Собрание сочинений в шести томах. Том 6 - Всеволод Кочетов

Из захваченных у немцев документов мы знаем теперь о специальном приказе Гитлера, которым «фюрер» требовал во что бы то ни стало взять Ленинград к 15 сентября. В приказе говорилось, что «от немедленного захвата Ленинграда зависит окончание военных действий». Наши радисты не раз принимали немецкие сообщения, скажем, такого типа: «Захват Ленинграда является вопросом нескольких дней».

У меня в блокноте выписаны некоторые места из дневника ефрейтора Генриха Майера, убитого на днях в районе Гатчины.

«10 августа. Мы у близкой цели. Сегодня начали атаку Ленинграда. (Это было, видимо, где-то в районе Молосковиц. — В. К.)

13 августа. Наступление на Ленинград продолжается. Твердая уверенность, что Ленинград до воскресенья падет. Сопротивление русских полностью сломлено. Конец войны наступит через несколько дней.

18 августа. Русские сопротивляются. Потери велики. Но даже тяжелые потери не должны отвлекать от цели, которая близка. Еще одно усилие, может быть, некоторая передышка для подготовки — и Ленинград будет наш».

Еще одно усилие — и автора дневника убили. А Ленинград по-прежнему не их, а наш, как был, хотя где-то (может быть, в Красногвардейске или в Пушкине) сидит на чемоданах изготовившийся к въезду в Ленинград его «новый комендант», генерал СС, некий «герр» с выразительной фамилией Кнут, заблаговременно назначенный на эту должность гитлеровскими инстанциями. Пленные сообщают, что в немецких штабах уже приготовлены специально отпечатанные пропуска для проезда автомашин по улицам Ленинграда; что установлены якобы день и час победного парада гитлеровских войск на Дворцовой площади; что кто-то даже утвердил меню банкета в ресторане гостиницы «Астория», построенной до первой мировой войны немцами и соединявшейся в ту пору подземным ходом с угрюмым гранитным зданием немецкого посольства.

Товарищ из контрразведки показал нам листовку, отпечатанную в немецких походных типографиях и распространяемую пособниками гитлеровцев в городе: «Ленинград взят! Бои идут на его улицах… Большевистские войска отступают к Васильевскому острову…» Есть сообщения о том, что в районах области гитлеровские пропагандисты устраивают «народные веселья» по поводу «взятия доблестными немецкими войсками Ленинграда».

Так верим мы в прочность возводимых вокруг города и в городе оборонительных линий? Да, верим. Своими глазами на каждом шагу убеждались мы в том, как упорна была наша оборона даже на предыдущих рубежах борьбы за Ленинград. Сейчас она значительно прочнее, мощнее, насыщеннее огневыми средствами. С Пулковских высот по врагу бьют не только орудия частей и соединений фронта, по немалая доля и артиллерии Балтийского флота — и прямо с кораблей и сойдя для этого на сушу. Мы не видели, по один из наших товарищей рассказывает, что там, в районе Пулкова, ведет бой даже та историческая носовая шестидюймовка с «Авроры», которая ударила вдоль Невы 7 ноября 1917 года. Нет, Ленинград врагу не сдастся. Разве только если это уже будет мертвый город, без единого человека, способного двигаться и держать в руках оружие…

2

Есть надежды на то, что кольцо, которым нас окружили немцы, будет разорвано. Вчера, то есть 20 сентября, мы стали очевидцами продолжающегося и сегодня ожесточенного боя на берегах Невы, в районе Невской Дубровки.

История подготовки этой операции имеет примерно десятидневную давность; началась она уже в тот день, когда немцы с ходу попытались форсировать Неву, дабы прорваться на Карельский перешеек, соединиться там с финнами и тем окончательно замкнуть кольцо окружения. Но у немцев не получилось: их отбили от переправы части НКВД, курсанты пограничного училища и артиллеристы полковника Буданова.

Чтобы не дать противнику собраться с должными силами и сорвать новую попытку его рывка через Неву, командование фронта создало Невскую оперативную группу войск — НОГ. Поначалу тут были, как мы узнали, только моряки-балтийцы да пограничники. А вот появились и дивизии Красной Армии. Появились они для того, чтобы совместными усилиями самим ударить через реку на левый невский берег, захватить на нем плацдарм, двинуться в район Мги, очистить от врага Кировскую железную дорогу, которая вновь свяжет Ленинград посуху со всей страной.

Получив позавчера сведения о том, что на Неве «готовится шум», мы помчались по дороге за Всеволожскую.

Это только так говорится: мчались. Нас непрерывно останавливали патрули контрольно-пропускных пунктов. Сержанты и лейтенанты по нескольку долгих минут вчитывались в наши документы, вглядывались в наши лица, а начитавшись, насмотревшись, не раз порывались или повернуть нас обратно в Ленинград, или задержать «до выяснения подлинных намерений».

Так или иначе, мы все-таки добрались до невского берега, на котором во мраке шло передвижение войск, были проведены в один из блиндажей передового командного пункта Невской группы, где злой подполковник с мутными от усталости глазами по приказанию какого-то капитана первого ранга кое-что нам порассказал.

Отпив прямо из большого жестяного чайника, стоявшего посреди стола на полевых картах, он начал так:

— А чего вам объяснять? Идите на берег и смотрите сами, какое дельце нам предстоит. Нева-то здесь шириной больше полукилометра! А тот берег противник успел укрепить и насытить огневыми средствами. Вы смеетесь — переправиться в таких условиях и захватить плацдарм!

После этого он закурил, сплюнул на пол и как-то отмяк.

— Смотрите сюда, — сказал, составив чайник со стола и указывая по карте, на которой черно отпечаталось закопченное донце. — Что имеет немец? Он имеет высокий, крутой, обрывистый берег. Это его плюс. Он имеет отличный обзор реки сверху вниз, просматривает при этом и наш берег, низкий и довольно-таки открытый. Что это значит? Это значит, что у немца еще одни плюс и что нам будет чертовски трудно. Особенно если учесть, что и опыта форсирования водных рубежей у нас не то чтобы мало, а даже и вовсе нет. Я вас, братцы, не пугаю, я вам правду говорю. Что вам дороже: подсахаренная брехня или горькая правда? Ну, а в целом будем драться. Надо этого сукина сына гнать из-под Ленинграда. Просто удивляюсь, до чего дело дошло, докудова он допер. Вот как, — подполковник провел ребром ладони по горлу, — надобно нам прорваться на Синявино, на Мгу. Каковы наши планы? Ну, как же я вам буду выдавать такие секреты, за которые за ушко да на солнышко? Восемьдесят шестую дивизию знаете? Нет? А Четвертую ополченческую?

— Дзержинскую?

— Так точно. Дзержинскую. Она и есть сейчас Восемьдесят шестая. Боевая дивизия. Ну, имеем еще Сто пятнадцатую, кадровую. Я вам это говорю, потому что вы все равно узнаете от других, а про меня станете потом рассказывать: вот, дескать, барбос, темнил, темнил, крутил, крутил… Верно? Чего там! Сам знаю, что верно. Ну, конечно, еще и моряки. Морбригада, прошедшая огневое крещение под Котлами. Словом, найдите себе местечко где-нибудь в траншее и смотрите, как дело пойдет. Биноклей у вас нет? Жаль. Лишних и у нас не будет. А у стереотруб — у них положено старшему начальству пребывать. Да вас к ним на КП и не пустят.

Назавтра, то есть вчера, начался этот тяжелый, кровавый бой, о котором мы даже не знаем, как и что писать в газету. Полную правду? Она героична, сурова, о ней можно сказать многое. Но полная правда, мы ужо знаем, не пройдет, не прорвется на газетные полосы.

А что же тогда? «Боевые эпизоды»? Сколько их уже вышло из-под наших перьев! Не надоели ли они читателям?

Подполковник нам многого не рассказал. На рассвете, когда начался бой, мы увидели на берегу Невы густое скопление техники: грузовики подвозили железные ящики понтонов, тащили лодки из тех, что выдавались когда-то под залог профсоюзного билета на лодочных станциях в ЦПКО и на Фонтанке, разнокалиберные челны, моторки, шлюпки, ялики.

Одновременно со спуском этих «плавсредств» началась наша артиллерийская подготовка. Не знаю, может быть, у нас уже мало снарядов в нашем кольце и подготовка была недостаточно мощной, хотя над Невой гремело весьма могуче, но немцы в ответ били ничуть не меньше, а пожалуй, и больше. Они не переставали жить и стрелять под нашими снарядами и минами. Они били по всем этим лодкам и понтонам, по нашим бойцам и офицерам, устилая берег обломками и телами. Обломки и мертвые плыли и по реке, плыли туда, вниз, к Ленинграду.

Ополченцы еще под Веймарном рассказывали нам о том, какое это нелегкое дело — штыковые атаки и рукопашные схватки. Тут, на Неве, было, может быть, еще пострашней и потяжче. Мы сидели в пулеметном блиндаже в стороне от полосы переправы, но и до нас доходило грозное трясение земли, по ушам оглушающе хлестало громом и гулом. А на реке, на открытом месте, и вовсе выли огненные ураганы. Там все рвалось и дыбилось. Вода от взрывов бурлила, вскипая во всю ширь меж берегов. А через все это двигались и двигались к повисшему над рекой высокому чужому берегу понтоны, лодки, шлюпки. Одни из них каким-то чудом оставались на воде, другие, разносимые взрывами в щепки, уходили под воду вместе с людьми.