Роза Йорков - Жюльетта Бенцони

— Ну хоть в этом ты осталась швейцаркой, — вздохнул Кледерман. — Это утешает. Я возьму себе то же, что и князь.

— Прекрасно! А теперь мы разберемся, на каком мы свете. Если я правильно понял из вашей перепалки, то вы, моя дорогая Мина…

— Я уже сказала, что меня зовут Лиза.

— А я не хочу вас знать под этим именем! Мадемуазель Кледерман совершенно чужой мне человек. Тогда как к Мине ван Зельден я, напротив, испытываю большое уважение и нежную дружбу. И все мои домашние тоже! Прошу вас, останемся на ближайшие десять минут теми, кем мы были друг для друга все это время — патроном и его безупречной секретаршей. Вы должны будете пристроить ее к делу, Кледерман!

Она выше всяких похвал. Может быть, иногда излишне строга, но зато ее выдающиеся таланты несомненны!

И вновь глаза девушки наполнились слезами. Она пыталась украдкой смахнуть их, а Морозини вдруг как будто в первый раз увидел эти глаза и пришел в восхищение. Боже мой! Да они настоящего фиалкового цвета! Два темно-синих бархатных озера в окружении густых, как камыш, ресниц…

Из глубин его памяти вдруг прорвался голос госпожи де Соммьер, его мудрой и прозорливой тетушки: «Сколько бы ты ни упрямился, не желая видеть в ней женщину, она — женщина вопреки всему. И в свои двадцать два года имеет право мечтать!» Тетушка Амелия намекала, что Мина может быть влюблена в него. Но она ошибалась. Дочь богатейшего банкира из Цюриха сама только что подчеркнула, что удерживали ее возле Альдо только тепло его дома, его слуги и всепобеждающее обаяние Венеции…

— Ну, ну, стоит ли плакать? — примирительно проговорил венецианский князь. — Жить под чужим именем не такое уж большое преступление. Даже если ваш обман и причинил мне невольную боль.

— Вы сказали, что испытывали ко мне уважение и дружбу, — пробормотала Мина. — И это значит, что теперь, когда вы знаете правду, вы больше не испытываете ко мне добрых чувств?

— Какую правду вы имеете в виду? Вот вы пожелали узнать, что я за человек, и пришли к однозначному выводу, что имеете дело с ловеласом, который не внушает вам особой симпатии, но за чьей суетой забавно наблюдать Этакое любопытное насекомое! А я все это время относился к вам с полным доверием. Что от него теперь осталось, мне пока трудно сказать. Мне нужна хотя бы ночь на размышления, чтобы понять, на каком я свете. Но прежде чем мы расстанемся, давайте покончим с делами. Вы привезли то, о чем я писал господину Бюто?

Она утвердительно кивнула и наклонилась к объемистой кожаной сумке, которую поставила на пол у своих ног.

— Не открывайте здесь! Я, конечно, благодарю вас за то, что вы совершили путешествие в такой опасной компании! Но вы, без сомнения, догадываетесь, что, узнай я о болезни моего друга Ги, я никогда бы не позволил себе переложить на вас его обязанности. Такого рода путешествия слишком опасны для юных девушек.

— Я не понимаю, почему я не могла бы его привезти? — внезапно возразила Мина, вновь обретая присущую ей самоуверенность и резковатую манеру поведения. — Не так давно я везла из Парижа в Венецию такую же, если не более ценную вещь…

— Какую же? — не замедлил спросить Кледерман, которого разговор увлекал все больше и больше. — Речь идет еще об одной королевской драгоценности?

— Это вас не касается, — отрезал Морозини. — И никто здесь не говорил о королевских драгоценностях.

— Скажите пожалуйста! — насмешливо протянул банкир. — Вы думаете, я не знаю, что там находится? — прибавил он, указывая на сумку своей дочери. — Вы собрались продать одну историческую вещицу полусумасшедшей даме — для такой драгоценности это самый печальный удел, какой только можно себе представить. Вы хорошо подумали, прежде чем решиться на этот шаг? «Зеркало Португалии» на голове у дочери продавца тушенки, или жареного арахиса, или не знаю еще какой дурацкой американской снеди!

— Невероятно! — вскричал Морозини. — Как вы ухитрились узнать об этом?

Кледерман хитро прищурился:

— В зимнем саду герцогини, мой дорогой! Я стоял за кустом, собираясь выкурить сигару, и имел нечаянное удовольствие услышать ваш разговор с грозной Авой. Клянусь, все это произошло помимо моей воли.

— Точно так же, как помимо вашей воли ваша дочь проникла в мой дом, чтобы следить за мной! Это у вас семейная мания.

— Скажем лучше, стечение обстоятельств. Морозини, будьте же хладнокровны, оставьте все ваши эмоции и покажите мне лучше «Зеркало»!

— Не называйте его «Зеркалом». Я совсем в этом не уверен.

— Верить в это буду я! Не забывайте, что у меня уже есть два его собрата по коллекции Мазарини. Ради третьего я готов пойти на любое безумство. Я не знаю, какую вы за него назначили цену, но заранее удваиваю ее.

— Вы что, в самом деле сумасшедший?

— Когда речь идет о драгоценных камнях? Безусловно!

К тому же вы избежите изнуряющих переговоров. Вы же знаете, что у этих американок есть отвратительная привычка торговаться, как последний ростовщик. Вот увидите, она заставит вас снизить цену. Подумайте, это может ущемить интересы вашей старинной приятельницы!

— Вы плохо меня знаете, если так говорите.

— Вполне возможно, но я знаю, что вы аристократ, а Ава Риббсдейл — нет. К тому же, имея дело со мной, вы можете быть совершенно уверены, что я сохраню все в секрете, тогда как положиться на эту женщину невозможно. Потом, ваш бриллиант найдет у меня достойное окружение. А у нее? Ну что? Вы покажете мне его?

— Только не здесь. Мина…

Альдо не успел продолжить. Девушка, внезапно вспыхнув от гнева, вскочила на ноги, оттолкнула поднос, очень мало заботясь о том, что будет с чашками и стаканами, водрузила свою сумку на стол и достала из нее небольшой сверток, завернутый в самую обыкновенную бумагу и тщательно перевязанный. Сверток она швырнула на колени Морозини.

— Ваши драгоценности! Ваши проклятые драгоценности!

Только они для вас обоих и существуют! Я оставляю вас в их обществе! Всего самого доброго!

Мужчины не успели даже шевельнуться, как она уже захлопнула свою сумку и, выскочив из-за стола, побежала по холлу. Широкие полы ее плаща развевались за ней, словно крылья огромной птицы. Альдо кинулся было догонять ее, но Кледерман его удержал.

— Бесполезно! Даже если предположить, что вы ее догоните, — что вряд ли возможно, потому что она бегает, как амазонка, и сейчас, должно быть, уже сидит в такси, — вы ее не переубедите. Я отвечаю за свои слова: это моя дочь, и она точно так же упряма, как и я.

— Но позволить ей вот так убежать… Не зная, куда она пойдет в незнакомом городе…

— Лиза знает Лондон как свои пять пальцев. У нее здесь множество друзей. И нужно обладать сверхъестественными способностями, чтобы угадать, куда она пойдет. Ясно одно: ни вы, ни я в ближайшее время ее не увидим, — заключил банкир с чисто швейцарским спокойствием, поразившим Морозини до глубины души.