Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из уст комбрига призыв воспринимался особо. Герой борьбы с дутовщиной, он и в Прикамье показал свою храбрость. Его часто видели в полках и батальонах. И потому, когда он объявил, что сегодня прощается с личным составом в связи с новым назначением, бойцы и командиры огорчились.
— Ничего, боевые друзья мои, — заявил он. — Мы еще не раз будем встречаться, бок о бок громить врага.
Николая Дмитриевича ставили во главе конной группы, скомплектованной из лучших бойцов и командиров двух дивизий — 29-й и нашей 30-й. Две тысячи сабель! Командование армии решило использовать конную группу как ударную силу. Забегая вперед, скажу, что Н. Д. Томин и его всадники совершали легендарные рейды по тылам врага, наводили панику и ужас в его стане, чем содействовали успехам пехоты. (Имя его вошло в историю рядом с именами прославленных полководцев гражданской войны. В 1924 году он вступил в партию и в тот же год погиб от вражеской пули. С глубокой скорбью мы проводили его в последний путь.)
Наступление подхватили 29-я дивизия, конная группа Томина 3-й армии и 28-я дивизия 2-й армии, а 30-й дали отдых. Наш полк совершил переход на Кирашимский завод. Здесь начдив Н. Д. Каширин устроил полку строевой смотр. Видно, ему хотелось воспользоваться благоприятной возможностью, чтобы скорее ввести в строй добровольцев и мобилизованных. Мы подтянулись, побрились, начистились и довольно дружно и слаженно прошли строем перед командованием дивизии и рабочими завода.
Начдив объявил, что командующим Восточным фронтом назначен Михаил Васильевич Фрунзе, который до этого командовал 4-й армией и Южной группой войск. Сообщение вызвало всеобщее одобрение.
Рабочие Кирашимского завода тепло проводили нас в дорогу. Нам предстоял марш нелегкий, до 40–50 верст в сутки с вещмешками и винтовками за спиной, при палящем солнце. Не менее зноя изнуряли комары, мошкара и гнус. Их были тучи. Лезли в уши, в глаза, в нос. От укусов воспалялась кожа.
В довершение ко всему плохо было с питанием. Нередко наш паек ограничивался четвертушкой или полуфунтом хлеба в сутки. Ни мяса, ни сахара, ни крупы. Не было также мыла и табака. Но продвигались мы без задержек. Правда, крепкие словца произносили в адрес некоторых начальников. Больше всех доставалось начпроду полка, который почему-то отстал с подводами. Как выяснилось после марша, наше недоедание — результат его бездеятельности и разгильдяйства, за что его строго наказали.
Наши тяготы и лишения скрашивали жители деревень и рабочих поселков. Тепло и сердечно встречали нас в деревнях Броды, Плеханово, Порошино, в селах Урминское, Утка, в поселке Уткинского завода. Создавали все условия для отдыха — размещали в избах, топили бани или предлагали холодную воду — кому что нравилось, кормили чем могли. По вечерам наши ребята забывали об усталости. На улицах собирались девушки, открывались танцы. Тут уж не ударишь в грязь лицом, молодцевато входишь в круг. Вместе под гармошку разучивали новые песни. Особой популярностью пользовалась песня Демьяна Бедного «Проводы». Поглядывая на деревенских парней, красноармейцы пели:
Будь такие все, как вы, ротозеи,
Что б осталось от Москвы, от Расеи?
Слова эти задевали юношей за живое, и те частенько тут же вступали в наши ряды.
Торжественный праздник состоялся у нас в селе Урминском, когда пришла весть об освобождении Екатеринбурга. Жалели, что не участвовали в том бою, но дружно кричали «ура», пели, плясали. Как от хорошей еды, сил прибавлялось.
На марше я большей частью был со штабом. Командир полка Захаров, комиссар Кожевников хорошо знали Урал, по дороге рассказывали о его несметных богатствах. Наш маршрут пролегал по самой низкой части Уральского хребта, где высота не превышала 500 метров над уровнем моря.
Очередной привал устроили у каменного столба, на западной стороне которого начертано «Европа», а на восточной — «Азия».
— Итак, отдохнем, распрощаемся с Европой и двинемся по Азии, — улыбаясь, сказал комиссар.
Мы пошутили, посмеялись и продолжили путь. Помнится, любовались рекой Чусовой, ее берегами — то белоснежными, то красными, обрамленными хвойными лесами. И сама река, бурная, говорливая, словно радовалась нашему приходу.
Наконец-то мы в поселке Билимбаевского завода, конечном пункте нашего похода. Здесь погрузились в железнодорожный эшелон и днем 21 июля прибыли в Екатеринбург, где около года хозяйничали колчаковцы.
Красноармейцы знакомились с крупным промышленным центром Урала, с подробностями его освобождения. Восхищались действиями конной группы Томина. Наш бывший комбриг и его всадники совершили лихие набеги на белогвардейцев в их тылу, захватили железнодорожный участок и тем самым отрезали войска генерала Пепеляева на Северном Урале от основных колчаковских сил.
Комиссар Кожевников повел нас по улицам города. На Вознесенском проспекте остановились перед двухэтажным домом. Комиссар поведал, что в этом доме нашла свой конец династия Романовых, царствовавшая на Руси три столетия.
— Контрреволюция вопит сейчас о жестокости большевиков, — сказал Кожевников. — Как же, царя казнили! А свои злодеяния скрывает. Но мы откроем народу эти преступления.
И он рассказал, что только пленных красноармейцев колчаковцы расстреляли в Екатеринбурге более тысячи человек. По суду и без суда, по одним лишь доносам ежедневно расстреливали десятками.
О преступных делах колчаковцев говорилось и на митинге, состоявшемся в оперном театре. И воины поклялись отомстить им за все злодеяния.
23 июля наша 30-я выступила из города, чтобы сменить 21-ю дивизию, наступавшую в направлении на Шадринск. Уже на следующий день на марше нас догнала радостная весть: 5-я армия под командованием М. Н. Тухачевского взяла Челябинск. Словно морская волна, прокатилась эта радость по колоннам. Трудно передать состояние, охватившее нас. Все понимали: ведь это ж почти весь Урал в наших руках!
Для окончательного освобождения уральской земли нужно было овладеть Шадринском. До него еще далеко. Дней десять мы пробивались, борясь за каждую деревню, за каждое село. Чекулино, Троицкое, Ильинское, Захаровская, Ольховка, Беркут, Сосновское, Иващенское, Канаши… Как правило, бои за них носили ожесточенный характер. С отчаянием сопротивлялись части, составленные из офицеров, кулаков и купцов. Случалось, они в пьяном виде кидались в контратаки, можно сказать, перли напролом. Мы их подпускали как можно ближе и косили из пулеметов и винтовок.
Уже на подступах к Шадринску обнаружились признаки разложения в белогвардейских войсках. Оно нашло выражение в сдаче в плен, причем не только одиночек и групп, но и подразделений.
