О чем молчат фигуры - Юрий Авербах

Как часто в жизни радостные события перемежаются с печальными. В самом конце апреля состоялась торжественная коронация нового чемпиона мира, а в самом начале июня пришло сообщение о смерти Кереса. Он возвращался из поездки в Канаду на международный турнир. Прибыв в Хельсинки, договорился с капитаном эстонского судна, направлявшегося в Таллин, что ему будет предоставлена каюта. Но его напрасно ждали: в тот же день Пауль Петрович попал в госпиталь, где скоропостижно скончался. Врачи констатировали инфаркт. В цинковом гробу тело выдающегося гроссмейстера было отправлено на Родину. Я находился в Ростове-на-Дону, открывал детские всесоюзные соревнования «Белая ладья», когда мне вручили телеграмму из Спорткомитета с сообщением о смерти Кереса и указанием отправиться в Таллин на его похороны. Вернувшись в Москву, я немедленно вместе с Батуринским и Спасским вылетел в столицу Эстонии.

На похоронах Кереса я смог убедиться во всенародной любви эстонцев к их знаменитому земляку. Казалось, весь Таллин вышел на улицу, чтобы проводить его в последний путь. Все были в трауре, все оплакивали его преждевременную кончину...

Пауль Петрович не дожил до шестидесяти лет. Элегантный, всегда подтянутый, он был признанным авторитетом и пользовался всеобщим уважением.

Последние годы Керес часто болел, чувствовал себя неважно. Тем не менее на крупном международном турнире в Будапеште в 1970 году он стал победителем, хотя добрую половину соревнования провел в постели и ряд партий играл у себя в номере гостиницы.

В нашем кругу его звали «везунчиком». Когда в 1952 году в Воронове команда шахматистов дружно отправилась на рыбную ловлю, только он оказался удачлив, причем подцепил рыбу крючком за жабры. Когда в 1957 году во время чемпионата Европы в Бадене мы посетили местное казино, в выигрыше оказался только Керес. Помню, как однажды в самолете, когда мы летели через океан, стюардесса предложила пассажирам отгадать число спичек в коробке. Победителем, конечно, оказался Пауль Петрович. А вот в шахматах ему фатально не везло. Как никто другой, Керес заслуживал права сыграть матч на первенство мира, но пробиться через частокол претендентов так и не смог, хотя четыре раза был вторым в матч-турнирах кандидатов на мировое первенство. Каждый раз его опережали представители более молодых поколений — В. Смыслов, М. Таль и Т. Петросян.

Когда Кереса не стало, Ботвинник признал: «Конечно, Паулю не повезло в его шахматной карьере. В другое время, вероятно, он стал бы чемпионом мира». Что Михаил Моисеевич подразумевал под «другим временем», остается только догадываться.

Проблемы ФИДЕ

Отгремели бури, связанные с матчем на первенство мира, но обстановка в ФИДЕ не стала спокойней. Возникла новая проблема: где проводить очередную Олимпиаду. Единственной кандидатурой оказался Израиль: других стран, желающих взять на себя проведение этого дорогостоящего мероприятия, не оказалось.

Конечно, Израиль был далеко не лучшим местом для Олимпиады. Во-первых, туда не могли поехать команды арабских стран, фактически находящихся в состоянии войны с еврейским государством. Во-вторых, крайне сомнительным было участие нашей страны и других стран соцлагеря: после арабо-израильской войны 1967 года все контакты с Израилем были прерваны, с тех пор ни один наш спортсмен там не выступал. И все же, не имея выбора, руководство ФИДЕ приняло решение провести Олимпиаду в Хайфе. Она была намечена на осень 1976 года. В мае того же года я отправился в Амстердам на празднование 75-летия Макса Эйве. В разгар торжества, когда все сидели за праздничным столом, кто-то из местных журналистов сообщил, что ТАСС только что передал официальное заявление Шахматной федерации СССР. Мы протестовали против выбора Хайфы и объявили, что участвовать в Олимпиаде не будем. Я оказался в глупом положении: президент федерации не знал о готовящемся заявлении или, еще хуже, скрывал это. Конечно, я знал, что вопрос о нашем участии решается где-то наверху, на уровне секретаря ЦК по идеологии, но само решение свалилось как снег на голову. Руководство Спорткомитета не удосужилось меня хотя бы предупредить. Впрочем, подобное поведение было для спортивных властей типичным. Когда Спорткомитет изредка устраивал совещания президентов федераций разных видов спорта, они все как один жаловались, что их никогда не предупреждают ни о готовящихся от имени федерации действиях, ни о заявлениях. В противовес Олимпиаде в Хайфе, Ливия, за год до этого принятая в ФИДЕ, немедленно заявила о своей готовности провести контр-олимпиаду в Триполи!

— Мы решили бороться с Израилем и на шахматной доске! — заявили представители Ливийской шахматной федерации.

Сказано — сделано! На ливийские нефтедоллары в Триполи поехали в основном шахматисты малых стран и слабых федераций, которые из-за нехватки средств редко выезжали на Олимпиады. А некоторые федерации как, например, Италии и Филиппин, сформировали даже две команды. Одна — более сильная, играла в Хайфе, другая — в Триполи.

Между прочим, в Спорткомитете всерьез обсуждался вопрос: не послать ли нам команду на «контр-олимпиаду». Команду собирались формировать по национальному признаку, возглавить ее должен был Александр Котов. К счастью, разум возобладал.

В Хайфе победили американцы, а в Триполи — шахматисты Сальвадора. Там и мечтать не могли о таком успехе и по этому случаю выпустили специальную шахматную марку.

Во время Олимпиады прошел очередной конгресс ФИДЕ. Наша федерация в нем не участвовала, и в ее отсутствие приняли решение восстановить в правах члена Шахматную федерацию ЮАР. Она была давним членом ФИДЕ, ее команда неоднократно участвовала в Олимпиадах. Однако на конгрессе в Ницце по нашему предложению при активной поддержке федераций черной Африки членство ЮАР и Родезии было приостановлено. В уставе ФИДЕ черным по белому записано, что она не признает никакой дискриминации, в том числе по расовому признаку, а в этих странах, как известно, процветал режим апартеида.

На Спорткомитет это решение подействовало, как красный цвет на быка! Перед нашими представителями в международных спортивных федерациях ставилась задача изгонять ЮАР, а тут, видите ли, их вздумали восстанавливать!

Нам была дана команда немедленно выступить с заявлением по этому поводу и потребовать созыва чрезвычайного конгресса. Нас поддержало необходимое число федерации, и летом 1977 года конгресс состоялся.

По иронии судьбы в Ницце было принято решение проводить конгрессы раз в два года, но так получилось, что в промежутках прошли два чрезвычайных конгресса. Поэтому позднее ФИДЕ стала проводить их каждый год.

Накануне чрезвычайного конгресса в ЮАР вылетела делегация ФИДЕ в составе президента ФИДЕ Эйве и вице-президента Ф. Кампоманеса, чтобы на месте убедиться, играют ли черные и белые вместе или раздельно.

У нас подготовка к конгрессу пала на мои плечи. Задача, которую поставил Спорткомитет, была предельно ясна — гнать ЮАР в шею! Эту же мысль мне высказали в Комитете солидарности со странами Азии и Африки. А намечавшийся расклад сил был примерно таков: 20—23 страны за изгнание, такое же примерно число против, и десяток стран с неопределенной позицией. Становилось очевидно, что все будут решать как раз эти страны: кому они отдадут свои голоса, те и победят. Поразмыслив, я пришел к выводу, что бороться за полное исключение опасно: колеблющиеся страны легко могли поддержать ЮАР. И здесь мне очень помогло посещение отдела международных организаций Министерства иностранных дел. Там мне объяснили, что у нас должна быть гибкая позиция. Апартеид — это проблема черной Африки. Ни в коем случае мы не должны выступать инициаторами, лезть на рожон. Впереди должны быть африканцы, а наша задача их активно поддерживать.

Конгресс проходил в Люцерне. Наша делегация состояла из Родионова, Карпова, Батуринского и меня. Не буду подробно рассказывать о конгрессе, отмечу только, что рекомендованная МИДом тактика принесла полный успех. За резолюцию, снова приостанавливающую членство ЮАР в ФИДЕ впредь до искоренения апартеида, проголосовало 28 федераций, против были 23. Это означало, что все колеблющиеся перешли на нашу сторону. Правда, Батуринский, помня о позиции Спорткомитета, все время меня подталкивал:

А что, если все-таки попробовать выгнать ЮАР?

Но я твердо стоял на своем.

Когда конгресс закончился, Карпов провел сеанс одновременной игры для делегатов. Среди его участников были и представители ЮАР. Затем швейцарцы устроили прощальный банкет. На него был приглашен Корчной, который специально прибыл в Люцерн и на конгрессе демонстративно держался вместе с делегатами ЮАР.

Узнав, что на банкет приглашен Корчной, Батуринский взорвался:

Раз они его пригласили, мы туда не пойдем!