Мастер третьего ранга (СИ) - Коробкин Дмитрий

— Иван — Иван. Как ты был дураком, так им и остался. Туда тебе и дорога, бездарь! — сказал он и стал затачивать оселком следующий нож.

* * *

На стол ставились тарелки, с ароматным мясом, хорошенько сдобренным пряными травами, миски с тушеными овощами, испускающими ароматный парок, от которого рот наполнялся слюной, и гулко урчало в утробе. Рядом лег мягкий на вид, пышный хлеб с зажаренной корочкой. К нему тут же пристроились две пыльные бутылки белого вина.

Иван с трудом присевший за стол, не смотря на боль, от этих божественных запахов почувствовал дикий голод. Он вдыхал эти ароматы, и матерился про себя грязными словами, от того, что, скорее всего, эта аппетитная еда отравлена.

Юра, не сводя сального взора с красивой девушки, с похабной улыбкой все потирал ладони. И когда расставлявшая еду на стол девушка придвинулась к нему, то эти самые ладони легли на ее ягодицы.

Она взвизгнула, и белоснежно улыбаясь, убрала его руки со своего мягкого места.

— Ну не сейчас же, — лукаво подмигнула Аглая и склонилась к его уху. — Покушай, сил наберись. — Обжигал ухо жаркий шепот. — На меня тебе их много понадобится. Ты не пожалеешь! — Легонько прикусила она его ухо.

Чуть не плачущий от внезапно разгулявшегося голода мастер, прикрыл глаза, подпер лицо рукой и сделал вид что дремлет. Лишь бы не видеть свежую горячую еду. Но запах, подлый, ароматный запах никуда не девался. И внутренности стало вязать узлом.

— Мужик, — обратился Юра к все это время стоящему у двери провожатому девушки. — А ты так и будешь там все время торчать? Может, мы стесняемся кушать, когда на нас смотрят? Или хотим уединения? — Призывно посмотрел он Аглае в зеленые глаза.

— Можешь идти Слав, — махнула девушка провожатому. — Я составлю компанию господам.

— А, ну так бы и сказали сразу, — хмыкнул он, и, убравшись, захлопнул за собою дверь.

— Задерни, пожалуйста, занавески на окошке, — с улыбкой попросил девушку Юра. — А то знаем мы этих подглядунов, — нарочито громко добавил он по направлению к двери.

Девушка прошла к окошкам и плотно задвинула занавески. На обратном пути к столу ее встретил подмастерье, отодвинувший предназначающийся для нее стул. Но когда она подошла к столу, то даже понять не успела, как оказалась припертой к стене, с зажатым ртом и ножом у живота.

— Не дергайся, — тихо предупредил Юра испуганно смотрящую, на него лесавку. — Нож заговоренный. Не смотри так, не трать силы. Я знаю, кто ты, и на нас твои чары не действуют. Ты лесавка. На плече у тебя запирающее клеймо, — Испуг в ее глазах сменился удивлением. — Ты с ними заодно? Только не лги, я почувствую. Солжешь, прирежу сразу же. Нам терять нечего. — Она покачала головой. Расслабилась, а на глаза накатили слезы. — Сейчас я открою тебе рот. Но предупреждаю: «помогите» договорить ты не успеешь. Поэтому тихо!

— Простите, — тихо сказала она, а по щекам побежали мокрые дорожки. — Меня заставили. Я пленница. У них мои сестры. Они их убьют. — всхлипнула лесавка.

— Садись за стол. Поговорим. Только тихо, — приказал подмастерье, и нож сменился на пистолет. — Гром, — обратился он к стоящему в боевой стойке псу. — Охраняй дверь.

Пес переместился к двери, и там снова встал в стойку.

— Огневик, — удивленно прошептала лесавка, присаживаясь, словно, наконец, рассмотрела сущность пса. — Кто вы, люди?

— Мы Мастера, — отозвался Иван. — Слышала про таких?

— Вы охотники на таких как я, — с испугом переводила она взгляд с одного мужчины на другого и совсем раскисла, залившись слезами.

— Не реви дуреха! — строго сказал мастер. — Лично я, как и мой напарник, твоему роду не враги. Он вообще по одной из ваших сохнет. — Подмигнул он Юре.

— Сохнет? — не поняла она. — Как это?

— Ну, любит. Считает своей женщиной, а она своим мужчиной. Так понятно?

— Да, — недоверчиво посмотрела она на сосредоточенного парня. — Но как? Я не верю. Мы выбираем только одного за все существование. Ты человек. Вы живете мало. Тогда и она будет жить мало, — удивлялась она.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Сколько? — вдруг встрепенулся Юра.

— Столько же, сколько и ты, — ответила лесавка. — Не мгновением больше.

— Ладно — ладно, не время сейчас, — сказал Иван сникшему подмастерью. — У нас писец на носу. После будешь горевать. Конечно, если живы останемся.

— Кто на носу? — переспросила лесавка, но мастер на это отмахнулся, мол, неважно. — А как ее зовут? — спросила она парня.

— Осинка, — с нежностью произнес Юра.

— Осинок много, — отстраненно задумалась она. — Я Крапивка. Крапивок тоже много.

— Она оставила мне этот знак, — расстегнув рубашку, показал он ряд рун на груди.

Крапивка увидела руны и болтающийся над ними амулет «Дедуха», соскочила со стула, и тут же пала ниц, перед опешившим парнем. Стоя на коленях, она обхватила его ноги, и, всхлипывая, запричитала, прося прощения, за то, что хотела причинить зло.

Парень с большим трудом оторвал ее от себя, так крепко лесавка в него вцепилась. Он посадил ее на стул и вздрогнул, взглянув глаза. В них было столько обожания и благоговения. Юра в жизни не видел такого взгляда не у одной из женщин. Он даже онемел от удивления.

Но мастер не растерялся. Он понял, что, тут же надо разузнать, что это, поскольку знахарка так и не объяснила, да и он в спешке забыл спросить.

— Что за руны у него на груди? — спросил мастер.

— Руны? — непонятливо и отстраненно обронила она, не поворачивая головы, поскольку всецело была поглощена поеданием глазами растерянного парня.

— Эй, Крапивка, — пощелкал пальцами Иван. — Мне обидно, я тоже такого внимания хочу, — улыбался он. — Приди в себя. Нам сейчас не обожание, а помощь нужна.

Она взглянула на мастера, он тоже вздрогнул. Даже где-то глубоко кольнула зависть. На него с таким сумасшедшим обожанием тоже в жизни не смотрели.

— На меня так не смотри. У меня таких рун нет.

— Что такое руны? — собравшись с собой, но постреливая глазками в Юру, спросила Крапивка.

— Ну, знаки эти. Мы их рунами называем, — объяснил мастер. — Да вот только мы значения их не знаем, и что они носителю дают.

— Я не знаю, как это назвать. Я много ваших слов не знаю. Это знак того из чего мы, лесавки рождаемся. И не только мы. Еще многие кто в природе. Исток. Сила. Все — все — все, — сделала она неопределенный жест.

— Он опасен для человека? — задал Иван главный волнующий вопрос.

— Нет. Это. Я, кажется, знаю, как сказать. Это большая честь. Его носят достойные.

— Нет, Юрка, так не честно, — весело сказал Иван, которому от души отлегло, от того, что парню ничего не грозит. — Тут работаешь — работаешь, пашешь значит, в поте лица, а все вершки тебе. Еще и пенка от варенья. Кстати, а еда отравлена? Или как? — спросил он, глотая слюну.

— Нет, — помотала Крапивка, головкой разметав золотистые, пахучие локоны. — Этот старый сказал: хорошо пусть пожрут хорошенько напоследок. Мол, приговоренным так положено.

— Вот сука, — озлился парень. — Я этого хмыря собственноручно удавлю.

— Э, достойный. Не выражайся при девушке. Не порти имидж. Давай есть, а заодно подумаем, как из этой, пардон, задницы выбираться?

— Я все равно ничего не поняла, — глупо улыбнулась девушка Ивану. — А что у тебя на сердце? — Указала она стройной ручкой на его грудь.

— Чешуйка, — подмигнул он лесавке, и показал краюшек чешуи из-за ворота.

— Это тоже хорошо, — улыбалась лесавка. — Благословление. Так кажется, говорите вы.

— Ну, раз мы все такие благословленные на всю катушку, то может и вырвемся? — почесал маковку Иван, и сам заметил, как это ему легко далось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вообще он заметил, что рядом с лесавкой не так все болело, и дышалось легко. Будто от нее исходили благостные, исцеляющие волны.

— Ты лечить умеешь? — спросил он, поставив перед собой большой кусище ароматного мяса, из которого торчали ребрышки. Иван отделил половину, сгрузил овощи к мясу, а отрезанное положил на освободившуюся тарелку.