Один день, одна ночь - Татьяна Устинова

«Нас» – хорошее слово! Отличное, замечательно слово. И оно имеет отношение только к ней и писателю. К ней и капитану Мишакову оно никакого отношения не имеет и иметь не может!..

Ни сегодня, ни завтра, никогда.

Он повез ей эти гребаные паспорта среди ночи как раз затем, чтобы оставить все в «сегодня». Чтобы завтра был обычный, скучный и жаркий день. Рутина, привычная и всегдашняя. Никаких женщин из телевизора, никаких бриллиантов, знаменитостей и дворцов в Рио-де-Жанейро. Станет он себе тихо-спокойно рапорты писать и ждать благодарности в приказе за «раскрытие по горячим следам».

А может, и премию дадут!..

Никогда раньше от слова «премия» ему не делалось так скучно. Хотя хорошее слово, веселое! И к нему, капитану Мишакову, имеет самое непосредственное отношение!..

Они вошли в квартиру, где было прохладно, тихо и хорошо пахло, и Маня спросила будничным голосом:

– Кофе сварить? Или, хочешь, коньяку налью? Чего кофе на ночь трескать!

– Нет, я кофе буду, – сказал капитан, которому наедине с ней в ее доме моментально стало неловко, жарко и не по себе. – Коньяк – это хорошо, но у меня здесь машина. Мне бы ее забрать.

– Завтра заберешь. Налить?

Завтра я сюда не поеду, подумал капитан. Ни за что.

Он отрицательно покачал головой. Маня налила себе, довольно много, понюхала и глотнула.

– Черт возьми, – вдруг сказала она с тоской. – Этот коньяк пил Анатоль! Когда это было? Вчера? Или позавчера?

– Вчера. Но скоро будет позавчера. Уже почти полночь.

Она включила электрический чайник, пристроилась напротив него и вдруг предложила:

– А хочешь, в комнату пойдем? У нас в гостиной стол на двадцать персон! А здесь, сам видишь, тесно. На кухне должна быть кухарка, а господа за обеденным столом сидеть в вальяжных позах!

– В каких? – переспросил Мишаков, но она не ответила, еще глотнула и спросила:

– Расскажешь?

– Да ты все сама знаешь. И про сестру, и про Рио-де-Жанейро, черт бы его побрал. Вот не думал я, что так бывает!..

– Так и не бывает, – задумчиво проговорила Маня Поливанова, разглядывая коньяк. – То есть у людей так не бывает!

– Подожди, а у кого тогда бывает?

Она пожала плечами:

– Я не знаю, Сереж. Но мне кажется все-таки, что они не совсем люди. Нет, ну, конечно, люди, но нельзя сказать, что люди!.. Я запуталась, в общем.

Он молчал, ожидая продолжения.

– Как бы это объяснить? Ну, вот Софья Захаровна – человек, понимаешь? Не то чтоб приятный, вовсе не прекрасный, даже противный. И этот внук ее тоже, знаешь, не Брэд Питт! Водку с утра на грудь принимает и у бабки денег просит, чтоб долги отдать. Но он человек! Володя Береговой – человек. Он вчера, или когда это было, я уже совсем не соображаю, собаку спасал, лечил, кормил, а потом Катьку любил, а потом меня поехал из беды выручать, потому что ему показалось, что я в беде. И Катька – человек! Она хотела ночью ехать, насилу он ее отговорил. А потом она полдня координаты Артема искала, просто затем, чтобы у него спросить, чего ему от меня нужно! Она боялась, что он нам с Алексом жизнь испортит, он же специалист в этом вопросе! И ты человек, и я, наверное, тоже. А те – нет, не люди.

Мишаков усмехнулся. Время было позднее, самое подходящее для откровений.

А-а-а, черт с ней, с машиной!..

Он взял Манин бокал, залпом махнул весь оставшийся коньяк и налил еще – много, даже больше, чем она наливала.

– А если не люди, то кто, выходит, они? – осведомился капитан, сильно выдохнув. – Черти, что ли? Бесы?

– Да ладно, – басом сказала Маня. – Слишком высоко берешь. Куда им до бесов!

– Тогда кто?

– А никто. Невозобновляемая протоплазма.

– Кто-о-о?

– Роман такой, фантастический, – быстро сказала Маня. – Там есть люди, а есть другой биологический вид, который от людей ничем не отличается. Это не роботы, не машины, это точно такие же существа. Им нужно есть, пить, спать, производить потомство. Но они не люди. Они – протоплазма. И очень трудно отличить людей от протоплазмы. Почти невозможно. Но она – просто материал, понимаешь? А материал не может любить, страдать, жалеть, спасать, бороться, думать, делать научные открытия, писать стихи и всякую прочую ерунду. Он может только принимать удобную форму. Так, чтоб ему, материалу, было удобно и прекрасно!.. На все остальное наплевать, хоть трава не расти!.. И вся сегодняшняя история, Сереж, не про людей, понимаешь? А как раз про протоплазму.

– Понятно.

– Это у них дворцы и миллионы, ради которых чего только не сделаешь! Замуж выйти за подонка последнего – пожалуйста! Родную сестру застрелить – ради бога! По голове шарахнуть – сколько угодно! Только чтоб оказаться в Рио-де-Жанейро, где все, как известно, в белых штанах ходят! Это тоже из книжки, – пояснила она быстро. – Ну чего? Кофе? Или лучше бутербродов с колбасой?

Не ожидая ответа, она полезла в холодильник, вдвинулась очень глубоко и заговорила светским тоном – голова внутри, задница наружу:

– Кстати, из жизни элиты. Между прочим, согласно словарю Ожегова, элитой называются лучшие растения или животные, пригодные для разведения или воспроизводства, а вовсе не богатые и знаменитые! – Маня вылезла из холодильника с кучей свертков. Верхний она придерживала подбородком. – Коньяк употребляют только под шоколад, сигару и кофе. А мы с тобой прекрасно употребим под колбасу, а?..

– Употребим, – согласился Мишаков и еще глотнул.

Напряжение невозможно длинного странного дня вдруг навалилось на него, и захотелось напиться так, чтоб назавтра уж точно ни о чем не думать, не вспоминать, не жалеть.

– Ну, расскажи.

– Да нечего рассказать, правда. Ты все правильно придумала.

– Это мы все вместе придумали.

– Ну да. Вместе. Эту Анну Чудакову Кулагину подсунули не просто так, а именно для того, чтоб он на ней женился...

– Постой, кто такая Анна Чудакова?

– Балерина, – удивился Мишаков. – Которая у него на даче отдыхала, когда твой... писатель приехал. Ее зовут Анна Чудакова, по паспорту. Балетное училище, кстати, она на самом деле окончила, то есть настоящая балерина, без дураков!.. Я когда к ней в адрес приехал, она уже никакая была, но говорить все же могла, с трудом, правда.

– Куда ты к ней приехал?

– Е-мое, домой к ней! А она уж пьяная в стельку, но слова еще складывает. Она мне рассказала про Петю. Помнишь, писатель говорил, что она при нем Петечке звонила или ей Петечка звонил? Он профессиональный сводник, всякие разные браки организовывает и за это свой процентик нехилый получает, говорят, очень дорогой сводник-то!.. Красавиц мужичкам подкладывает в нужное время в нужном месте, бывает, что и под всякие препараты, чтоб потом не отвертелись. Ну, к Петечке я не ездил, ему, по-моему, кто-то из следственного комитета звонил, чтоб посолидней. Со мной бы он и разговаривать не стал.

– И что Петечка?

Мишаков пожал плечами:

– Да ничего, ему-то что! Он ни в чем не виноват, с него взятки гладки. Он подтвердил, что да, знает о наследстве, ну и чего? И Чудакова знала. Он ее, правда, в детали не посвящал, но в общих чертах знала. Ее задача была как можно быстрее на Кулагине жениться. Тьфу ты, замуж на него выйти.

– А что за наследство?

Маня поставила перед капитаном тарелку, на которой были разложены хлеб и колбаса. Ему моментально захотелось есть, ужасно захотелось, даже в голове зашумело, и рот наполнился голодной слюной.

– Что ты смотришь? Ешь давай!

Он взял хлеба побольше, добавил колбасы, откусил и зажмурился.

– Наследство бывшей бразильской жены! Вернее, даже не жены, а дочери. Жена померла лет пятнадцать назад, осталась дочь. Ну, которая Кулагина. А больше ни детей, ни родственников нету. Эта дочь все завещала ближайшим родственникам, если таковые найдутся. Если нет, то куда-то там на благотворительность все отдать, в женские монастыри и на помощь развивающимся странам. Ну, у них так принято, наверное.

– Наверное, – согласилась Маня, вздыхая.

Она очень устала, и ей хотелось, чтобы день этот побыстрее закончился.

Трудный день. Тяжелый день.

– Конечно, она помирать не собиралась, и еще не померла бы сто лет, но куда-то там полетела на параплане или на парашюте, что ли, спускалась с горы Монблан или пика Коммунизма...

– Про Монблан и пик Коммунизма ты сам придумал?

– Только что, – гордо признался капитан, чавкая. – А что такое?

– Хорошо придумал, молодец!

– Ну, в общем, неудачно она спустилась. Завещание вступило в силу. Стали родственников искать, а чего их искать-то, когда у нее есть отец, совершенно официальный! И брак с матерью был официально оформлен. И отец этот жив-здоров. Ну, до вчерашнего дня был. Я так думаю, Петечка эту информацию как раз в Рио и узнал, пока они все на даче у какого-то крутышки отдыхали. Небось сам крутышка и сказал!.. И такие тут Петечке стали рисоваться картины маслом, что ни в сказке сказать, ни вслух произнести! А Кулагин как раз в это время на балерину запал. Ну, они и решили быстро его на балерине женить, пока он про наследство не проведал. Она должна была его на коротком поводке держать, но близко не подпускать, чтоб он жениться не передумал сгоряча. Для этого она должна была увезти его в Нью-Йорк или куда там еще? Где все женятся за пять минут! Она получала указания, как действовать, и действовала в соответствии с указаниями. Все четко, как в армии!