Путь с небес - Вячеслав Шалыгин

– Да не знаю я! – вспылил Сергей. – Имей терпение! Десять минут подождать не можешь?

– Могу. – Канонир сложил руки на груди и насупился.

– Проходит… – шепнул Сергей, когда компьютер выдал на экран изображение с подрисованным золотистым свечением условной плоскости Рубежа. Облако благополучно мигрировало в мир землян и спокойно уплыло осваивать новые просторы, куда-то примерно в сторону звездного скопления Плеяд.

– Надо срочно закупать у технократов лицензии на производство двигателей, работающих на межзвездной энергии, – сделал вывод Горох. – Вы эту мысль хотели подтвердить?

– Не знаю. – Сергей поджал губы. – Это все, – он сделал широкий жест, – мне что-то напоминает, но что – не пойму, хоть убей.

– Лично я в этом вижу этакую ироническую усмешку Вселенной, которая в очередной раз щелкнула человечество по носу и напомнила, что мы в этом мире ничего не решаем, – неожиданно чересчур литературно высказался Горохов. Он немного помолчал и, словно исправляя допущенную оплошность, добавил: – Едрёна копоть!

– Это верно, – задумчиво согласился Преображенский. – Ни мы, ни наше оружие, ни войны. Но теперь уже поздно, Горох, теперь придется идти до конца, чем бы это ни грозило. Что за пассы производит над нашими пространствами Вселенная и что из этого получится, пока вопрос, а вот вражеские атаки отражать надо без вопросов.

– Ваша светлость, официальная депеша из Генштаба! – Над уровнем мостика появилась голова связиста.

– Вот видишь, – Преображенский с усмешкой взглянул на Гороха, – не только я так думаю.

– Да я и не спорил. – Канонир шагнул к лестнице и принял от оператора листок. – Ого!

Он протянул депешу князю. В ней была всего одна фраза: «Князю Преображенскому прибыть в ставку для принятия командования Главной Ударной группировкой войск ОВК. Гордеев».

Слишком много света… Сергей безучастно смотрел на мелькающий за окном машины городской пейзаж… Свет режет глаза даже сквозь фильтры затемненных стекол. Цилиндрические и прямоугольные башни высотных зданий сверкают зеркальной тонировкой, в окнах традиционных каменных домов – тоже зеркала и почти непрозрачные щиты из темного стеклопластика. Витрины напоминают провалы в космическую бездну: затемнены. Машины на улицах только тяжелые, военные, сверкающие белоснежной керамической обшивкой. Пешеходов мало, и все они передвигаются торопливо, оставляя на залитых белой краской тротуарах затейливые цепочки следов. Они одеты в серебристые пожарные костюмы. Вместо лиц – маски с темными стеклами и охлаждающими фильтрами. Атмосфера сходит с ума. Беспрерывно дует ветер, но подгоняемые им облака не дают тени. Они рвутся в клочья, а не клубятся, как это бывало раньше. Где они сбрасывают воду, испаряемую жестоким, обезумевшим Солнцем, – неизвестно. Наверное, где-то над бушующими океанами. Континенты высыхают, превращаясь в пустыню. Зной под тучами. Горячий воздух и клубы пыли. Раньше ее не было так много. Теперь с ней не справляются ни уборочные машины, ни воздушные фильтры. Вода поливочных агрегатов испаряется, едва коснувшись белого асфальта. Повсюду лишь пыль и ветер…

И это картина благополучной планеты. Не только «некогда благополучной», но и сейчас, после того, как плазма разбушевавшейся солнечной короны изуродовала земную атмосферу. По сравнению с большинством Колоний и даже парой внутренних планет Солнечной системы Земле досталось умеренно. Она не погибла. Пока… На севере и юге плавятся льды, экватор полыхает безудержными пожарами, а там, где еще вчера зеленели и цвели субтропики, распростерлись мертвые желтые буреломы. На умеренные широты наступает пустыня…

Машина въехала прямо в ангар. Стальные двери просторного гаража закрылись, и буйство бликов и яркого солнечного света прекратилось. Преображенский с облегчением вздохнул и выбрался из «Викинга». В ангаре было не так прохладно, как в салоне лимузина, но вполне комфортно. Сергей небрежно кивнул подбежавшему с рапортом начальнику караула и торопливо прошел через внутреннюю дверь гаража в холл посольства. Там он тоже не стал задерживаться. На все приветствия князь отвечал едва заметными кивками, а тех, кто пытался что-то ему доложить, останавливал жестом или суровым взглядом. Ему не хотелось никаких докладов.

Уже поднимаясь в лифте, он вдруг поймал себя на мысли, что сотрудники посольства наверняка ждали от него несколько иного обращения. Раньше он был приветлив и доброжелателен, а теперь… Теперь для князя не существовало никого, кроме Нины и Гордеева. Все остальные люди почему-то стали единой серой массой. Статистическими единицами в стратегических сводках. Строчками в графе «выжившие». Это было неправильно. Сергей понимал это без подсказок, но что-то внутри него словно переключилось. Какой-то другой, новый Преображенский упорно ломал отжившие внутренние стереотипы, и Сергей ничего не мог с этим поделать. Не коснулась внутренняя перестройка лишь любви к жене и почтительного отношения к Гордееву. Все остальные, вплоть до боевых товарищей, будто бы остановились на ступеньку ниже…

Лифт открылся, и князь шагнул в оранжерею. Теперь, вместо обычного остекления, она спряталась под специальным полупрозрачным пластиком, который частично пропускал ультрафиолет, но надежно отрезал все лишнее излучение. Жена, увидев Сергея, без всяких там реверансов бросилась ему на грудь.

– Доктор сказал, что у нас будет ребенок. – Нина плакала.

– Так чего ты плачешь?! – Сергей обнял ее и прижал к груди. – Это же здорово!

– Мне страшно, – прошептала она. – Сейчас такое тяжелое время. Эта ужасная война, катастрофы… Люди гибнут миллионами, рушатся целые миры. Рожать сейчас – это… это как-то неестественно.

– Наоборот. – Преображенский чуть отстранил ее и заглянул в глаза любимой. – Рождение детей сейчас дело государственной важности.

Он улыбнулся, но Нине было не до шуток. Она смахнула очередную слезинку.

– Войны не кончаются в один день, но дело движется к этому, а значит, скоро все снова войдет в колею, – утешал ее Сергей. – Будет трудно смириться с потерями и тяжело восстанавливать разрушенное, но разве нам привыкать?

– Люди огрубели, стали черствыми и замкнутыми, – тихо возразила княгиня. – Они не верят в светлое будущее. Чтобы поднять из пепла города и целые Колонии, придется сначала вселить в народ уверенность, что дело того стоит.

– Справимся. – Князь произнес это твердо, словно на мгновение забыл, что он не на заседании Генштаба, а у себя дома.

– Да, ты справишься. – Нина нежно погладила его по щеке. – Ты сильный… самый сильный.

Ее слова были Сергею приятны. Он понимал, что для жены является «самым всяким»: сильным, умным, мужественным и прочее, на то она и жена, но все равно принял ее комплимент с благодарной улыбкой. Это была лучшая поддержка для командующего Главной Ударной группировкой войск ОВК. Поддержка любящего и понимающего человека. И каким бы Сергей ни был сильным, она была ему необходима, как и любому «слабому» или «среднему»… Особенно когда и сам командующий, и его группировка уже просто валились с ног от усталости и нервного истощения.

В сложившихся условиях на их плечах, штыках и воле держалось буквально все. В системах, истерзанных войной и до сих пор не понятыми катаклизмами, царил первобытный хаос. «Смутные времена», – как выразился Горох. Преображенский был склонен называть это более мрачно: «постапокалипсис», хотя вовсе не был уверен, что светопреставление уже закончилось и за первым актом трагедии не последует второй, третий… Четвертого, пожалуй, не будет. Не останется зрителей.

Флот Преображенского ценой неимоверных усилий сумел создать в ОВК и Колониях хотя бы видимость мало-мальского порядка, но этого было отнюдь не достаточно. В пространстве державы по-прежнему шныряли рейдеры то одного, то другого противника, какие-то неопознанные корабли и мелкие группки подозрительных судов. Ударная группировка вела почти непрерывные бои со всеми этими варягами и в конце концов значительно их проредила, но соединившиеся пространства открыли невиданный оперативный простор, и выловить всех разбойников не представлялось возможным. Одни ускользали за Рубеж – границу теперь чисто теоретическую, поскольку, увеличив диаметр до нескольких астрономических единиц, золотистый тор бесследно исчез. Невидимый «переход», однако, продолжал расширяться, отрезая от «земного» пространства значительную, благо не заселенную, часть и заменяя ее пространством «чинидско-технократским». Другие скрывались в глубинах космоса по эту сторону условной границы, третьи отсиживались на планетах, пока мимо проходили правительственные корабли, и снова выходили на «большую дорогу» сразу за их спиной. Но «земные» пираты и бандиты были еще не самой большой бедой.

В пространстве землян все чаще происходили междоусобные схватки обитателей Зарубежья. Но и это было бы не такой уж проблемой, не проникай на нашу сторону, под прикрытием как бы не касающихся ОВК боевых действий, диверсионные группы чинидов (технократов тоже, но гораздо реже). Диверсанты, как и доморощенные пираты, обстреливали караваны судов, а еще бомбили только что восстановленные города, устраивали поджоги, подрывы, прочие гадости на любых значимых объектах Колоний и даже умудрялись пробираться в Солнечную. Было достоверно известно, что агенты чинидов каким-то образом проникли на одну из атомных электростанций Ганимеда и взорвали четыре из восьми энергоблоков. «Восстанавливать народное хозяйство на таком шатком фундаменте – дело для особо упрямых» – снова тезис Гороха. А таковых в Солнечной осталось крайне мало. Большинство «особо упрямых» давно уже ринулись осваивать Колонии, от которых после атаки «шальных звезд» осталось только семь планет. Еще двадцать пять шариков, если не считать двух взорвавшихся, тоже никуда не делись, но жить там отныне было нельзя. Соответственно мирам уменьшилась и плотность упрямого населения. А у тех, кто выжил, просто опустились руки.