Желание герцога - Дженна Питерсен

— Сегодня я расскажу ей все, что знаю, — вздохнул Саймон, — и, возможно, что-то услышу от нее. И мы будем жить дальше. В конце концов, это все, что нам остается.

Лиллиан кивнула, не обращая внимания на блеснувшие в глазах слезы. Она должна сказать Саймону правду, и сделать это до того, как они поженятся. Понимание этого причинило ей такую боль, что она физически почти почувствовала ее.

— Мне бы хотелось побыть с тобой, — приглушенным голосом пробормотал Саймон, когда они вышли в коридор. — Мне необходимо быть с тобой.

Лиллиан почувствовала, как пробежала по телу дрожь, потому что в его голосе слышались нотки желания, которым наполнились все его слова. Это же чувство отразилось в ее сердце, в ее теле.

— Мне тоже хочется этого, — признала Лиллиан, подняв на него глаза и восхищаясь совершенством черт его лица.

Саймон улыбнулся, и эта улыбка смягчила его лицо.

— Тогда в полночь жди в моей спальне.

Лиллиан тяжело сглотнула. Это будет хорошее время и место, чтобы во всем признаться ему. Сегодня, когда они останутся одни и никто не помешает им, она сможет сказать ему правду, которую он заслужил. Без последствий не обойтись, она это знала, но, как сказал Саймон, они должны жить дальше, другого выхода у них нет.

— Лиллиан, — тихо сказал Саймон, — жди меня, пожалуйста.

Она успела кивнуть до того, как они вошли в гостиную и уже больше не могли говорить об этом. Но когда Лиллиан отошла от Саймона, чтобы поговорить с Габби, она не могла унять дрожь в теле при мысли о том, что будет происходить, как только они останутся вдвоем.

Саймон не мог объяснить нервозность, которую он испытывал, пока ждал сестру в кабинете отца. Когда сегодня днем она выбежала из комнаты, он заподозрил, что ей что-то известно о герцоге. Но теперь его терзали сомнения. Почему она должна знать что-то, чего он не знает?

Это глупо, просто его уставший и разочарованный разум играл с ним злую шутку, выискивая угрозы там, где их нет.

Он услышал шаги сестры в коридоре и выпрямился. Когда она вошла, его поразила ее бледность. Она в смятении окинула взглядом кабинет и покачала головой.

— Ах, папа, — пробормотала она, скорее для себя, чем для Саймона. Потом повернулась к брату с печальной улыбкой на губах. — Тебе пришлось пройти через все это в одиночестве?

— Нет, — признался Саймон, подвигая два стула, которые он освободил от бумаг. Они присели. — Рис присутствовал на приеме.

Улыбка Наоми погасла. Она никогда не была в близких отношениях с его другом.

— Ах да, Рис. Я уже давно не видела его. Как он?

— Собирается жениться. Даже если бы моя собственная внезапная помолвка не заставила всех гостей вернуться в Лондон, он все равно не собирался здесь задерживаться надолго. Он вернулся в Лондон, чтобы отдать последние распоряжения перед свадьбой с Энн. Когда я вернусь, у нас состоится венчание с Лиллиан, а через несколько дней я намерен выступить шафером на его свадьбе.

— Я желаю ему счастья, — кивнула Наоми. — А ты говоришь, он помогал тебе просматривать бумаги отца?

Ее обеспокоенный голос заставил Саймона нахмуриться.

— Можно думать о нем все, что угодно, но он заслуживает доверия, Наоми.

— Уверена, — медленно кивнула она.

— И… кое-что мне помогла просматривать Лиллиан, — немного поколебавшись, признался Саймон.

— Должно быть, твои чувства к ней гораздо сильнее, чем ты хочешь представить нам, если доверил ей такое деликатное дело.

Саймон долго смотрел на сестру, к нему вернулись все его прежние сомнения, когда он увидел ее побледневшее лицо и услышал таинственные слова. Он наклонился вперед и не отпускал ее взгляд.

— Что тебе известно, Наоми? — хрипло прошептал он.

Она вздрогнула, и у Саймона все сжалось внутри.

— Саймон, почему бы тебе не начать с того, что ты знаешь, а я дополню пробелы.

В голосе Наоми слышались сострадание и боль. Саймону показалось, что нож, который уже торчал в его сердце, теперь повернули.

Он спокойно рассказал ей о найденных свидетельствах двуличности отца в политике. Его закулисные игры, похоже, нисколько не удивили сестру.

Потом Саймон подошел к теме брошенного сына.

— Генри Айвз, — тихо сказала Наоми.

— Тебе знакомо это имя? — напрягся Саймон.

— Как мое собственное. — Наоми закрыла глаза, а когда открыла, они были полны слез. — А что тебе известно о других?

Саймон откинулся на спинку стула, из легких со свистом вырвался воздух. Сбылись его самые большие подозрения и самый глубокий страх.

— А были и другие?

Наоми медленно кивнула.

— Ты давно знаешь об этом? — резко спросил Саймон.

После этих слов Наоми встала и начала ходить среди стопок бумаг. Вряд ли она видела, куда идет, но каким-то образом умудрялась не натыкаться на них и обходить.

— Ты не понимаешь, что это было, — пробормотала Наоми. — У тебя с матерью складывались напряженные отношения, но быть ее любимицей тоже оказалось нелегко.

Когда Наоми взглянула на брата, у него сердце сжалось от боли за нее.

— Она рассказывала тебе свои секреты, его секреты, — закончил за сестру Саймон, когда ему вдруг показалось, что сама она не может говорить.

После долгого молчания Наоми кивнула, потом послышался ее тяжелый вздох.

— Я была ее доверенным лицом, соучастницей, иногда я чувствовала себя заложницей ее ненависти. Я с презрением слушала ее бесконечные рассказы о грехах нашего отца. Но если бы отвернулась от нее, ей бы не с кем было поделиться собственной болью. Я боялась, что это сведет ее с ума, и тогда кто знает, что она могла сделать.

— То, что она делала с тобой, нечестно! — воскликнул Саймон, вскакивая на ноги.

— Ты не знаешь, как она жила, Саймон, — взмолилась Наоми. — Что ей пришлось выдержать!

— Так расскажи мне, — ответил Саймон, проведя рукой по волосам. — Раскрой секреты, которые еще не раскрыты. Сколько детей бросил наш отец? Сколько лжи мне было рассказано?

— Я так долго хранила эти секреты. — Сестра со стоном закатила глаза к потолку. — Я знаю, ты заслуживаешь знать правду, которую я всю жизнь носила в себе, и все же мысль о том, чтобы стать той, кто расскажет тебе… кто причинит тебе боль…

Она умолкла, прижала руки к лицу и тихонько заплакала. Саймон смотрел на нее, борясь с гневом и жалостью. Наконец он пересек комнату и обнял сестру. Она еще несколько минут плакала у него на плече, а он гладил ее по голове, утешая.

— Она поставила тебя меж двух огней, — утешал ее Саймон. — А сейчас я веду себя точно также. Это нечестно, я понимаю.

Наоми взглянула на брата, подавив последние рыдания: