Случайный поцелуй - Элизабет Бойл

– Так и было. Пока нас не разбудил ужасный шум… – Приподняв бровь, незваная гостья ждала его объяснений.

– Разбудил? Какая неприятность. – Джек продемонстрировал аристократическое хладнокровие, которое подсмотрел у своего брата. Герцог Паркертон пренебрежительно обходился со всяким, кто рассчитывал на его обходительность. – Примите мои извинения, мисс Портер. А теперь, с вашего позволения…

Джек попытался уйти, но от дотошной учительницы не так просто было отделаться.

– Сэр, я слышала… я хочу сказать, мы все слышали ужасный крик. Даже несколько.

– Это всего лишь стенания человека, попавшего в полосу невезения, – покачал головой Джек. – Просто мы с приятелями чересчур заигрались. И слишком много выпили. – Он шагнул ближе, и ее нос сморщился от густого запаха коньяка.

– Сэр, я слышала другое. Я слышала крик боли. Так кричат в агонии, а не когда теряют последний соверен, – настаивала Миранда и снова взглянула поверх его плеча на дверь. – Если кто-то ранен, я могу оказать помощь.

Черт возьми! Его гостьи слышали слишком много. Но он не может сказать правду. Никому. Не сейчас, когда убили очередного английского агента.

– Агония? – Джек покачал головой. – Мисс Портер, я не считал вас склонной к… Вы уже вторую ночь подряд спускаетесь сюда со странными утверждениями. Вы страдаете ночными кошмарами?

Мисс Портер с вызовом подняла бровь. С таким вызовом, которого Джек не ожидал от скромной учительницы. Подняв свечу, как готовую к бою шпагу, она сейчас походила на воинственную царицу Боудику.

– Лорд Джон, я не из тех женщин, что склонны к фантазиям. И вы не можете мне отказать, потому что я отвечаю за вверенных мне девушек. Если происходит что-то непристойное, я настаиваю…

Непристойное! У него только что умер друг, а она болтает тут о приличиях, будто это имеет значение.

Ему хотелось объяснить ей, что такое непристойность. Непристойно, что такой человек, как Малколм Грей, ушел навсегда. Непристойно, что существуют враги, жаждущие падения Англии.

Ничего Джек так не хотел, как показать этой педантичной особе несправедливость мира, существующего за пределами священных сводов школы мисс Эмери и защитной раковины светских манер. Черт ее побери, разве она не понимает, что леди, к тому же незамужней, непристойно болтаться среди ночи по дому мужчины?

Крайне непристойно.

Джек выхватил из ее руки подсвечник и поставил на столик. Без промедления он схватил гостью в объятия и притянул к себе. Его руки пользовались свободой, которую давали ему ночь и положение хозяина дома.

Это уж совсем скверно. Но казалось, эта ночь нарушила все правила.

А тут еще эта мисс Портер. Женщина есть женщина, рассудил Джек. Давно лишенный удовольствий, которые они дарят мужчинам, он, словно изголодавшийся, уткнулся в ее шею, вдыхая нежный запах.

Горе толкало его за рамки приличий. За пределы благородства и чести. Сегодня ночью он не был джентльменом.

Она была блаженством. Джек окаменел, когда ее грудь коснулась его торса. Нежная, теплая, налитая. А его ночи были холодны и пусты. Он знал, как ее грудь ляжет в его ладонь, как отвердеют соски от прикосновений его пальцев и языка. Так он и сделал, баюкая ее грудь в колыбели ладони, его пальцы кружились, отыскивая набухший сосок.

– О-о-ох! – выдохнула мисс Портер.

Джек увидел в ее глазах потрясение. Ее взгляд горел от оскорбления и… чего-то еще.

Если бы он увидел в ее голубых глазах только ярость, то остановился бы. Но на беду мисс Портер, в ее взгляде было нечто большее.

Там была страсть. Несомненная страсть.

Огонек ее глаз влек Джека, словно мотылька. И когда она приоткрыла рот, чтобы запротестовать, Джек накрыл его своими губами и вкусил блаженства.

Давно не утоляемый голод завладел им. Джек целовал ее горячо, основательно. Дразнил языком ее губы, слизывая возможные возражения.

Он провел последние четыре года, пытаясь искупить вину, стараясь поступать правильно, но цена была слишком высока.

Горе, гнев, страх распаляли его жажду, сила которой удивляла его самого.

Джек подтолкнул мисс Портер, плотнее прижимая к себе. Пусть незваная гостья почувствует его состояние, поймет грозящую опасность и больше не повторяет свою ошибку – прекратит бродить ночью по дому.

Джек потянул вверх ночную сорочку, освобождая от покровов ее ноги и бедра, открывая простор для ласки. Он хотел почувствовать жар этой женщины, безмолвное свидетельство ее страсти.

Мисс Портер снова сопротивлялась. То ли шокированная его действиями, то из чувства приличия, Джек этого не знал. Но он не собирался отпускать эту женщину. Он не переставал целовать ее, пока… пока не услышал всхлип капитуляции, которая стала его триумфом. Слабый стон предательски сорвался с ее губ.

Крепко держа ее, Джек снова положил руку ей на грудь, отбрасывая все слои одежды и приличий. Можно подумать, шаль, наброшенная на халат, имела значение для человека с его намерениями. И он достиг своей награды.

Ее шелковистая кожа так и манила к себе. Джек перекатывал пальцами тугую почку соска, запоминая каждую подробность совершенных форм.

Боже, как он обожал женскую грудь! Ее форму, вкус, шелковистую кожу, обещанное наслаждение, те звуки, что слетают с губ женщины, если ласкать эти отяжелевшие полушария.

Джек прервал поцелуй, заглушавший протесты мисс Портер, и поймал губами сосок, дразня и терзая ее сладкой мукой. Эта женщина с ее совершенными формами вдруг вызвала в его памяти другую.

Да, много времени прошло с тех пор, когда он ласкал женщину, наслаждаясь ее роскошной плотью. Но эта леди… эта женщина… вдруг показалась ему чертовски знакомой.

«Вспомни…»

Джек замер и снова приник к ее рту, на этот раз пробуя, проверяя, пока нахлынувшие воспоминания не затопили его чувства.

Лондон. Отдаленные звуки музыки. Юная девушка, чей поцелуй полон невинности…

Женщина, которая мертва.

Джек оторвался от ее губ.

– Что за черт…

Гнев Миранды тут же сменился страстью, которую она обрела в объятиях Джека Тремонта. Мошенник знал способ превратить ее протесты в трепет. Она дрожала, как осенний лист в бурю.

Его руки дразнили и сладко мучили ее, поцелуй смел все ее добрые намерения, лишил самообладания.

Поцелуй дурманил ее больше, чем исходящий от Джека густой запах коньяка.

От объятий Джека, его жарких губ, разгоряченного тела, от этого… – чего Миранда не смела назвать даже про себя, – поднявшегося ей навстречу и настойчиво напоминавшего о себе, у нее не осталось ни одной разумной мысли.

Ее тело снова предало ее, как тогда, много лет назад, в театре и как сегодня в башне.

Этот человек знал, какое действие на нее производит. Он прижал ее к себе еще сильнее, совсем уж непристойно.