Ниже ада - Дмитрий Политов

Тот помолчал немного, ожидая, по всей видимости, продолжения, но, поняв, что его не будет, спросил:

— А каков уровень портала?

Парнишка впервые с начала разговора замялся и проявил признаки нервозности.

— Я боюсь ошибиться, — неуверенно начал он, — но, скорее всего, класса «абсолют»…

Признаюсь честно — мне вся эта фигня была мало понятна — даже при наличии той информации, что «перекинул» Плужников. Однако, судя по вытянувшейся физиономии дедули и полковника, слова подростка, мягко говоря, не порадовали. Макаров быстро подошел к столу, плеснул себе в стакан грамм сто водки и залпом опрокинул их. Во гад, а еще дед! Нет, двоюродный конечно, но… мог бы и предложить!

— Простите, Петр Алексеевич, — сказал ему в спину полковник, жестом отсылая парнишку-мага, — я могу задать вам вопрос?

Дедуля хмуро зыркнул на него исподлобья и молча кивнул.

— Что вы планируете делать с этим человеком? — «вампир» замер, напряженно отслеживая реакцию начальства.

Макаров задумчиво вытянул губы в трубочку и оценивающе уставился на меня. Он явно пытался просчитать сложившуюся ситуацию таким образом, чтобы ни один из известных ему на текущий момент фактов не остался неучтенным. Сказать по правде, меня в этот момент охватило чувство апатии — я устал все время узнавать такое, что раньше считал уделом фантастических произведений. И еще больше я устал оттого, что вся эта «фантастика» почему-то оборачивалась против меня, стремясь то и дело перемолоть меня в своих чудовищных жерновах.

— Что, дедуля, прикидываешь, каким способом меня на сковородке в печь удобнее запихнуть? — я даже не пытался скрыть издевку в голосе. Да пошли они все, в конце-то концов! Гэбэшники, ренегаты, шизанутые детишки, продажные стукачи — все они являлись картонными персонажами чудовищной пьесы, которая разыгрывалась на подмостках Города по воле безумного режиссера. И он явно получал наслаждение от этой постановки, упиваясь своей вседозволенностью и вводя в нее то и дело все новых и новых героев и подбрасывая им все более сложные задачки.

С глубочайшим прискорбием я вынужден был констатировать тот факт, что и сам являюсь одной из кукол. Причем отнюдь не самой главной — так, недалекий Арлекин, веселящий почтеннейшую публику своими идиотскими выходками! И то, что сейчас я по прихоти незримого демиурга на мгновение выдвинулся в первые ряды на авансцене событий, не играло ровным счетом никакого значения — в следующую секунду меня могли смахнуть с нее легко и равнодушно. Так что — смейся, паяц!.. Пока можешь!..

— Дурак ты… внучок! — с удивившей меня ласковостью сказал другой Макаров. — Я ж прикидываю, как повернуть дело таким образом, чтобы тебя в Москве в клочья не разнесло. Ну и, разумеется, чтобы ты нам помог кое в чем. А что прикажешь делать — шанс вырваться из этого мира не столь часто в последнее время нам выпадает! Пойми, мы же все это время и жили-то только этой идеей — выбраться когда-нибудь в Большой Мир! Неужели ты думаешь, что заставить людей пахать, как каторжных на заводах, добывать этот чертов минерал, сражаться с «призраками», изучать методики работы с энергетическими полями по немногим сохранившимся записям энигматоров с риском поднять на воздух пол-Города, было возможно только за счет митингов-накачек с лозунгами о грядущем торжестве коммунизма?! Как бы не так! Человеку нужна ясная, четко сформулированная цель и поставленные задачи для ее выполнения! У нас такая цель была — возврат в Большой Мир! Любой, ты слышишь, любой житель анклава должен был знать абсолютно точно — все, что он делает — приближает момент возврата домой… Не домой, а Домой! Чувствуешь разницу?! И вернуться мы собираемся не «жалкими родственниками», а полезными своей стране людьми… Так-то, внучок!.. — Раскрасневшийся во время пылкой речи другой Макаров достал из кармана носовой платок и аккуратно промокнул капельки пота на лице.

Я посидел еще немного молча, ожидая — не последует ли продолжения. Нет, дедуля, мрачно насупившись и, по всей видимости, жалея, что сорвался, обошел стол и плюхнулся на стул. Не поднимая на меня глаз, он взял какой-то листок и нарочито сосредоточенно начал его изучать.

— Вы всерьез так думаете? — спросил неожиданно синеликий полковник. Я, признаться по правде, как-то перестал на него обращать внимание, а он, оказывается, все это время внимательнейшим образом слушал речь своего шефа. Дед, кстати, тоже удивился, откровенно недоуменно уставившись на излишне любопытного подчиненного.

— А с чем вы не согласны, товарищ полковник? — недовольно сказал Макаров. — Или у вас вообще другое мнение по этой проблеме?

Человек-вампир криво улыбнулся. С его физиономией выглядело это, прямо скажем, не слишком приятно — так, словно вы с ожившим мертвецом общаетесь.

— Вынужден заметить, — ответил глухо полковник, — что я не согласен с вами по всем пунктам!

Вот это поворот! Мне даже интересно стало — чем закончится бунт на корабле — дедуля, тот аж рот открыл, пребывая в полном оху… удивлении! Но (ай, молодца!) быстро взял себя в руки.

— Что это значит, потрудитесь объясниться! — Голос прямо-таки ледяной. Водочку в такой температуре охлаждать здорово — и секунды не пройдет, как бутылка изморозью покроется!

Нет, ну надо же — Семен Петрович продолжает все так же кривить свои тонкие губы как ни в чем не бывало:

— А значит это, уважаемый, — улыбка превращается в саркастическую ухмылку, — Петр Алексеевич, что у нас с вами разные цели, равно как и способы их достижения! — Семен Петрович подкрепляет свои слова небрежным взмахом зажатого в руке «тэтэшника».

— Оба! Руки за голову и без резких движений! Стреляю без предупреждения! Ну?!!

Вот это я и называю — из огня да в полымя…

Дед с ненавистью смотрит на полковника.

— Ты что творишь, гнида? — негромко вопрошает он «вампира». Я сижу к нему лицом и хорошо вижу, что, несмотря на показное спокойствие, он держится из последних сил. — Землю будешь грызть, сволочь, в ногах у меня валяться ста… — оглушительный в замкнутом пространстве выстрел обрывает его на полуслове. Я моментально глохну и слепну. Неприятный кислый и до ужаса едкий запах сгоревшего пороха проникает в глаза, вызывая обильные слезы, лезет в нос, раздирает горло. Я захожусь в мучительном кашле, сгибаясь на стуле, и в этот момент за моей спиной скрипит дверь, слышен топот множества ног, и чей-то незнакомый, испуганный голос спрашивает:

— Что здесь происходит?

— Да эта мразь Петра Алексеевича убила! — орет полковник. — Пистолет как-то, тварь, пронес, и на тебе: сидел, сидел, а потом выстрелил!

— Насмерть?! — обмирает голос.

— Нет, только попугал! — передразнивает его синеликий. — Конечно насмерть. Еле успел у него пушку отобрать, а то бы он и меня рядом с Макаровым положил!

— Вот сука! — цедит с ненавистью голос. Я наконец-то разгибаюсь и начинаю разворачиваться, чтобы объяснить, как все было на самом деле. Краем глаза вижу на полу возле стола тело внезапно обретенного и, похоже, столь же внезапно потерянного деда. Возле него уже разливается черная лужа крови. Против воли я замираю — увиденное вгоняет меня в ступор. В каком-то странном оцепенении я сижу и смотрю на убитого. Почему-то взгляд прикипает к его неловко подвернутой руке, на которой надеты «командирские» часы. Ремешок у них старенький, потертый, и это добивает меня окончательно — слезы и так стоят у меня в глазах, а сейчас они начинают литься уже потоком. Горло перехватывает спазм, и я лишь хриплю что-то неразборчивое.

Сильный удар в спину сбрасывает меня со стула, и я падаю на четвереньки. Теперь я вижу все тело целиком — стол больше не закрывает его. Дед полулежит на спине, привалившись к стене. На груди у него здоровенное кровавое пятно. Лицо перекошено гримасой ненависти и боли. Глаза закрыты.

Каким-то звериным чутьем я понимаю две вещи: первое — это то, что он мертв, а второе — сейчас меня начнут бить!

И второе мое предчувствие немедленно начинает претворяться в жизнь. Сначала чьи-то грубые руки вытаскивают меня волоком по полу в коридор, а уже там гэбэшники начинают с остервенением охаживать сапогами. Я переворачиваюсь на спину, поджимаю ноги и стараюсь закрыть руками голову. Получается неважно — довольно скоро чей-то меткий удар прошибает мою хлипкую защиту и врезается мне в лицо. Перед глазами немедленно начинают плавать звезды, а рот заполняется кровью из разбитых носа и губ.

— Стойте! — слышу я в этот момент чей-то вопль, который пробивается словно из-под воды. — Да не он это — Тропинин стрелял!

Все замирают, а в следующее мгновение в коридоре воцаряется ад! С глухим чавканьем в человеческие тела начинают вонзаться энергетические разряды, поднимается дикий шум, грохочут выстрелы, откуда-то снизу слышны животные крики, в которых нет ничего человеческого, но, тем не менее, я понимаю, что кричат это все-таки люди…