Заговор в золотой преисподней, или руководство к Действию (Историко-аналитический роман-документ) - Виктор Ротов

Столыпин — нравственный подвиг России.

Родился Петр Аркадьевич Столыпин под Москвой в семье богатого помещика Аркадия Дмитриевича, героя защиты Севастополя в годы Крымской войны. Родословная уходит в глубь веков. Первое упоминание о роде Столыпиных относится к 1566 году. Однако родовая начинается с Григория Столыпина, жившего в конце XVI века. От него пошла ветвь муромских городовых дворян, а затем и московских. Один из московских потомков Алексей Емельянович имел 6 сыновей и 5 дочерей. Одна из дочерей Елизавета Алексеевна — бабушка М. Ю. Лермонтова. Один из сыновей был адъютантом Суворова. Дед Петра Аркадьевича был участником Бородинского сражения. Отец дружил со Львом Николаевичем Толстым и одно время руководил казачьим войском на Урале в качестве наказного атамана.

Так что Распутин был не совсем прав, когда говорил, что у русских дворян не осталось ни капли русской крови. Были на Руси настоящие русские люди, есть и всегда будут.

Живя долгие годы в деревне, Столыпин впитывал в себя сельский быт, нравы, традиции и обычаи. Играя на улице со сверстниками из крестьян, он не чурался водить с ними дружбу, а потому превосходно знал все нужды и горести русского крестьянства. Может, поэтому самым главным и самым славным делом его жизни оказалась земельная реформа, которая принесла русскому крестьянину свободный труд и обеспеченную жизнь.

В годы его детства люди на селе жили бедно, но честно. Отсюда, из детства, он и унес в жизнь неистребимую любовь ко всему хорошему, доброму, чистому. Здесь сложился его безупречный облик. Даже в тяжелейшие годы бесчинства и травли русских людей никто не мог замутить его родниковой души. Его ненавидели. Но даже те, кто его ненавидел, не могли обвинить его в чем‑либо плохом. И это при всеобщей продажности, шкурничестве и лихоимстве.

Благородство натуры, переданное ему знаменитыми предками, глубокое знание жизни, почерпнутое в крестьянской среде, чистые и честные отношения в семье, настоящий русский патриотизм сформировали для России гениального деятеля. Те годы, «когда впечатления западают на всю жизнь», «дали ему возможность впоследствии на высшем посту Премьера составить твердое убеждение в необходимости для блага и цельности России проводить реформы нового государственного строя в русском национальном духе».

После долгих лет незаметного проживания в Ковенской губернии в своем поместье, уже в солидном возрасте он был избран на должность уездного и губернского предводителя дворянства, затем назначен на должность губернатора в Гродно. А после губернатором в Саратов.

Обстановка в этой многонациональной губернии в те годы была сложная. В условиях общинного владения землей, население бедствовало от непорядков и отсутствия разумной власти.

С наведения порядка и начал новый губернатор. Пришлось и твердость проявить при подавлении смуты в Балашове. Но зато через год губернию было не узнать. И в земельном вопросе, и в судопроизводстве, и в фабричных делах произошли разительные перемены. Теперь все меньше народа толпилось в присутственных местах с жалобами, все больше трудилось в полях и на фабриках. Нерадивые, черствые к нуждам народа столоначальники изгонялись нещадно. На их место приходили энергичные, умеющие вести дело не только прибыльно, но и справедливо. Народ оценил деятельность губернатора, слухи о Столыпине пошли по всей Руси. Дошли и до Государя. После позорного поражения в войне с Японией, когда премьерствовал Витте, сконфуженный неудачей царь, окруженный пустыми льстецами и интриганами, донимаемый претензиями великих князей, угнетенный болезнью Наследника, осаждаемый тучами разных чудотворцев и прорицателей во главе с Распутиным, он задыхался под бременем неурядиц, под давлением социалистов — революционеров, крикливо требующих свобод и конституции. И тут в поле зрения попал саратовский губернатор Столыпин, который за год с небольшим обустроил жизнь неблагополучной, самой неустроенной губернии. Сначала он назначил его министром внутренних дел, а затем, в апреле 1906 года — и Председателем Совета Министров. В самый разгар реакции после событий 1905 г. Вопрос стоял круто: или — или. Или социалисты, или самодержавие. Царь понимал это отлично, искал умного волевого человека. Именно таким был Столыпин. Это его достоинство стало одной из причин ненависти к нему со стороны еврейской общины. Его твердость в проведении политики возрождения России, его настоящую патриотическую государственность и непререкаемый авторитет враги России использовали против него же: они стали нашептывать Николаю, что Столыпин‑де своим авторитетом и величием затмевает Его Величество. Это был подлый прием, но эффективный. Государь стал охладевать к своему выдающемуся, преданному, самому, пожалуй, нужному в то время человеку. Разменной монетой в их отношениях сделали все того же Распугана. Столыпин обратился к царю с докладом о вредности старца.

Государь прочел доклад первого своего помощника в государстве и поморщился. Идти против Распутина значило идти против супруги. Она в старце души не чает. Может, и излишне, но материнскому сердцу не прикажешь — старец благотворно влияет на здоровье Наследника. И тут никуда не денешься. Хотя с другой стороны — Премьера надо оберегать от нападок Распутина и его своры. Именно с приходом Столыпина революционеры притихли. А государственные дела, экономика, как никогда, пошли в гору, несмотря на поражение в войне с Японией.

Царь отложил доклад Столыпина и снова пробежал глазами другой доклад, где приводились данные о финансовом состоянии России и делах в земледелии.

Бюджет страны неуклонно пополняется из года в год. Такого не было никогда. Урожайность зерновых догоняет урожайность в США…

Николай отложил бумагу, задумался. Спору нет — велики заслуги Премьера, но как бы он не возгордился. Об этом уже намекают ему. Хотя в этих намеках больше зависти, чем забот о деле. Премьер по делу неуязвим. Но профилактика не помешает. Пусть озаботится еще большим усердием. Дать ему понять при очередном докладе.

Было начало лета, погода еще не установилась, но все идет к тому. Николай в ожидании Столыпина зажег папиросу, подошел к окну. Из кабинета видна Дворцовая площадь. Снуют люди, срывается мелкий дождь. Теперь уже пора перебираться в Царское. Вот еще Цесаревич поправится и можно будет пускаться в пугь.

Он повернулся лишь вполуоборот, когда вошел Столыпин. И в этом его полуобороте следовало понимать некую неудовлетворенность.

— Я, милый Петр Аркадьевич, посмотрел ваш доклад касательно э — э-э… Григория Ефимовича. — Он хотел сказать «Распутина», но решил, что этим он как бы поставит себя на сторону Премьера, чего он не желал бы. — Позвольте у вас поинтересоваться — вы с ним, с Григорием Ефимовичем, говорили хоть раз?

— Нет, Ваше Величество.

— А вы поговорите. Посмотрите, что это за человек. И тогда мы с вами продолжим разговор.

— Слушаюсь, Ваше Величество, — в тоне Столыпина не было подобострастия, но не было и намека на неудовольствие. И это отметил про себя Государь. И уже в который раз подумал: «Нет, это абсолютно верный человек».

— Я только позволю себе заметить, Петр Аркадьевич, что я понимаю вас в мыслях, — он кивнул на стол, где лежал доклад на Распутина. — Вы имеете характер, и государственные дела — это ваша прерогатива. Не так ли?..

— Так точно, Ваше Величество.

— Ну так… — Император не договорил, отвернулся, стал смотреть в окно, дав этим понять, что разговор на этом закончен.

Вечером он скажет Алекс:

— Не кажется ли тебе, дорогая, что наш защитник, Григорий Ефимович, слишком раздражает Госсовет?

Он не сказал — Столыпина. Он сказал Госсовет, чтоб завуалировать истинного «виновника» его такой заботы.

— Твой Столыпин, — поднялась с кресла императрица и, сложив руки на груди, раздраженно прошлась по спальне, — не может терпеть отца. Это его дело. Пусть он лучше занимается государственными делами.

— Нет! Ничего такого… — попытался уйти от разговора Николай.

— Тебя скоро перестанут замечать в России, — распалялась супруга. — Столыпин! Столыпин! Столыпин! Вся Европа о нем только и говорит… А царя как бы не существует.

Тут Александра Федоровна была права — вся Европа восторгалась русским Премьером, его смелыми и сказочно эффективными реформами. Английский посол в России скажет потом: «Столыпин был великий человек. Он был, по моему мнению, наиболее замечательной фигурой во всей Европе. Он имел дело с ситуацией, которая угрожала существованию Российской империи. Он считал, что революционеры превратят страну в руины…»

Впоследствии не удержался от высказывания о Столыпине и сам Вильгельм II: «Бисмарк был бесспорно величайшим государственным деятелем и преданным престолу и своей Родине, но вне всякого сомнения, что Столыпин был во всех отношениях значительно дальновиднее и выше Бисмарка».