Александр Македонский. Пески Амона - Валерио Манфреди

Аристотель говорит, что греки со своими городами собрались у нашего моря, как лягушки на берегу пруда, и он прав. Но мы рождены, чтобы узнать иные земли и иные моря, чтобы нарушить границы, на которые никто еще не смел посягать. И мы не остановимся, пока не увидим последнего предела, положенного богами человеческому роду.

Этого, однако, мало, чтобы смягчить мои страдания от разлуки с тобой, и сейчас я бы отдал что угодно, чтобы сидеть у твоих ног и, прислонив голову к твоим коленям, слушать твое нежное пение.

Помни наш договор и вспоминай меня каждый раз, видя, как солнце садится за горы, каждый раз, когда ветер доносит до тебя далекие голоса.

ГЛАВА 35

Дней через десять пребывания в городе царю объявили, что к нему явился некий Евмолп из города Солы.

— Ты знаешь, кто это? — спросил Александр Евмена.

— Еще бы! Это твой лучший осведомитель к востоку от Таврского хребта.

— Если это мой лучший осведомитель, почему же я его не знаю?

— Потому что он всегда общался с твоим отцом… и со мной.

— Надеюсь, тебя не расстроит, если сейчас я пообщаюсь с ним лично, — с иронией проговорил Александр.

— Конечно, конечно, — поспешил заверить его Евмен. — Я лишь старался оградить тебя от скучных обязанностей. В общем-то, если ты предпочитаешь, чтобы я удалился…

— Не говори глупостей и впусти его.

Евмолп не сильно изменился с того последнего раза, когда секретарь видел его в Пелле, но все так же страдал от холода. Так как морская навигация прекратилась, ему пришлось верхом на муле пересечь покрытые снегом горы. Перитас зарычал, едва увидел его лисью шапку.

— Какой милый песик, — с тревожным видом сказал Евмолп. — Он не кусается?

— Нет, если ты снимешь с головы эту лису, — ответил Евмен.

Осведомитель положил шапку на табурет, и Перитас немедленно растерзал ее, а потом в течение всей беседы давился мехом.

— Какие новости ты мне принес? — спросил Александр.

Сперва Евмолп произнес серию подобающих любезностей и комплиментов блистательному молодому царю и лишь потом перешел к главному:

— Государь, твои подвиги посеяли панику при дворе в Сузах. Маги говорят, что ты воплощение Аримана.

— Это их бог зла, — объяснил Евмен с некоторым беспокойством. — Немного похож на нашего Аида, владыку подземного царства.

— Видишь ли, этого их бога всегда изображают в виде льва, а ты носишь шлем в виде львиной головы, и это сходство производит большое впечатление.

— А что еще?

— Великий Царь очень доверяет Мемнону: кажется, он послал ему две тысячи талантов.

— Огромная сумма.

— Еще бы!

— И ты знаешь, на что она должна быть потрачена?

— На вербовку новых войск, на подкуп и финансирование возможных союзников. Но я слышал и о других деньгах, еще двух тысячах талантов, которые, кажется, направляются по суше в глубь Анатолии.

— А на что предназначаются они? Евмолп покачал головой:

— Понятия не имею. Нет ли в той области какого-нибудь твоего полководца? Возможно, он располагает более точными сведениями…

В голове Александра промелькнула неприятная мысль: а что, если Великий Царь хочет подкупить Пармениона?

Но он тут же отогнал это подозрение, показавшееся недостойным.

— Значит, Мемнон пользуется безусловной поддержкой Великого Царя?

— Абсолютной. Тем не менее, немало вельмож при дворе питают страшную зависть к этому чужаку, этому греку, которому монарх доверил верховное командование своими войсками и которого наделил властью даже над правителями-персами. Мемнон — самый могущественный человек в государстве после царя Дария. Однако если ты спросишь меня, не предвидится ли случайно какого-нибудь заговора против него или нельзя ли таковой устроить…

— Я не спрашиваю у тебя ничего подобного, — оборвал его Александр.

— Прости. Я не хотел тебя оскорбить. Ах да, есть и другие известия.

— Говори.

— Ко двору прибыла жена Мемнона, Барсина, женщина поразительной красоты.

Александр едва заметно вздрогнул, что не укрылось от опытного глаза Евмолпа.

— Ты с ней знаком?

Царь не ответил. Секретарь сделал Евмолпу знак не настаивать, и тот продолжил с того места, где прервался.

— Я говорил, что это женщина поразительной красоты: ноги газели, грудь богини, глаза, как ночь. Не смею вообразить, какая пиерская роза цветет меж ее бедер…

Евмен снова сделал знак пропустить остальное.

— И она привезла с собой сыновей, двух красивых мальчиков: один, с греческим именем, похож на мать, а другой, с персидским, — на отца. Разве не удивительно? Кое-кто при дворе подумывает, не решил ли Великий Царь оставить их у себя в заложниках, не вполне доверяя Мемнону.

— А по-твоему, это так? — спросил Александр.

— Мне говорить то, что я думаю на самом деле?

— Глупый вопрос, — заметил Евмен.

— Совершенно верно. Так вот, я так не думаю. По-моему, царь Дарий безрассудно доверяет Мемнону именно потому, что тот глава наемников. Мемнон не подписывал контракта, но он никогда не брал назад своего слова. Это железный человек.

— Я знаю, — сказал Александр.

— И есть еще одна вещь, которую ты должен учитывать.

— То есть?

— Мемнон господствует на море.

— В настоящий момент.

— Именно. Сейчас, как ты прекрасно знаешь, Афины получают зерно из Понта через Проливы. Если Мемнон заблокирует движение купеческих кораблей, городу грозит голод и он сможет склонить Афины принять его сторону. А если он заполучит афинский флот, то это будет самая мощная морская армада за все времена.

Александр опустил голову.

— Знаю.

— И это тебя не пугает?

— Меня никогда не пугает то, что еще не случилось. Евмолп какой-то момент не произносил ни слова, потом продолжил:

— Несомненно, ты сын своего отца. И все-таки сейчас мне кажется, что Великий Царь решил ничего не предпринимать сам и предоставить максимальную свободу действий Мемнону. Это поединок между вами двоими. Но если Мемнону суждено погибнуть, то на поле боя выйдет сам Великий Царь, а с ним и вся Азия.

Он произнес эти слова торжественным тоном, чем немало удивил своих собеседников.

— Благодарю тебя, — сказал Александр. — Мой секретарь позаботится, чтобы твои услуги были оплачены.

Евмолп скривил губы в полуулыбке.

— Кстати, государь, я как раз хотел попросить тебя о скромной прибавке к той оплате, что назначил мне твой отец, да живет в веках его слава. Мой труд в данных обстоятельствах становится все опаснее и рискованнее, и мысль о кончине на колу мучает меня, являясь во снах, которые раньше были довольно спокойными.

Александр кивнул и обменялся с Евменом многозначительным взглядом.