В любой гадости ищи свои радости - Штаний Люба

Эх, лучше б каблучки цокали, чем копыта били! Ну да ладно! Вернусь на Землю, уцокаю нафиг все окрестные тротуары! Специально, не поленюсь, металлические набойки поставлю!

Буду ходить и убеждаться в главном: всё позади и я дома! А ещё куплю томик Маяковского и дождливыми вечерами вспоминать о сегодняшних проблемах, как о давно минувшем сне…

‘Деточка, все мы немножко лошади, каждый из нас по-своему лошадь…’ Буду читать, пить душистый чай со смородиновым листом и кутаться в любимый плед… И никакого полусырого мяса, психованных блондинок и фей-убийц! Мечты-ы-ы-ы…

Как задремала, сама не заметила, а проснулась, когда солнце давно скрылось за горизонтом и на горы опустилась густая осенняя ночь. Несмотря на зябкую прохладу, прильнувшую к шкуре, меня бросило в жар.

Мамочки, как я могла забыть про богиню! Хорошо хоть пронесло, а то очередного испытания неадекватом я сегодня просто не перенесла бы! И так чувствую себя резиновым скальпелем в цветочек в операционной: бесполезно, глупо и вообще непонятно, какому придурку руки оторвать за такое ‘уместное’ изобретение.

Снизу донёсся невнятный шум: грохот осыпающихся камней и приглушённое шипение. Шампунь мне в ноздри! Это ещё что?! По спине от страха поползли огроменные мурашки, грива встала дыбом, а я окаменела. Кажется, меня сейчас будут кушать без соли и кетчупа! А бежать некуда!

Стиснув выбивающие частую дробь зубы, я вытянула шею и посмотрела вниз. Пустое. Темень — хоть глаз коли, а кобыла — не кошка, ночного зрения нема!

Жуткое ощущение… Ни зги не видать. Водопад шуршит уже вовсе не умиротворяюще, как вечером.

Скорее уж нагнетающе-безысходно. Вряд ли тот, кто решился штурмовать почти отвесный склон, делает это ради развлекухи! Чего он тут не видал? Разве только большой и вкусной меня, блин!

И не уйти ведь! Если останусь, остаётся хоть какой-то шанс, сбросить тварь одним ударом копыта, а сбрызну — можно идти обмазываться оставшимся шоколадом. Так, для дополнительного удовольствия хищнику… Кобылы в шоколаде ему точно есть ещё не доводилось…

Медленно и осторожно я поднялась. Лишь бы успеть! Лишь бы не упустить момента! Иначе мне кирдык. Хрустеть на зубах у какой-то оголодавшей твари желания не было и я напряжённо всматривалась в темноту, остро ощущая ночь.

Может, это последняя ночь в моей жизни? И вот этот пронзительно острый запах холодного неба… И бережное касание ветерка… И ещё не остывший камень у крупа… И шелест крон далеко внизу…

Удивительно: почему я слышу шорох листьев? Водопад должен заглушать его, а я слышу…

Очередной сбитый неведомой тварью камешек полетел вниз. Так близко! Мама! Я занесла копыто для удара и… едва не разревелась от облегчения. Ноги подогнулись и я в буквальном смысле отползла от края… Вот ведь… нежданчик! Ёперный театр!

У вонючки уже входит в привычку пугать меня до полусмерти! Ох, к чему полумеры?! Сам Алехандро едва избежал полноценной смерти! Копытом в лоб, и до свидания зомбя — здравствуй неаппетитная лужа под скалой! Кстати, насчёт аппетита…

Шоколадку-то не доела. Надо бы сныкать. Не то чтобы жалко поделиться, но даже при моей фантазии представить себе реакцию уродца, когда её увидит, не возьмусь. В прошлый раз, когда меня раскрасило заклинание убогого, он меня чуть не пришиб, заподозрив… Не знаю в чём. А что может Алехандро отмочить теперь? Нут уж…

Кое-как собрав конечности в кучку, потрюхала в пещеру. Тумбочку бы ещё надыбать, а то не ясно куда прятать. На пол бросать жалко… А придётся. Эх…

Вернусь — пропью какие-нибудь таблетки от гельминтов. Угу… Не сдержавшись, захихикала. Мне, по ходу, таблеточки в ветеринарной аптеке покупать придётся! А дозировочку рассчитывать исходя на свои человеческие шестьдесят два килограмма или на сколько-то там лошадиных?!

— Нет, не поеду к Роуленду, — раздалось сдавленное, — с такой кобылой никакой жены не надо!

Эм? Это он к чему?

Пристроив заначку подальше от входа, протопала к осилившему-таки подъём вонючке. Тот сидел, привалившись спиной к стене и тяжело дышал. Узрев мои круглые глаза, криво усмехнулся:

— Не ждала меня, дорогая?

Я хрюкнула. Сама не поняла как, но вот просто хрюкнула! А потом плюхнулась на брюхо и заржала в голос, прикрыв копытами голову…

‘Дорогая’! Ой, не могу! В устах полосато-радужного гниющего кошмара и с его сипло-хриплым голосочком это ТАК звучит! У-у-у-у… Осталось только вонючку ‘милым’ назвать и меня можно будет выносить!

А ведь и вправду не ждала — не гадала! Видела горбуна внизу, но ни на секундочку не допустила мысли, что калека сюда вскарабкается! Да ещё ночью! Ох… Не был бы Алехандро настолько нечеловечески омерзительным, классный мужик вышел бы! Упёртый, сильный и настырный, как осенний комар…

Вскоре голос, а если быть точной — дикий ржач, уродца составил дуэт моему собственному ржанию, перемежаемому почти истерическими всхлипами. Мы, не в силах ни встать, ни отползти от края бездны, хохотали и не могли остановиться.

Неблагозвучный дуэт, если откровенно, но кому не нравиться — пусть зальют уши воском и не вякают! Мы живы, мы целы, и мы опять вместе! Устойчивый тандем нарисовался по прихоти судьбы, ничего не скажешь!

Сипяще-всхлипывающе-хрюкающий смех разносился в прозрачном ночном воздухе и отражался от скал, дробясь и растекаясь по руслу реки и предгорьям. Если кто-то такую жуть услышит, точно заикаться начнёт!

Господи, благодарю тебя за всё! Пусть мы по самые уши в кошмаре, но этот миг пронзительное-радостного осознания ценности жизни стоит куда больше! Быть — так здорово! Вот просто быть, дышать, чувствовать, хохотать в голос и… делить радость с кем-то! Пусть даже этот ‘кто-то’ странный, чужой и страшный.

Только спустя полчаса мы немного успокоились и я заметила верёвку, свисающую с пояса вонючки.

Это чего такое? Страховка? Ага, чтоб не взлететь! Падать можно и без стра… Упс!

Заметив моё озадаченное внимание, Алехандро звонко хлопнул ладонью себя по лбу. Кто-то насекомый брякнулся с колтуна, тоненько жалобно пискнул и уполз мимо меня в пещеру.

Ё-моё! Моя шоколадка! Моё чистенькое озерцо! Мой крепкий спокойный сон! Хотела уж было рвануть вдогонку, но тут зомбик принялся вытаскивать верёвку. Ручонки у него заметно дрожали.

Видно, перенапрягся, бедный, сюда забираючись. Жа-а-алко… Ну, и любопытно.

Я поднялась и, откинув брезгливость, подцепила верёвку зубами. Подтянула, наступила копытом, перехватила и подтянула ещё. Горбун уставился на меня с благоговейным восторгом.

Дурной он всё-таки! Давно бы должен догадаться, что не с классической копытной скотинкой дело имеет, да всё никак… То ли и впрямь тупой, то ли о переселении душ никогда не слышал. А. может, и то и другое?