, и через некоторое время спикер вновь обосновался на своем месте.

Выступление Ельцина повергло депутатов в смятение и панику. Вперемешку с мотивами возмущения в их речах зазвучали тревожные интонации. Как водится, сразу же возникли разговоры о силовых мерах, которые неминуемо будут приняты президентской стороной по отношению к своим противникам. Ряд депутатов предостерегал от того, чтобы объявлять перерыв и покидать зал заседаний, поскольку обратно-де съездовцев уже могут и не пустить. Кто-то заметил грузовик с ОМОНом, будто бы подъехавший к Спасским воротам Кремля. На всякий случай приняли решение включить прямую трансляцию съезда. Бдительный Иона Андронов предложил всем переместиться из Кремля в Белый дом: там, дескать, безопаснее. (Забавно, кстати, что своих национальных гвардейцев для охраны Съезда в этот же день пообещал прислать Джохар Дудаев.)

Естественно, раздались требования вызвать “на ковер” силовых министров и потребовать от них отчета, не готовят ли они военный переворот. Грачева, Ерина и Баранникова долго не могли разыскать. Прошел слух, что Ельцин запретил им являться на съезд. Аман Тулеев внес предложение в случае неявки министров отстранить их от должности и назначить других, которые выполняли бы волю Съезда. Однако в конце концов министры появились в зале и заверили депутатов в своей лояльности и законопослушности.

А могли бы, между прочим, и не появляться, учитывая, что они действительно напрямую подчинены президенту.

Кстати, это был не первый случай, когда в преддверии критических моментов президентская команда не удосуживалась взять на себя труд заранее заручиться необходимой поддержкой силовиков. Либо же силовики просто оказывались людьми ненадежными.

Заявления министров успокоили депутатов. В начале вечернего заседания они приняли ответное обращение к гражданам России. В нем утверждалось, что в президентском обращении “предпринята попытка нарушить конституционный баланс исполнительной и законодательной властей, сорвать работу высшего органа законодательной власти, содержатся оскорбления в адрес Верховного Совета, его председателя и Съезда народных депутатов”. Естественно, утверждалось, что заявление президента “инспирировано его ближайшим окружением”. На это ближайшее окружение, на кучку неких деятелей, будто бы “прилипших к нему”, оппозиция всегда вешала все шишки.

Что касается предлагаемого референдума, говорилось в ответном обращении, референдум, конечно, дело вполне правомерное, однако в президентской постановке это предложение, как считают депутаты, “изначально настраивает общество на конфронтацию, направленную в конечном счете на уничтожение одной из ветвей государственной власти”.

Вместо референдума депутаты предложили провести одновременные досрочные выборы президента и всего депутатского корпуса.

Свои услуги в качестве посредника в переговорах между президентом и Съездом вновь предложил Зорькин. На 11-е на середину дня была запланирована встреча Ельцина и Хасбулатова при участии председателя КС. Однако затем ее отложили: президент сначала решил побеседовать с председателем Конституционного Суда тет-а-тет. Вечером переговоры между Ельциным и Хасбулатовым при посредничестве Зорькина все же начались. Договорились продолжить их на следующее утро уже в расширенном составе – делегациями по семь человек с каждой стороны, опять-таки с участием председателя КС.

Рассказывая журналистам о состоявшейся трехсторонней встрече, Ельцин отметил, что его главный оппонент – Хасбулатов – в основном напирал на вопрос о председателе правительства, требуя отстранения Гайдара от руководства кабинетом. “Для меня это очень сложный вопрос, – сказал Ельцин. – Я буду думать, но сейчас сходу выдвинуть на съезде следующую кандидатуру я не готов”. Президент сообщил также, что предложил “мягкий вариант”, с которым согласен и Гайдар, – назначить Егора Тимуровича до апреля исполняющим обязанности главы кабинета: “Гайдар в реформу вошел. Он знает дальнейшие шаги. Новый человек – это потеря темпов, времени…”

Диву даешься, что при таком ясном понимании пагубности замены Гайдара “другим человеком” Ельцин тем не менее допустил эту замену. Хотя, повторяю, вполне мог бы и не допускать.

Западная пресса о выступлении Ельцина

Большинство ведущих западных политиков продолжало поддерживать Ельцина и Гайдара в их реформаторской деятельности, однако в сложившейся ситуации эта поддержка мало что значила.

Далеко не всем на Западе был понятен и последний резкий ход Ельцина – его обращение к народу с трибуны съезда. Многие считали его проигрышным для российского президента. Любопытны комментарии некоторых западных СМИ по этому поводу. Радио “Свобода”:

“Борис Ельцин упустил власть, и теперь вопрос только в том, какие формы примет эта утрата. Если президент все же будет упорствовать, ему не избежать унизительной процедуры импичмента. Начать этот процесс сегодня для депутатов далеко не так страшно, как казалось в начале съезда, когда президент выглядел грозным хозяином силовых структур, готовым пустить их в дело, чтобы утихомирить политических противников. Руководители этих структур фактически отреклись от президента и ясно дали понять, что разгонять никого, по крайней мере в интересах президента, не намерены. Зигзаг Бориса Ельцина, его заявление, весьма агрессивное по тону, – это свидетельство полной изоляции президента от всего сколько-нибудь значимого и существенного в российской политике. Резкие повороты Бориса Ельцина объясняются жесткой борьбой в его окружении. До провала Гайдара Борис Ельцин прислушивался к рекомендациям умеренного крыла, которое можно ассоциировать с советником по политическим вопросам Сергеем Станкевичем. Однако тактика консенсуса не дала результата, и Ельцин неожиданно взял на вооружение жесткие рекомендации Геннадия Бурбулиса”.