Поздняя любовь - Мари Луизе Фишер

— Знаешь, о чем я подумал… — начал он. Она куснула его за мочку уха.

— Не сомневаюсь, что ты мне об этом расскажешь.

— В сущности, мне достаточно бегать на лыжах по утрам. Я могу с таким же успехом возвращаться и в полдень.

Она одним махом соскочила на пол.

— Что это вдруг?

— Да, Кисуля, а почему бы и нет?

— Потому что это нарушает нашу договоренность. Мы сюда приехали, чтобы ты вволю мог погонять на лыжах.

— Но теперь мне это уже совсем не так важно.

— Неправда. Как раз только что ты примчался сюда в полном восторге от очередной вылазки.

— В восторге, что ты меня обнимешь!

— Нет, от отлично проведенного на воздухе дня.

Он понял, что зашел слишком далеко; что она посчитала бы его глуповатым, если бы он по столь ничтожному поводу, как ее игра в карты, выказал себя обиженным или ревнивым.

Поэтому он отступил, промолвив:

— Ну, это было ведь лишь предложение, Кисуленька моя. Мне почему-то вдруг показалось, что ты чувствуешь себя обойденной вниманием.

— Нет, нисколько! Меня немного нервировало лишь полное отсутствие каких-либо занятий. Ну, а теперь марш в ванну! А то вода остынет.

С этого момента он больше, чем прежде, торопился по вечерам вернуться в гостиницу в тайной надежде появиться в номере раньше ее. Но это не удалось ему ни разу. Ведь еще до того, как бар заполнялся людьми, музыкантам надо было переодеться, чтобы появиться на эстраде своевременно, когда гости придут на чай. Поэтому задолго до наступления сумерек карточную игру приходилось заканчивать. Донате этого бывало, как правило, достаточно.

Разумеется, Доната и Тобиас во время этого своего первого совместного путешествия хотели побольше побыть вдвоем. И все же казалось странным, что у них не завязываются никакие новые знакомства с другими гостями отеля. Даже в какие-либо общие разговоры им вступать не приходилось. И не то, чтобы окружающие отвергали Донату и Тобиаса: когда они с кем-то здоровались или кому-то улыбались, им отвечали всегда приветливо. Но на этом все и заканчивалось.

В первую неделю их пребывания в гостинице Доната однажды встретила в предполуденные часы даму приблизительно ее возраста. Лицо дамы было Донате знакомо, поскольку они одновременно бывали за обедом. Встреча произошла в магазине одежды. Продавщица как раз завертывала даме какую-то покупку, а Доната только что вошла.

Поздоровавшись, она непринужденно спросила:

— Нашли что-нибудь интересное?

— О да, — прозвучал ответ. — Блузка из чистого шелка. Цвет шампанского. Как раз то, что я давно хотела приобрести.

Продавщица чуть приоткрыла бумагу, в которую завертывала блузку, чтобы показать цвет и материал.

— Действительно, великолепно, — подтвердила Доната и начала осматриваться в торговом зале.

Продавщица передала даме завернутую покупку и одновременно спросила Донату:

— Вы хотели бы посмотреть что-нибудь определенное?

— Собственно говоря, нет.

К удивлению Донаты, покупательница из магазина не ушла, а, помедлив, осталась в зале. Когда Доната осмотрела несколько пуловеров, дама наконец обратилась к ней с вопросом, видимо, давно уже ее занимавшим:

— Скажите, а прелестный молодой человек, вас сопровождающий, действительно ваш брат?

— Почему вы так думаете?

— До меня дошли такие слухи. Но я им сразу же не поверила.

— Он — мой сотрудник.

— Ах, вот как. Ну, понятно. — Дама направилась к двери. — Общий привет!

— До свидания! — крикнула Доната ей вдогонку.

В общем, она сделала вывод, что в гостинице разговоры о них идут, но не придала этому значения. Даже тот факт, что дама при последующих встречах всегда ограничивалась лишь коротким приветствием, оставил Донату равнодушной.

Ей было ясно, что она и Тобиас, как пара, выпадают из привычных стандартов, так что окружающим непросто вписать их в круг каких-то устоявшихся представлений. В обычные рамки они не укладывались. Для общества молодых она была явно стара, а Тобиас для общества людей в возрасте слишком молод. К тому же публику отеля «Палас», пусть и дорогого и роскошного, составляли все же представители средних или даже мелкобуржуазных кругов. Богатые же и знаменитые, истинные Jet Set[16], среди которых Доната и Тобиас определенно не произвели бы сенсации, укрывались в собственных, охраняемых днем и ночью виллах, в горах Швейцарии.

Однажды вечером в «красном зале» Доната наблюдала за молодой девушкой, сидевшей между отцом и матерью. Ее никто не приглашал танцевать, взгляд ее становился все более недовольным. Доната предложила Тобиасу чуточку развлечь малышку.

Он подошел к столу, за которым сидела семья, с улыбкой поклонился и корректно и вежливо пригласил девушку на танец.

Девушка расцвела и собралась уже встать из-за стола, но отец задержал ее за локоть и произнес:

— Мне очень жаль, но моя дочь еще не пришла в себя после лыжной прогулки.

Тобиас стойко проглотил обиду.

— Что ж, тогда, может быть, в другой раз, — невозмутимо сказал он и удалился.

Вернувшись к Донате, он рассказал ей, что произошло.

— Может, малышка действительно слишком устала, — предположила Доната.

— Чепуха! Зачем тогда было приводить ее на танцы?

— Ну, послушать музыку, посмотреть на народ.

— Не думаю. Меня не удивит, если она скоро протанцует мимо нас с кем-то другим.

Но этого не случилось. К девушке больше никто так и не подошел, а через полчаса она вместе с родителями ушла. Так что Тобиас мог бы сказать себе, что бестактности по отношению к нему допущено не было.

Но Доната-то отлично понимала, в чем тут дело. Ее друга считали в отеле по меньшей мере легкомысленным гулякой, пристроившимся к немолодой женщине на содержание. Она, со своей стороны, решила вообще больше не вступать в контакт с другими гостями отеля. Ведь они были ей ни к чему. У нее есть Тобиас, а для игры в скат — два музыканта. Этого вполне достаточно. Она была даже рада, что не встретила здесь никаких мюнхенских знакомых.

Но, разумеется, публика в Санкт-Моритце состояла не только из гостей «Палас-Отеля». Доната не сомневалась, что на лыжне Тобиас встречается с молодежью из более скромных пристанищ, и она была этому рада. Но случалось и так, что пути обитателей их гостиницы и других мест проживания пересекались, и это даже вносило в жизнь некоторые сложности.

Однажды вечером они сидели в «Пиноккио». Молодая женщина в белой меховой шапочке, кокетливо сидевшей на гриве светлых волос, сдвинула в сторону тяжелый кожаный занавес на входе, прикрывавший зал от холода, и обвела взглядом танцевальный бар.