Избранное - Борис Ласкин

— Соедините меня с Фоменко, — сказал Зайцев, еще раз давая понять Полине, что сознательно переходит на официальный тон, так как не одобряет ее поступка.

Вернувшись в приемную, она соединила управляющего с директором завода Фоменко, старательно заклеила конверт и успела при этом бросить прощальный взгляд на исполнителя роли композитора Чайковского.

В тот же день она все рассказала Тамаре, Любе, Софье Семеновне, еще кое-кому.

Так тайна перестала быть тайной.

Потом Полина не переставала удивляться — все, решительно все, кому она поведала содержание автографа, говорили о Сумароковой как о прямо-таки необыкновенном человеке. Она и культурна, она и умница и прекрасный работник, что вполне естественно — она с отличием окончила институт, много читает, любит стихи и так далее и тому подобное. Полина слушала и пожимала плечами: «Честное слово, даже смешно — стоит большому человеку обратить внимание на рядового товарища, и все хором начинают говорить, что он вовсе не рядовой, а очень ценный и почти что незаменимый».

К концу дня все, включая буфетчицу Клаву, были полностью в курсе дела.

Полину время от времени томили легкие угрызения совести, но она сумела убедить себя, что вина ее не так уж и велика. Будь она плохой и непорядочной, она могла бы оставить эту открытку у себя и шепнуть подругам, что свой автограф артист прислал ей — Полине. И в этом никто, возможно, и не стал бы сомневаться, тем более что на открытке Иннокентий Смоктуновский конкретно не указал, кого именно он сердечно приветствует.

«…Последний раз мы были вместе, и вдруг наступил момент, когда я и он сразу замолчали. И я вспомнила твои слова: «Мы молчим не потому, что нам нечего сказать». Но дальше было совсем интересно. Илья посмотрел на меня, как тогда в электричке на бородатого аптекаря, и сказал: «Помните, как Андрей заметил в тот вечер, что говорим только мы с вами». Я сказала: «Смешно, но я подумала о том же самом».

Оля! Я все время вспоминаю твои слова на кухне. Я была совсем спокойна, во всяком случае — внешне… Не знаю, зачем я все это пишу, мы с тобой скоро увидимся, и у нас будет большой разговор. Я тебе скажу: «Я, знаешь, няня, влюблена!» — а ты скажешь: «И, полно, Таня, в эти лета мы не слыхали про любовь». А я тебе отвечу: «Няня, расскажи-ка ты это кому-нибудь другому». Я прекрасно помню, как ты еще в школе целовалась с Юркой Мызиным и уверяла меня, что это настоящая любовь и это на всю жизнь.

Оля, милая! Не сердись на меня. Дело в том, что я просто поглупела. Я изо всех сил хочу казаться обычной, как ты говоришь — нейтральной, но у меня ничего не получается.

Утром меня вызвал Зайцев, у нас был абсолютно деловой разговор, но я заметила, что он бросает на меня весьма многозначительные взгляды. Я, конечно, не могла предположить, что наш управляющий принял внезапное решение развестись со своей любимой супругой и жениться на мне. Но все-таки мне захотелось спросить его: «Что с вами происходит?» Я была готова задать ему этот вопрос, но тут меня осенило — или уже сработала устная информация, или человек посмотрел мне в глаза и все понял. Значит, не зря сказано — «глаза — зеркало души».

Как ты знаешь, Тамарка Криш вполне сдержанная особа. Она вдруг остановила меня в коридоре и сказала одно слово: «Поздравляю!» Я сказала: «Спасибо. Откуда ты знаешь?» Она говорит: «Погляди на себя в зеркало. Ты же вся светишься».

Я зашла в библиотеку, и там наша Софья Семеновна выдала мне целую сентенцию: «Все закономерно, встретились два человека, и один увидел в другом хорошее и настоящее. Я вдвое старше вас, Таня, но я вам ужасно завидую. Когда вы его увидите, скажите, что есть у него в Москве давняя поклонница — одна замужняя библиотекарша». Я спросила: «Вы его видели?» Софья Семеновна почему-то мне подмигнула и ответила: «Неоднократно». Ты же понимаешь, Оля, все это она придумала, чтобы сказать мне приятное.

Удивительно — сегодня самые разные люди по-своему выражали свои чувства. Одни просто улыбались, другие произносили какие-то слова, и, ты знаешь, я вдруг почувствовала себя центром внимания. Наверно, Тамара права — я и в самом деле свечусь, как новый двугривенный.

Но самое смешное и непонятное произошло в буфете. Ты бываешь в тресте и помнишь нашу буфетчицу Клаву. Я зашла выпить чайку, вижу, Клава смотрит на меня как на родную дочь и говорит своим баритоном: «Татьяна, вопросов нет. Основное — чтоб был неженатый». Я спрашиваю: «Кто именно?» — а она говорит: «Лев Яшин» — и смеется. Я поняла, что это ее манера шутить, но, когда я уходила, она вышла из-за стойки и сказала мне что-то совсем загадочное: «Конечно, нельзя равнять твою и его зарплату, но в случае чего и твои сто тридцать будут нелишние…»

Таня начала уже третью страничку, но в этот момент кончилась паста.

Она отложила шарик и пробежала глазами неоконченное письмо. «Ужас, сколько написала. Ольга приедет в Москву, я все это ей сама и прочитаю с выражением, она, наверно, посмеется».

Таня взглянула на часы. В два тридцать диспетчерское совещание. Что еще?.. Да, недавно по внутреннему позвонила Полина и просила зайти к ней по личному вопросу.

Когда Таня вошла в приемную, Полина встала:

— Очень удачно, я как раз одна…

Она медленно выдвинула ящик письменного стола.

— Уважаемая Татьяна Александровна, у меня имеется для вас письмо…

«Что сие означает? — удивилась Таня. — Она называет меня по имени-отчеству и на «вы». Какой-то день загадок».

— Татьяна Александровна, скажите, пожалуйста, любите ли вы кино? — спросила Полина и плавным движением, как фокусник, опустила руку в ящик.

— Люблю, — ответила Таня, — но не всякое.

— Правильно! — сказала Полина.

Она затеяла сейчас эту нехитрую игру с единственной целью — настроить Таню на шутливый лад. Если человек в хорошем настроении, он никогда не станет сердиться на другого человека, тем более из-за такого пустяка.

— Вы пригласили меня побеседовать о кино? — спросила Таня.

«Я ей — «вы», и она мне — «вы». Так разговор, чего доброго, примет чересчур официальный характер, и тогда вообще не выпутаешься из этой истории».

— Да, я хочу поговорить с тобой о кино, — сказала Полина, — тем более — ты любишь и понимаешь искусство…

— Ты думаешь?

— То, что я это думаю, особого значения не имеет. Это кое-кто другой думает… Нравится тебе кинофильм «Чайковский»?

Таня ответила не сразу. «Все ясно — Полина тоже была в тот вечер в «России» и видела меня с Ильей».

— Хороший фильм, — сказала Таня.

— По-моему, очень даже хороший. И этот артист, который Чайковского играет, я считаю, замечательный артист…

— Иннокентий Смоктуновский?.. Еще бы!

Полина вынула из ящика конверт и плавным движением протянула его Тане.

Таня отошла к окну, там было светлей.

Полина не отрываясь смотрела на то, как Таня сперва открыла конверт, потом вынула из него открытку, потом посмотрела на лицо Смоктуновского, а затем, улыбнувшись, стала читать то, что было написано на обороте.

— К сожалению, конверт был плохо заклеен, — тихо сказала Полина, — и чисто случайно я увидела…

— Что? — рассеянно спросила Таня.

Полина махнула рукой: «Не стоит и отвечать. Все равно не услышит».

Таня все еще читала, как будто там было очень много написано.

— А ты покраснела, — вздохнув, сказала Полина. — Понятно. Будь я на твоем месте, я бы тоже…

Что «тоже», Полина недосказала, потому что встретила взгляд Тани, взгляд радостный и устремленный куда-то мимо нее, в дальнее окно.

— Берегись автомобиля, — улыбнулась Полина и заговорщицки подмигнула.

Таня перечитала последнюю строчку: «Сердечно приветствую вас. И. С.».

Таня улыбнулась. «Он меня приветствует. Сердечно приветствует. Это немножко чопорно звучит. А впрочем, нет, совсем нет. Просто и хорошо. И приятно очень».

Полина сделала строгое лицо и принялась печатать на машинке. Пусть Сумарокова видит, что у нее полно работы и вообще она человек занятой. Секретарь управляющего — это что-нибудь да значит.

А Таня смотрела в окно. «И. С.» Илья Сафонов. Таня сразу узнала его летящий почерк. Недавно он прислал ей с Ольгой смешную записку: «Спать не буду, есть не буду, буду ждать звонка». И подписался так же: «И. С.».

— Спасибо, Полина, — сказала Таня.

— Пожалуйста, — улыбнулась Полина. «Слава богу — все обошлось». — Скажи честно — рада?

— Очень рада, — уже с порога сказала Таня. — Очень!..

1971

ПРЫЖОК

Я недавно прочитал в центральной газете, что какой-то товарищ, не то Половодов, не то Брюнчихин, точно не помню, помню только, что на букву «ф», совершил прыжок на лыжах с трамплина и пролетел по воздуху не то восемь, не то восемьдесят метров, точно не помню, но это не так важно. Важно совершенно другое.