Секунда между нами - Эмма Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она молчит. Может, ей не показалось, может, между ними все же что-то есть?
– Никто тебя и не заставляет, – говорит она.
– Да, я понимаю, – кивает он. – Но ты правда мне нравишься. Прости, что опоздал сегодня. Обещаю, этого больше не повторится, если ты дашь мне еще один шанс. Может, увидимся на неделе?
– Я не могу, – говорит она, и он сразу мрачнеет. – У меня почти всю неделю ночные смены, – объясняет Дженн.
Его глаза снова загораются, и ее сердце начинает петь.
– Тогда в следующие выходные? Мы могли бы провести вместе весь день. – И он щелкает пальцами, будто придумал что-то гениальное. – Хочешь, сходим в музей «Камера-обскура» на Королевской Миле[52], там показывают всякие иллюзии. Ты была там когда-нибудь?
– Нет, – отвечает она, еле сдерживая смех.
– Тогда договорились?
На самом деле ей хотелось пойти.
– Я подумаю.
Он расплывается в улыбке:
– Это будет прекрасный день, обещаю.
– Ладно, мне уже пора, – говорит она после небольшой паузы и поправляет сумку на плече.
– Можно тебя проводить? – спрашивает он с надеждой.
Она была бы рада, если бы он проводил ее, но пока не хочет, чтобы он об этом знал.
Впрочем, это ведь просто прогулка. И это вовсе не означает, что они непременно встретятся в следующие выходные.
– Хорошо, – говорит она наконец.
Дженн направляется к парку и чувствует, что он ускорил шаг позади нее. А потом ее ладонь оказывается в его руке. Вот так запросто, как будто это самая естественная вещь на свете. И ей на самом деле кажется, что это естественно.
Так же естественно, как дыхание.
РОББИ
Что происходит? Почему я опять в ее прошлом? Где машина?
Я ведь все понял. Ее тайной был Дункан.
Наблюдаю, как Робби из прошлого гуляет с Дженн по парку, держа ее за руку, как будто на свете для него нет ничего важнее. И мне хочется крикнуть ему: держись за нее, парень, и никогда не отпускай.
В голове снова начинает пульсировать, еще сильнее, чем раньше. Я начинаю куда-то перемещаться. Деревья вокруг расплываются. Становится темно.
Господи, пожалуйста, пусть это будет машина. Пожалуйста, дай нам спастись.
Очертания Дженн и Робби постепенно расплываются, а потом исчезают совсем.
Двадцать восемь
2019
РОББИ
Темнота.
Какое-то движение.
Чувствую, что перемещаюсь сквозь время и пространство.
Голова чугунная. Просто раскалывается от боли. Где я? Моргаю, оглядываюсь по сторонам. Приборная панель, лобовое стекло, радио. Я в машине. Она движется.
Я могу шевелить руками и ногами.
Черт, да! Получилось! Сейчас мы свернем в сторону от грузовика. Мы живы. Она жива. Все будет хорошо. Я слышу успокаивающее ворчанье двигателя, мимо проносятся другие автомобили. Сердце все еще стучит как сумасшедшее. Господи боже мой.
Давай, Робби, надо выворачивать. Сосредоточься. Ты не можешь допустить катастрофу. Я пытаюсь нащупать руль, педали. Но их нет. Что за…
Пытаюсь сфокусировать зрение. Все крутится, как в калейдоскопе. Я на пассажирском кресле. Но ведь на пассажирском была Дженн? Но она за рулем. Бред какой-то. Но, по крайней мере, сейчас ночь.
Сельская местность. Погодите-ка. Это не Эдинбург.
Мимо проплывает знак с надписью «Карбис-Бэй».
Корнуолл.
Да чтоб тебя!
Я со всей силы бью по боковому стеклу. Услышав шум, Дженн быстро оглядывается. Потом, нахмурившись, переводит взгляд на дорогу.
Сжимаю голову руками. Этого не может быть. Я ведь раскрыл ее тайну.
Или нет?
Глухая ярость зарождается глубоко внутри меня и прорывается наружу. Это вечер, когда она внезапно уехала из Эдинбурга и отправилась в свое путешествие. До того, как встретилась с Дунканом в Австралии. До того, как он предложил ей переехать туда и остаться с ним.
Откидываю голову на подголовник и закрываю глаза. В животе все сжимается. Я как будто вернулся на исходную позицию. Как в игре «Змеи и лестницы»[53], в которую мы с Фай и Кирсти играли в детстве. Ты уже уверен, что выиграешь, а потом бац! И тебя отбрасывает в самое начало.
Как бы там ни было, в тот вечер Дженн пришла в ресторан не из-за Дункана. И не из-за Лив. А из-за того долбаного письма. Письма, которое она сожгла.
И вместе с ним сгорела ее тайна.
Я в отчаянии. Сильно зажмуриваюсь. Никто и ничто не поможет мне все это понять и исправить.
Я совсем один.
Замелькали огни, и я открываю глаза. Снаружи дома. Мы в каком-то городке. Дженн сворачивает на боковую дорогу. Местность холмистая. Мы едем дальше, поворачивая то направо, то налево, наконец тормозим и останавливаемся. Сквозь лобовое стекло Дженн разглядывает небольшой коттедж в отдалении.
Я смотрю в другую сторону, прижимая лоб к прохладному стеклу. Что, черт подери, я должен сделать?
Что, черт подери, ты должен сделать, Робби?
ДЖЕНН
Вот он. Коттедж, который снимает ее мама. Сразу видно, он в ее стиле: традиционная каменная кладка, хаотично расположенные окна. На первом этаже немного выступает галерея, обшитая деревянными панелями, рядом стоят потрепанные непогодой садовый столик и стулья.
Больше никаких фургончиков.
Дженн выходит из машины и полной грудью вдыхает свежий ночной воздух. Очутиться на практически безлюдных корнуолльских дорогах после аэропорта Ньюки – настоящее облегчение. Хитроу после долгого изматывающего перелета показался ей суровым и бездушным.
Шагая по мощеной садовой дорожке, она замечает развешанные у двери корзинки, ящики с цветами на окнах. На мгновение Дженн как будто вернулась в их старый дом в Эдинбурге. Она останавливается, погружаясь в эти ощущения.
Впереди какой-то шорох. На другом конце дорожки появляется мама в цветастом платье и огромном, не по размеру, кардигане. Сначала она как будто в замешательстве, но потом широко улыбается.
– Дженни, – произносит мама, заключая дочь в объятия.
Даже сквозь колючую шерсть Дженн чувствует худобу маминых рук. И этот запах из детства: смесь сладких духов, краски и лака для волос. Она глубоко вдыхает, прежде чем немного отстраниться.
– Ты здесь, – говорит мама, не разжимая объятий.
– Да, – отвечает Дженн. Она чувствует: в маме что-то изменилось, что-то неуловимое.
– Ну, входи же.
Внутри открытая кирпичная кладка и низкий потолок с балками. В центре комнаты старый стол, застеленный газетами, весь в пятнах краски, у стены старинная газовая печь зеленого цвета, чуть поодаль стоит буфет, заполненный тарелками и чашками разных форм и размеров.
– Чаю? – спрашивает мама, заправляя седеющие рыжие волосы за ухо.
– Да, спасибо, – отвечает Дженн, осматриваясь по сторонам. – Кстати, чудесное место.
– Я рада, что тебе нравится, – говорит мать, суетясь с чайником. – Да ты садись.
Дженн садится за кухонный стол, и что-то в нем кажется ей смутно знакомым. Она внимательно разглядывает завитушки на деревянной поверхности. Этот стол был у нас в Ларчфилде.
– Когда ты переехала? – спрашивает она.
– Где-то пару лет назад, – отвечает мама, не оборачиваясь. Она двигается быстро, по-птичьи, открывает своими тонкими пальцами банку с чаем, кладет по пакетику в разномастные чашки. – Получилось очень удачно, – я как раз смогла наконец вывезти наши вещи со склада. Хотела сделать сюрприз к твоему приезду.
Неужели это было так давно?
Дженн уже собирается извиниться за то, что не приехала раньше, но вовремя себя одергивает. Ей нужна передышка. Она больше не может занимать позицию взрослого в их отношениях. Да и сейчас она приехала к матери в гости, а не наоборот. Снова.
Словно прочитав ее мысли, мама оборачивается и говорит:
– Я очень рада, что ты приехала… И прости, что я так и не добралась до Эдинбурга.
Дженн внимательно изучает глубокую царапину на столе. Мама сделала ее, когда я была маленькой.
– А я в последнее время путешествовала, если честно, – говорит Дженн, поднимая глаза.
Мама разливает кипяток по чашкам и смотрит через стол, выражение ее лица при этом почти решительное.
– Что ж, я надеюсь, ты обо всем мне расскажешь. Ты ведь останешься у меня ненадолго? Нам есть о чем поговорить, Дженни.
Они разговаривают еще час или около того, потом мама
