Большевики по Чемберлену(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том ХХХ) - Тов. Инкогнито

— Неизвестно. Думали, что Санджиб, но Санджиб так перетрусил, когда сюда прибыло национальное собрание, что объявил пост и только в храм и показывался. А его дружинами кто-то собирается действовать. И вот начали…

Кукумини, молча, углубилась в собственные мысли. Она думала о судьбе Пройды, о том, какие события могут еще произойти, если морд немедленно не разгромят.

Бихари продолжал сестру информировать:

— Сейчас комиссия следствие снимет и морд разгромит, если не будут английские крейсера и не станут громить город из пушек. А если с кораблей начнут стрелять, то национальное собрание уедет в Амиратсар… Не знаю, что тогда будет. Но я с двумя товарищами поеду в Бенарес. Там командует мордами один авара[38] гоаниец с острова. Он напал на нас в храме, когда я скрывался с товарищами у тебя, и если бы не китай-большевик зарезал бы и меня… Я хочу с ним рассчитаться.

— А он какой? — вдруг спросила девушка, — большой, с бородой, злые глаза и лоб в морщинах?

— Да, христианин большой и злой, как бешенная собака. Где ты его видела?

Кукумини вспомнился главарь погромщиков, напавших на шлифовальщика и увлекавший банду к розыску ее убежища.

Она рассказала брату о том, что произошло в Бенаресе.

Бихари сжал кулаки и поднятой для клятвенного обещания самому себе рукой погрозил далекому врагу.

Молодые люди пришли в национальное собрание, к которому, как и они, спешили группы возбужденных тревожными слухами граждан.

Перед самым зданием суда они увидели толпу рабочих, массу разнообразного городского населения, слона Санджиба с башенкой на спине, несколько тонг, колясок и пару автомобилей.

Сходившая по лестнице Дадабай увидела Кукумини и с радостным восклицаньем бросилась к подруге.

— Кукумини-сестра, приехала! Идем скорей наверх, тут Первин и Петряк. Там увидишь Тарканатра из Москвы и Арабенду, начальника революционного ополчения. Скорей!

Действительно, Петряк и Первин явились из своих странствований по Индо-Китаю в Бомбей.

Но явились не только они.

Около часа назад сошел с парохода, повидался с Санджибом и явился в здание национального собрания Бурсон.

Он был с Пит Графом. Оба сподвижника немедленно уединились с четырьмя индусами, из которых два были реакционными депутатами национального собрания и два других — организаторами фашистских союзов.

Бурсон был мрачен. Путем опроса Санджиба он узнал, что дружины бездействовали, если не считать случайного убийства нескольких человек и в их числе подростка, относительно которого сообщница фашистов Эча Биби сообщила, что это русский бой, присланный большевиками для работы с их сумасшедшей техникой агитации картинами. Явившись в законодательное собрание для того, чтобы выяснить на кого из депутатов может опереться контрреволюция, он был огорошен сообщением о том, что только что уполномоченная специальная комиссия вызывает несколько человек на допрос для проверки заявления о подготовке фашистами пулеметных засад.

— На что же вы надеетесь больше? — рассвирепел фашистский главарь, когда ему поведал о положении дел правая рука Санджиба, владелец нескольких увеселительных заведений в городе, дравид с малабарского берега, вместе с Пит Графом руководивший теперь дружинами морд. — Вы не понимаете, что если вы сейчас же ничего не предпримете, то через полчаса объявят военное положение, перережут вас всех, как зайцев, и тогда делайте, что хотите. Чего вы ждете, что не устроили еще ни одной бани бунтовщикам?

У Бурсона было основание, чтобы свирепствовать. Матерый фашист, приехав в Бомбей, кроме всего прочего, узнал, что прошумевшее было около двух недель назад сенсационное сообщение о гибели парламентской комиссии, собиравшей материал о восстании в Индо-Китае, оказалось ложным.

Перед французским парламентом вдруг предстал считавшийся утонувшим с другими членами комиссии, но спасенный большевиками Дюваль и начал разоблачения.

Мало этого, коммунисты всех стран вдруг повсеместно стали демонстрировать картины самого восстания в Индо-Китае, картины набора и отправки индусов в Индо-Китай, производившиеся агентами английского правительства.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Создалась обстановка весьма реально предвещавшая начало новой войны.

Если бы Бурсон еще знал, что и другие тайны фашистов уже известны центру революционных сил пролетариата, он не усомнился бы в приближавшейся гибели фашизма и породившего его общественного строя.

Но с него было достаточно и того, что он уже знал. Нужно было какой бы то ни было ценой спасать положение, и он обратился к «мордам».

В один голос Пит Граф и его туземные сообщники попытались успокоить властного главаря заговора.

— Ничего большевики еще не сделали и не могут сделать. Крейсера в полсотне миль от берега, только ждут распоряжений правительства… Пусть попробует кто-нибудь самоуправствовать, и город будет разгромлен!

Бурсон с убийственным презрением оглядел своих собеседников.

— Крейсера? Вы знаете, что на сделанный по радио губернатором запрос с одного крейсера ответили, что комитет крейсера, арестовавший своих офицеров, считает преступлением выступить против населения?

У сообщников Бурсона при этих словах чуть не подкосились ноги. Они остолбенело поглядели друг на друга и смолкли.

Бурсон, искоса проследив эффект действия своего сообщения на заговорщиков, приступил к дальнейшим расспросам и распоряжениям.

— Известно ли комиссии оборонщиков или большевикам, где именно расставлены пулеметы и заняты нами позиции?

— Этого никто не знает, — ответил гоаниец. — Комиссия оборонщиков должна вызвать на допрос двух большевиков для того, чтобы выяснить от них, что именно им известно, и знают ли они где расставлены пулеметы.

— Кто эти большевики?

— Один водовоз райот Банким и другой изменник, под видом телохранителя поступивший недавно к Санджибу и сообщающий обо всем большевикам.

— Знает он из присутствующих кого-нибудь?

— Никого…

— Послали уже за ним для допроса?

— Вероятно, нет…

Бурсон сжал губы.

— Сейчас же надо послать нашего человека, который должен привести его, как будто бы на допрос в комиссию к нам, прежде, чем его позвали оборонщики. Пусть он перед нами развяжет язык…

Бурсон обернулся к индусам-депутатам и гоанийцу.

— Вы трое разыграете заседание комиссии и следствие. Сядете за стол. Я с мистером Пит Графом будем наблюдать здесь же в стороне за допросом под видом посетителей. Роберт Сунта должен сейчас же послать за этим предателем, доставить его сюда и собрать в харчевне Санджиба дружину. Через час мы приступим к ликвидации большевиков, если они что-нибудь не выкинут раньше. Как зовут доносчика, которого мы будем допрашивать?

— Партаб-Синг.

— Давайте его.

Сообщники Бурсона, почувствовав в сагибе-заговорщике властного распорядителя, настроились на воинственный лад и засуетились.

Гаониец поспешил, чтобы послать за Сингом, двое индусов стали приводить в порядок стол и стулья той комнаты, в которой они находились, один туземец-депутат пошел принести бумаги, портфель и прибор, чтобы придать комнате внушительно казенный вид.

Бурсону и Пит Графу доставили одежду в которой они приняли вид демократических европейских преподавателей из какой-нибудь школы, очутившихся в стенах национального собрания также, как здесь оказывались, шумели, гудели, совещались и что-то делали сотни других лиц, ничего общего с депутатским званием не имеющих.

Незадолго перед тем, как в стенах национального собрания произошло это фашистское совещание, к большому двору Санджиба подошел молодой человек-депутат, в котором нельзя было не узнать друга Арабенды Ашутоша.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Индус-большевик остановился возле ворот двора, соображая, как легче всего найти того, кого он искал.

Он уже хотел было направиться в дешевую закусочную возле главного дома, как вдруг увидел фигуру китайца в синей рубашке, который спешил перенести в закусочную из помещения во дворе ком теста, для изготовлявшихся в харчевенке лепешек.