Кое-что по секрету - Люси Даймонд

Джон пожал плечами:

– Прости, Робин. Мне следовало сказать тебе раньше, но… Сердцу не прикажешь. И это я придумал, чтобы она все свалила на меня.

– Это была твоя идея? – Робин моргнула, пытаясь осознать сказанное. Он в самом деле ради этой женщины отказался от всего: от семьи, от карьеры? – Она вскружила тебе голову, Джон, только и всего. Тебе льстит, что эта девушка обратила на тебя внимание. Это называется влюбленностью, сильной влюбленностью. И я тебя понимаю, я ее видела, она великолепна…

– Что ты хочешь сказать? Где ты ее видела? – Он встряхнул головой. – И откуда ты обо всем узнала?

Робин фыркнула.

– Откуда я узнала, не имеет значения, – отрезала она. – Имеет значение то, что это все продолжается, а ты даже не подумал рассказать обо всем мне, твоей жене! Вместо этого ты продолжаешь отношения с этим… подростком…

– Ей двадцать два.

– О, двадцать два! Ну да, конечно, солидный возраст. Боже, Джон, ты себя слышишь? Неужели ты не понимаешь, как это выглядит? – Она покачала головой, в ней нарастал гнев, но муж только пожал плечами, явно нетронутый ее словами.

– Ты должна знать, что мы решили вместе уехать в Эдинбург на лето. Я собирался сказать тебе, – быстро добавил Джон, видя, что у Робин приоткрылся рот от удивления. – У нее там друзья. Они сказали, что приютят нас, пока мы не найдем жилье.

– Джон, прекрати. – Робин подняла руку. У него что, помутился рассудок? – Прекрати говорить… эти безумные слова. Ты не можешь просто… А как же дети? Ты как будто забыл о них. Ты серьезно мне говоришь, что собираешься бросить их…

– Мы любим друг друга, – снова сказал он с простотой пьяного или безумного, не желающего слушать разумные доводы.

– Она водит тебя за нос, вот на что это больше похоже! – выкрикнула Робин, все еще не пришедшая в себя от того оборота, который принял разговор. Любовь? Побег? Эдинбург? Он ведь не серьезно, так? Не мог же Джон искренне считать это хорошей идеей – уехать с двадцатидвухлетней пассией в Эдинбург? Жить у каких-то ее приятелей – это же все равно что вернуться в студенческие годы: индийские покрывала, скрывающие старую облезлую мебель, очередь в душ по утрам, ссоры из-за того, что кто-то допил молоко. Робин покачала головой, пытаясь переварить такую картину, но это оказалось невозможно. – Думаю, ты совершаешь большую ошибку, – дрожащим голосом сказала она.

Джон будто не слышал ее.

– Прости, – снова повторил он. – Все случилось так быстро, я пытался выбрать подходящий момент, чтобы сказать тебе, но…

– Знаешь, не существует подходящего момента, чтобы сказать твоей жене, что тебя выгнали с работы, что у тебя роман со студенткой и что ты оставляешь ее и детей, чтобы отправиться в другой город и свить там любовное гнездышко. Это странно. Но ты, должно быть, думал, что и это будет легко. – Ее сарказм неожиданно дал дорогу гневу, кипящей ярости от того, что Джон смог так поступить, сломать все из-за собственного глупого эгоизма, а о ней вспомнил только потом. – И твои братья об этом знают, как я полагаю, – добавила Робин, вспомнив его лживое алиби. Ее щеки вспыхнули от осознания собственного унижения. – Значит, все остальные уже знают? Повеселились за моей спиной? Боже, Джон! – Ее голос перешел в крик. – Брось! Ты действительно считаешь это хорошей идеей? Ты серьезно? Искренне?

Какое-то время он сидел молча, и в Робин проснулась робкая надежда, что он наконец пришел в себя, поймет свою ошибку и извинится. Но муж поднялся с дивана.

– Прости, – в очередной раз повторил он. – Вижу, что ты расстроена. Но я знаю, что чувствую. Мне дали шанс на что-то удивительное с Наоми. Я не сумасшедший, чтобы от такого отказываться.

Приоткрыв рот, Робин молчала. У нее как будто закончились слова, не осталось больше аргументов.

– Поэтому я просто уйду, ладно? – сказал Джон с некоторой опаской. – А через неделю или около того мы сможем поговорить. Решим, что будем делать с детьми и со всем остальным.

«О, теперь он заговорил о детях. Теперь, когда он готов уйти, он думает о детях, – кипела Робин. – Как он смеет обращаться с ними – и со мной – как с чем-то второстепенным? Как он смеет?»

– Я больше не могу это слушать. – Ее голос дрожал. – Иди, продолжай обманываться и проживай эту твою маленькую фантазию в Эдинбурге. Но сделай мне одолжение: не приползай обратно, когда все твои розовые мечты разобьются о реальность. – Робин смотрела на мужа, ненавидя его, но все же отчаянно надеясь, что он передумает.

Но Джон не передумал. Он бросил на нее короткий скорбный взгляд, поднял руки, как будто говоря: «Ладно, ладно, успокойся!» – и вышел из комнаты. Пока она сидела в гостиной, словно громом пораженная, до нее донесся звук закрывшейся входной двери, и Робин поняла, что он ушел из дома.

«Он вернется, – с яростью сказала себе Робин, когда услышала, как заурчал мотор его машины. – Разумеется, вернется. Это его дом и семья, тут его место!»

В приступе паники ее сердце бешено застучало. «А что, если он не вернется?» – в страхе подумала она. Что, если он действительно не вернется, что, если он искренне говорил все эти ужасные слова, что, если их браку пришел конец? Она задышала неглубоко и часто, у нее разболелась голова от кошмарных вопросов. «Это в самом деле конец? Как я объясню все детям? Как я вообще справлюсь?»

«Мама, как бы ты поступила?» – думала Фрэнки тем вечером, отмывая посуду после ужина. Девушку охватила тревога. Они с Крэйгом побывали у своего адвоката, и тот настоятельно рекомендовал посредничество как первый шаг. Крэйг решительно заявил, что его не устроит ни одно из предложений Джулии и что он скорее отправится прямиком в суд, чтобы урегулировать все вопросы. Фрэнки была с ним не согласна, но чувствовала себя беспомощной, так как ее мнение ничего не значило.

Ее мама всегда блестяще решала сложные проблемы, с болью в сердце вспомнила Фрэнки. Она внимательно слушала, взвешивала все, а потом что-то предлагала и давала совет. Разумеется, у Фрэнки были друзья, с которыми она могла бы поговорить о ситуации с Джулией. Но теперь они были и друзьями Крэйга, и поделиться с ними своими мыслями было бы предательством по отношению к нему. У нее был отчим, Гэрет, но он теперь жил в Испании, и когда она ему звонила, он всегда оказывался в каком-нибудь баре и на заднем