Лилея - Елена Чудинова

На этих-то словах юного Сентвиля вдали и воздвиглась скала, каковой прикинулся поначалу замок Керуэз. Был он о мощном донжоне, с высокими стенами, заросшими до половины мохом и камнеломкой.

Почти сразу перед тем, как Ан Анку, шедший впереди, произнес имя замка, Нелли привычно обернулась через плечо. Все утро втайне тешилась она радостно ребяческой забавою: глядела, как прорастают вослед новые лилеи. Надо сказать, прорастали они по-разному: некоторые цветки сразу, словно пущенная стрела, выпускали наружу бутон, некоторые бугрили землю потихоньку. Поэтому Нелли не враз поняла, что цветочный след оборвался.

— Стало быть безбожники близко, — сказал на то господин де Роскоф. — Боюсь, друзья мои, что они в Керуэзе.

— Как окаянцам ни быть, — отозвался Морской Кюре. — Замок стоял в осаде с конца ноября по март. Сам-то виконт месяцем ране погиб под Фужером, оборону держала старая мадам де Керуэз с двумя внуками — тринадцати и четырнадцати годков. Парнишки-то были не Керуэзы, а Тремели — сыновья ее меньшей, Жанны. Самой принцессе-то седьмой десяток пошел — а с пушками управлялась как молоденькая. Славно держались, даром что все седла на суп пошли. Да один из парнишек прочел в книжке в недобрый час, что ласточкины гнезда тож годятся в пищу. Правда оно или нет, а обоих их подстрелили синие, и юного Тремеля и сынка Мао, конюшего Керуэзов, когда они лазили за гнездами за этими по стенам. Парнишка конюшего сразу помер, а меньший из Тремелей после — от раны. Хотели, вишь, как лучше, гарнизон очень уж оголодал. Да какой гарнизон, слово одно! Старуха ружья раздала полдюжине слуг.

— Эх, на неделю б еще их хватило, помощь вить шла из Вандеи! — с отчаяньем произнес де Глиссон.

— Не корите себя, — отвечал ему Ларошжаклен. — Тут вить у вас было все поле в «васильках», тысяч десять.

— Да, их было слишком много. Мы их дергали вылазками, но против такого множества это были осиные укусы. Кабы удалось переправить в Керуэз хоть немного пороху да провизии!

Спрашивать о том, что случилось с осажденными, не было нужды. Но кто-то поди жив остался, раз столько всего известно. Нелли вздохнула.

Замок меж тем приближался. Вот уж можно было разглядеть глубокий ров, наполненный водою, видимо, проточной. Мост был спущен. Синие, поди, угнездились крепко.

Отряд, по понятной причине не направляясь к замку, поднялся по дорожке, вьющейся в яблоневом саду, раскинувшемся на склоне крутого холма. Нетяжелые носилки шуаны несли по двое, иногда сменяясь. Раза два оступившись, Нелли поняла, что подъем изряден, и тут же сие подтвердил открывшийся с новым витком тропы пейзаж. Подъемный мост был виден теперь снизу, лежащий над водною опояской. На нем сидели, пользуясь солнечным днем, три синих солдата, верно, караул.

Самая меньшая из легкого авангарда, девочка по имени Левелес, которую Нелли никак не могла даже про себя назвать Жаном, вопросительно обернулась на мадемуазель де Лескюр. Та, в свой черед, глянула на де Ларошжаклена. Тот кивнул.

Девочка тут же сняла с плеча свою допотопную ручницу с дымоходом.

— А не выйдет ли погони? — шепнула Нелли Ан Анку, покуда девочка изготовлялась стрелять.

— Какой там, — тот в свой черед поднял ружье. — Лишний раз из стен да в лес им забираться не с руки. Пускай затолмят получше, что они не в Вавилоне.

Оружье маленькой Левелес громыхнуло. Солдат внизу свалился прямиком в ров — вперед лицом.

Однако ж выстрела Ан Анку не последовало.

— Вот тебе раз, — изумленно воскликнул он. — Гляньте-ко все, что за диво!

Двое других солдат, казалось, решительно не обратили внимания на погибель своего товарища. Они не вскочили, не метнулись в укрытие, не ухватились за собственные ружья — они не предприняли ничего. Сидели себе как сиделось, только уж не втроем, а вдвоем.

Сие непостижное уму положение тут же заняло вниманье всех шуанов, кроме, разве что, Левелес, принявшейся преспокойно вырезывать ножиком зарубку на ложе.

Внизу ничего не менялось.

— А ну как наши в замке? — взволнованно выдохнул юный де Сентвиль. — Васильки-то эти внизу может того, уже скошенные?

Левелес вдруг перестала ковырять ножиком дерево.

— Мертвых так не усадишь, — возразила мадемуазель де Лескюр.

— А привязать? Отсюда, небось, не видно!

— А привязанный бы не грохнулся.

Левелес вновь принялась корябать приклад.

— Ох, не люблю я оставлять за спиной то, чего не понимаю, — свел брови Ларошжаклен, приглядываясь к синим фигурам. — Оставить, что ль двух человек для разведки.

— Детки мои, — возвысил голос отец Роже. — Никаких разведок! Удалимся отсюда поскорей. Слишком драгоценный груз нам доверен. Только дурак держит дьявола за дурака!

— Его Преподобие прав, — сказал господин де Роскоф. — На нашем пути мы можем ожидать самых изощренных, самых немыслимых ловушек.

— А любопытство кошку сгубило, — встряла Катя. — Э, да там еще один выходит.

Человек, вправду вышедший на мост, солдатом не был. Глубокий старик в домотканых отрепьях, он тащил на плече пустую корзину. Синие вроде бы и не приметили его появления. Проходя мимо одного из солдат, привалившегося спиною к цепи, старик сердито пнул его ногою, а затем что-то сердито приказал. Солдат поднялся и тут же направился внутрь крепости.

— Там — наши, одно сие несомненно! — воскликнул де Сентвиль. — Васильки у них пленники!

— Ну да, пленники, с ружьями, — хмыкнула Антуанетта-Мари.

— Не гадайте зря, уходим! — повторил отец Роже сердито.

— Погодите-ко, святой отец, — возразил Ан Анку. — Вить это же старый Жоб, дворецкий Керуэзов! Господи помилуй, как же он уцелел? Он идет сюда за яблоками! Честные принцы, может не будет хуже, коли выспросить у старика что да как?

— Пожалуй, впервой в жизни не знаю, как выбрать между да и нет, — сказал Ларошжаклен. — Что лучше, уносить отсюда ноги или прознать, от чего мы бежим?

— Верней спросить, что хуже, — господин Роскоф также колебался. — Признаюсь, теперь и я в затруднении. Ты поручишься в сем человеке, Ан Анку?

— Монсеньор, старый Жоб скорей даст все жилы из себя вытянуть, чем продастся синим!

— Пожалуй, и я встречал его прежде, — с неохотою согласился отец Роже. — Сей наверное слуга семейства Керуэз.

Старик, вооруженный, в отличье от солдат, коими только что помыкал, одною лишь легкой рогатинкою для сбора плодов, меж тем подымался потихоньку в направлении шуанов. Шел он куда как медленно, останавливаясь то под одним, то под другим деревом, неспешно выбирая каждое яблочко.

Ан Анку крикнул совою.

Старик как ни в чем ни бывало отправил еще один наливной плод в свою корзину.

— Тьфу ты, да он вить туговат на ухо, — с досадой припомнил Ан Анку.

— Спустись, перемолвись с ним, — приказал Ларошжаклен, наконец решившись. — Только не поминай ни словом о том, что у нас. Скажи мол, что пробираемся де в лагерь Круа Молино, да решили узнать, что в Керуэзе. Коли покажется то безопасно, веди его сюда.

Отряд остановился, выжидая. Ан Анку скрылся в густых зарослях орешника, начавшего на этой высоте уж теснить потихоньку сад, и спустя малое время показался внизу, идущим меж яблонь. Вот уж он махнул на ходу рукою старику, вот старик, поставивши корзину наземь, помахал в ответ. Они заговорили, хотелось бы еще знать, о чем?

Только это, пожалуй, и волновало всех в отряде, кроме Левелес и другой ее мальчиковой подружки, что принялись лакомиться яблоками.

Разговор, похоже, выдался обстоятельный. Услыхать слов было никак нельзя: старик показывал руками то на солдата, оставшегося на мосту, то на замок, то и вовсе на свою корзину. Ан Анку стоял спиною, но, казалось, даже спина его выражала недоумение.

— Уж десять минут толкуют, — де Лекур щелкнул крышкою своих украшенных двуглавым орлом часов.

Наконец старик потянулся за своею корзиной, поднял. Но направились оба собеседника не по склону наверх, но напротив того — к мосту.

— Да что ж он вытворяет? — с досадою прошипел сквозь зубы де Глиссон.

Ан Анку шел не таясь.

Солдат на мосту никак не отнесся к его приближению, хотя не мог не видеть шуана.

— Да дело-то проще простого!! — юный де Сентвиль со смехом хлопнул себя ладонью по лбу. — Старик ему теперь рассказал, что напились они пьяны в дым! Вот и все!

— Как мы раньше не догадались?! — Ларошжаклен расхохотался. — Вон же, глядите!

Ан Анку приблизился к солдату, ухватился за дуло его ружья, рванул. Солдат с неохотою, но как-то вяло выпустил оружье из рук.

— Каждый пьяный пьян на свой манер, — сурово возразил господин де Роскоф. — Один и впрямь способен впасть в сонливую тупость, но другой делается буен. Когда ж люди равно перепились до бесчувствия, они лежат вповалку в беспробудном сне. Нет, эти не пьяны.

— Господи, да никак он вовнутрь собрался лезть! — Параша в испуге стиснула руку Нелли.