Ликвидатор - Валерий Горшков

На лице Михаила навечно застыла радостная улыбка. Видимо, в момент смерти двадцатидевятилетний Миша, у которого дома оставались жена и четырехлетний сын, видел во сне что-то очень хорошее, что заставило его улыбнуться. Навсегда… Точно посередине его груди зияла дыра с развороченными наизнанку краями и запекшейся вокруг кровью, оставленная застрявшей где-то внутри тела пулей сорок пятого калибра. У Гончарова оказалась на редкость крепкая кость. Она-то и стала последней преградой, погасившей убойную силу пули. Славгород-ский почти сразу, как только осознал, что Михаил мертв, обнаружил едва заметную дырочку на висящем на стене ковре. Стрелять могли только из каюты, откуда сейчас доносились сдавленные стоны Наташи Рудаковой. Сделать это мог только один человек… Прохоров!

Профессор услышал, как к открытой двери его каюты быстро приблизились торопливые, чуть приглушенные тонкой ковровой дорожкой шаги. В проеме появился боцман.

— Мёртв? — не вдаваясь в лишние подробности, спросил он профессора.

Славгородский кивнул, взгляд его несколько оживился, он протер глаза, будто прогоняя остатки внезапно навалившегося кошмара, и направился к выходу.

— Там Наташа, её заперли, — сказал Григорий Романович, заметив в руке Евгения запасной ключ от пятой каюты. — Она стонет. Гад какой, что он с ней сделал?!

— Прохоров? Где он? — спросил боцман, уже поворачивая ключ в замке.

— Во всяком случае в каюте мы его вряд ли найдем, — покачал головой Славгородский.

Дверь каюты распахнулась, боцман нащупал выключатель, и под потолком вспыхнул светильник. Наташа лежала на кровати со связанными руками и ногами и заклеенным толстой полоской клейкой ленты ртом. Глаза её были широко открыты, в них появилась надежда. Профессор обратил внимание на испачканное кровью полотенце, лежащее у женщины под головой. Очевидно, она была ранена.

— Наташенька, девочка моя! — Славгородский бросился к ней, принялся лихорадочно развязывать тугие капроновые узлы, но боцман только покачал головой и отстранил профессора.

— Так вы, Григорий Романович, будете до завтрашнего вечера ковыряться. Не проще ли… — И Евгений тремя движениями острого выкидного ножа перерезал связывающие Наташу капроновые чулки.

Она попробовала встать, но тут же застонала и снова опустилась на подушку. Славгородский содрал с ее побелевших губ пластырь. Женщина с трудом открыла глаза, обвела взглядом стоящего рядом с кроватью боцмана и склонившегося над ней профессора, а потом, едва шевеля отказывающимися слушаться губами, прошептала:

— Вадим… Он… шпион. — Она поморщилась от боли, и из её глаз покатились слёзы. — Радист тоже… У него дискета… И пистолет… Скорее! — Наташа громко застонала и потеряла сознание.

Лицо профессора налилось кровью.

— Гад, мразь!.. — Он лихорадочно искал, какое бы ещё слово бросить в адрес Прохорова, но мысли его спутались, и изо рта вырвалось только змеиное шипение. Кулаки сжались, и Славгородский тяжёлым взглядом посмотрел сначала на боцмана, потом на стоящего позади него Ожогина. — Надо найти его и раздавить, как таракана, как гниду ползучую!

— Григорий Романович, быстро идите к капитану и сообщите ему о Прохорове. Пусть свяжется со Службой безопасности. У него есть рация и оружие. Закройтесь в каюте и никуда из нее не выходите, что бы ни случилось. — Евгений обернулся к Будулаю: — Ты останешься с Наташей. Дверь закрыть изнутри. Я иду в радиорубку. Быстрее, профессор! — Боцман неожиданно сунул руку за пояс и вытащил пистолет. Поймав на себе удивлённые взгляды Славгородского и Ожогина, пояснил: — Я работаю на наших друзей, профессор. Теперь вы знаете…

Он снял с предохранителя «стечкин» и быстро вышел из каюты. Славгородский последовал за ним. Будулай проводил их испуганным взглядом, запер дверь и уселся на кровать рядом с Наташей, которая начинала понемногу приходить в сознание. Совсем неожиданно для самого себя высокий бородатый мужчина зарыдал, словно ребенок. Слезы градом лились из его больших карих глаз, он неуклюже растирал их по лицу и тщетно пытался вспомнить, когда последний раз в жизни ему приходилось плакать.

Поднявшись по лестнице, выходящей на палубу со стороны левого борта, Славгородский поспешил в каюту капитана, а боцман, оглядываясь по сторонам и прижимаясь к переборке, направился в носовую часть судна, откуда начиналась лестница, ведущая на третий уровень надстройки, туда, где рядом друг с другом находились капитанский мостик и радиорубка.

Евгений посмотрел вверх — в обоих помещениях, как и следовало ожидать, горел свет. Он на секунду остановился, перевел дыхание, провел ладонью левой руки по гладкой вороненой стали пистолета и тут краем глаза уловил едва заметное шевеление у надстройки, как будто кто-то вышел со стороны правого борта и тоже направился к ведущей наверх лестнице. Так оно и оказалось. В четырех шагах от боцмана стоял Борис, моторист из машинного отделения. Он оцепенело смотрел то на Евгения, то на направленное ему точно в переносицу дуло пистолета и молчал. Первым заговорил Боцман. Он узнал моториста, опустил «стечкин» и тихо сказал:

— Не бойся, я просто принял тебя за другого.

— За кого другого? — настороженно спросил Борис, наконец справившись с оцепенением и подойдя почти вплотную к Евгению. — За куропатку? Или медведя? Ты что, решил поохотиться здесь, на палубе, в половине четвертого ночи? — Борис демонстративно покрутил указательным пальцем у виска. — Псих…

— Помолчи! — резко перебил его боцман. — Только что Прохоров избил и связал в пятой каюте Наташу, застрелил своего помощника Гончарова, а сам пропал. Ты его не видел?

— Чего он сделал?! — Брови моториста удивлённо взметнулись. — Убил?

— Да, убил. Он шпион. И радист, — Евгений кивнул в сторону светящегося над головой окна радиорубки, — с ним заодно. Теперь ты понял? Быстро иди к своему старшему и предупреди его. За машину вы отвечаете, все должно быть очень оперативно. Не исключено, что у них есть сообщники на каком-нибудь судне, которое тащится за нами с самого начала экспедиции. Ты меня хорошо понял?.. Тогда бегом в машинное отделение. — И, не дожидаясь ответа, боцман стал подниматься по круто идущей вверх железной лестнице.

Он уже сделал не менее восьми шагов, когда его слух вдруг уловил странный звук, как будто кто-то тихо чихнул, прикрываясь ладонью. В следящую секунду что-то тяжёлое ударило Евгения под левую лопатку, раскаленная молния пронзила тело, в ушах с неимоверной скоростью стал нарастать пронзительный свист, руки отчаянно вцепились в металлические поручни лестницы, а потом все внезапно исчезло, словно киномеханик нажал на кнопку и остановил фильм. Какое-то время Евгений ещё стоял, глядя невидящими глазами в бездну спустившейся на Атлантический океан ночи, а потом плавно, словно в замедленной съемке, повалился назад. Ноги его отделились от ступеней, руки неестественно поднялись вверх, пальцы правой руки разжались, выпуская оружие, и боцман тяжело обрушился на палубу рядом с молча стоящим Борисом.

Моторист подошел, направил ствол своего пистолета в голову распластавшегося мужчины и еще раз нажал на спуск. Затем поднял выроненный Евгением «стечкин», засунул за пояс, второй пистолет положил в карман, схватил боцмана за ноги, отволок к борту, одной рукой взялся за воротник рубашки, второй за ремень и без видимого труда приподнял восьмидесятикилограммовый труп и перекинул через борт. Несмотря на то, что на эту сторону выходили окна трех кают, никто не придал значения глухому, словно накатившаяся на борт волна, всплеску.

Покинув рубку радиста, Прохоров сразу же направился в компьютерный центр, но Ожогина там не было. Вадим Витальевич быстро развернулся и побежал в сторону носовой части судна, где размещались каюты, не заметив стоящего около борта и провожающего его взглядом Бориса. Там он тихо прокрался по коридору, остановился перед каютой номер семь и медленно надавил на ручку.

Дверь открылась, и Прохоров увидел лежащего на спине Гончарова с дыркой посередине груди, оставленной «браунингом» сорок пятого калибра. Значит, все-таки Михаил, а не профессор!.. Это было просто подарком судьбы.

Прохоров вышел, закрыв за собой дверь, хотел было сразу же зайти в соседнюю каюту и проверить, как там Наташа, но счел это лишним и со всех ног побежал в каюту капитана Дорофеева. По расчету Вадима, именно там должны были находиться сейчас Ожогин и Славгородский.

Дверь в каюту кэпа оказалась запертой, но за ней Прохоров отчетливо различил тихий голос профессора. Медлить было нельзя. Вадим Витальевич направил пистолет на замок, отошел за дверной косяк и выстрелил. Путь был свободен. Он рывком распахнул дверь и увидел застывшего посередине просторной каюты Славгородского и сидящего перед рацией кэпа. Тот еще не успел связаться с людьми из СБ, это было очевидно даже при беглом взгляде. Нечасто приходилось капитану второго ранга Дорофееву прибегать к помощи стоящей в его каюте запасной рации, предназначенной для экстренной связи…