Сарторис - Уильям Фолкнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы почем знаете? С чего вы это взяли? – полюбопытствовала мисс Дженни.
– Он обещал.
– Он обещает что угодно, пока не может встать, – возразила мисс Дженни. – Все они обещают и всегда обещали. Но почему вы решили, что он сдержит слово?
– Он мне обещал, – безмятежно отозвалась Нарцисса.
Первым делом он занялся автомобилем. Автомобиль притащили на буксире в город, кое-как залатали, и теперь он мог идти своим ходом, но нужно было отправить его в Мемфис, чтобы выпрямить раму и отремонтировать кузов. Баярд – хотя ребра у него только-только успели срастись – твердил, что поедет сам, но мисс Дженни решительно этому воспротивилась, и после получасовой бури он сдался. Автомобиль отвел в Мемфис молодой парень, работавший в одном из городских гаражей.
– Если тебе надо туда съездить, Нарцисса отвезет тебя в своем автомобиле, – сказала Баярду мисс Дженни.
– В этой консервной банке? – с презрением заявил Баярд. – Да ведь она больше двадцати одной мили в час не ходит.
– Слава богу, что не ходит, – отвечала мисс Дженни. – Я уже написала в Мемфис – пусть сделают так, чтобы и твой быстрей не ходил.
Баярд мрачно, без тени юмора на нее посмотрел.
– Неужели ты сделала такую пакость?
– Ах, увезите его, Нарцисса! – воскликнула мисс Дженни. – Уберите его с глаз моих. Мне так надоело на тебя смотреть!
Вначале Баярд ни за что не хотел ездить в автомобиле Нарциссы. Он не упускал случая отозваться о нем с шутливым пренебрежением и упорно отказывался в него сесть. Доктор Олфорд наложил, ему на грудь плотную эластичную повязку, чтобы он мог кататься верхом, но у него появилась поразительная склонность к домоседству, когда в дом приезжала Нарцисса. А Нарцисса приезжала довольно часто. Мисс Дженни решила, что она бывает у них ради Баярда, и однажды без обиняков ее об этом спросила. В ответ Нарцисса рассказала ей про Хореса и Белл.
– Бедняжка! – сказала мисс Дженни, сидя, как всегда, прямо на жестком стуле возле рояля, – Нет, что за идиоты эти мужчины! Вы правы, я бы тоже ни за кого из них замуж не вышла.
– Я и не собираюсь, – отозвалась Нарцисса. – Я бы предпочла, чтоб их вообще не было на свете.
– Хм, – сказала мисс Дженни.
А потом, однажды под вечер, они ехали в автомобиле, и хотя Нарцисса вначале протестовала, Баярд сидел за рулем. Впрочем, вел он себя вполне благоразумно, и в конце концов она успокоилась. Они проехали долину, свернули в холмы, и она спросила, куда он едет, но он ничего определенного не ответил. Она спокойно сидела рядом с ним, глядя на дорогу, которая длинными виражами поднималась вверх между сосен, вырисовывавшихся темными силуэтами в косых лучах заходящего солнца.
Дорога продолжала идти вверх, и за каждым поворотом открывались то солнечные просторы долины, то холмы, и повсюду стояли мрачные сосны и веяло тонким бодрящим запахом смолы. Вскоре они въехали па вершину холма, и Баярд замедлил ход. Отсюда дорога резко спускалась вниз, потом шла ровно к полосе ивняка, пересекала каменный мостик и снова поднималась, рыжеватой дугою исчезая среди темных сосен.
– Вот это место, – сказал он.
– Это место? – рассеянно повторила Нарцисса, но тут автомобиль покатился вниз, набирая скорость, она пришла в себя и поняла, что он хотел сказать.
– Вы же обещали! – воскликнула она, но Баярд дал полный газ, и она, схватив его за руку, хотела крикнуть, но не могла издать ни звука, не могла даже закрыть глаза, чтобы не видеть, как узкий мостик стремительно несется им навстречу. А потом, когда они с треском, напоминающим стук града по железной крыше, промчались между ивами и ослепительно сверкающей полоской воды и взлетели на вершину второго холма, у нее захватило дух и остановилось сердце. Маленький автомобиль на повороте занесло, он оторвался от земли, влетел в канаву, выскочил оттуда и понесся поперек дороги. Баярд выровнял его, и, постепенно замедляя ход, автомобиль поднялся на холм и остановился. Нарцисса сидела рядом с Баярдом, раскрыв побелевшие губы, и умоляюще смотрела на него огромными безнадежными глазами. Потом она перевела дух и застонала.
– Я не хотел… – смущенно начал он. – Мне только надо было проверить, смогу ли я. – Он обнял ее, и она прильнула к нему, руками вцепившись ему в плечи. – Я не хотел… – пробормотал он снова, но ее дрожащие руки уже гладили его по лицу, и она рыдала, прижавшись губами к его губам.
9
Все утро он сидел склонившись над бухгалтерскими книгами, с некоторым удивлением наблюдая, как его рука выводит аккуратные колонки цифр. После бессонной ночи он застыл в каком-то оцепенении, и в его усталом мозгу уже не мелькали извивающиеся химеры, порожденные похотью, отныне раз и навсегда подавленной; он мог теперь лишь удивляться, что эти образы уже не кипят в его крови, наполняя ее яростью и отчаянием, и потому его усталые нервы не сразу отозвались на новую угрозу и не сразу заставили его поднять голову. В дверях показался Вирджил Бирд.
Сноупс поспешно соскочил с табурета и бросился к двери, которая вела в кабинет старого Баярда. Притаившись за этой дверью, он услышал, как мальчик вежливо осведомился о нем, услышал, как кассир ответил, что он только что был на месте, но, кажется, вышел, услышал, как мальчик сказал: ладно, он обождет. А он все стоял, притаившись за дверью и вытирая носовым платком текущую изо рта слюну.
Через некоторое время он осторожно приоткрыл дверь. Мальчик терпеливо и спокойно сидел на корточках у стены, и Сноупс остановился, крепко сжав в кулаки дрожащие руки. Он не ругался, его бесконечная ярость не укладывалась в слова, но дыхание с хрипом вырывалось из горла, и ему казалось, будто его глазные яблоки все дальше и дальше уходят в череп, ввинчиваясь на такую глубину, что приводящие их в движение жилы вот-вот должны лопнуть. Он открыл дверь.
– Хелло, мистер Сноупс, – весело сказал мальчик, вставая.
Сноупс зашагал дальше, вошел за барьер и приблизился к кассиру.
– Рее, – сказал он, с трудом ворочая языком, – дай мне пять долларов.
– Что?
– Дай мне пять долларов, – снова прохрипел он. Кассир дал ему деньги, сделал запись на листке бумаги и наколол па стоявшую на его столе шпильку.
Мальчик подошел к окошку, но Сноупс не остановился, и мальчик, шаркая босыми ногами по линолеуму, последовал за ним.
– Я заходил к вам вчера вечером, но вас не было дома, – сказал он.
Потом он поднял голову, но, увидев лицо Сноупса, взвизгнул и бросился бежать. Сноупс поймал его за комбинезон и потащил через комнату к двери, выходящей на пустырь. Мальчик корчился, извивался, потом безвольно повис в руке Сноупса, не переставая кричать от ужаса, а тот, силясь выговорить что-то дрожащим от ярости голосом, другой рукой пытался засунуть ему в карман кредитку. Наконец это ему удалось, и тогда он выпустил мальчика, и тот, шатаясь, встал на ноги и стремглав помчался прочь.
– За что ты его так? – полюбопытствовал кассир, когда Сноупс вернулся к своему столу.
– За то, что сует нос не в свое дело, – отрезал Сноупс, опять открывая бухгалтерскую книгу.
Проходя по безлюдной площади, он посмотрел на светящийся циферблат часов. Десять минут двенадцатого. Нигде ни души, и только в дверях освещенного вестибюля почты маячила одинокая фигура ночного полицейского.
Он свернул с площади и медленно пошел под дуговыми лампами, один на всю улицу, и тень, повторяя размеренный ритм его шагов, следовала за ним из тьмы в яркие пятна света и снова во тьму. Завернув за угол, он очутился в еще более тихой улочке, а затем в переулке между густыми, выше человеческого роста, зарослями жимолости, наполнявшей ночной воздух сладким ароматом. В переулке было темно, и он ускорил шаг. По обеим сторонам над кустами жимолости поднимались верхние этажи домов, кое-где среди темных деревьев светились окна. Стараясь держаться ближе к стенам, он быстро шел вперед, теперь уже мимо задних дворов. Вскоре на фоне бледного неба возник еще один дом и сплошной ряд виргинских можжевельников, и, прокравшись вдоль каменной стены, он очутился перед гаражом. Здесь он остановился, нагнулся, нашарил в густой траве шест, поднял его и прислонил к стене. Затем с помощью шеста залез на стену, а с нее – на крышу гаража.
В доме было темно, и он тотчас же соскользнул на землю, прошмыгнул по лужайке и остановился под одним из окон. Откуда-то с фасада пробивался свет, но из дома не доносилось ни шороха, ни звука, и, притаившись, словно загнанный зверь, он постоял, прислушиваясь и беспрерывно бросая взгляды по сторонам.
Он поддел сетчатую раму ножом, рама легко подалась, он приподнял ее и прислушался снова. Затем одним быстрым движением забрался в комнату и, согнувшись, присел. Опять ни звука, кроме глухих ударов его сердца.
Сомнений не было – дом производил безошибочное впечатление временно покинутого жилья. Он вытащил носовой платок и вытер губы.