Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она стала мне противна. Женщина, называющая себя моей матерью, была мне противна. Её губы, её щёки, её закрытые глаза — это всё во мне вызывало неприязнь и отторжение. Это было настолько неестественным, что мой дрын начал сдувать, чем вызвал недоумение на её лице.
Грубой, кричащей и вопящей она походила на пропахшую потом нянечку в лечебнице, которых мне приходилось терпеть каждый день, и я никак не мог к этому привыкнуть. Вид вопящей бабы отпугивал меня, заставлял закрыться в своём разуме и стараться не слушать. Но она не утихала, снова обхватила пальцами мой сдувшийся дрын и сказала:
— Нет! Ты станешь сегодня мужчиной! Даже не смей увиливать!
Она опустилась на колени и взяла его целиком в рот. Обхватила влажными губами и начала монотонно двигать головой, пачкая своими грязными слюнями. Как же это было в тот момент мерзко и ужасно. Мне показалось, что она хочет откусить его, тем самым наказывая меня за моё нежелание становиться мужчиной. Но я не то, чтобы не хотел. Я просто не мог. Я не мог себя пересилить.
Я так сильно испугался, что схватился за её за волосы и попытался отвести голову в сторону.
— Да что с тобой⁈ — крикнула она. — Стой смирно! Или никогда не станешь мужчиной!
И мне пришлось стоять смирно, до тех пор, пока я не стал мужчиной в её лице. И на лице, и на груди, и на ногах. Ранее ничего подобного я не испытывал. Моё тело скривилось, по коже пошли мурашки, а сердце забилось с такой силой, что наверно стук доходил до соседей.
Я испугался.
Я не понимал, зачем она это сделала.
Еще до того, как угодить в психушку, мы с местными пареньками поглядывали порнушку на родительских видиках. Но я был искренне убеждён в том, что происходящее возможно только между чужими людьми, и ни как иначе. Произошедшее сейчас — неправильно. Это неестественно. Утром она называет себя матерью, а вечером лезет ко мне в ванную. Больные отношения.
Больная жизнь, вспоминая которую, меня передёргивает так сильно, что скользкое длинное тельце, с трудом добравшееся до кишок Ансгара, сжалось, как спущенный волосатой ладонью чулок на ноге проститутки. Густая молофья хлынула из моих пор во все стороны, забрызгивая быстро остывающие стенки кишок. Аснгар мёртв, здесь нет никаких сомнений. Его разум молчит, как и всё тело. Но в костях продолжает протекать магия. Поток еле уловим, и с каждым мгновением становиться слабее, и вот-вот всё закончится, обнулится, и от юного правителя не останется даже костей. Пройдут года, и природа переработает тело в удобрение, но кое-что я себе заберу.
Глава 33
Я вновь и вновь вспоминаю момент в ванной. Вспоминаю женщину, называющую себя моей матерью. Вспоминаю то мгновение, когда моё тело излило наружу всё скопившееся напряжение за последние годы пребывания в психлечебнице. Это было приятно, и одновременно ужасно. Я больше не смогу смотреть ей в глаза.
Я больше не смогу называть её «мать».
Для меня она просто Елена. Судья Анеле для меня просто Елена.
Моё тельце охватывает озноб. Меня плющит и таращит. И каждую секунду я будто взрываюсь, изрыгивая в кишки всё больше и больше молофьи. Горячей, вязкой, быстро укутавшей меня в горячую мантию, способной забрать всю силу из костей Ансгара.
Я содрогнулся в последний раз, и сразу же магия вонзилась в моё тело мириадами крохотных игл. Стало невыносимо больно, в меня словно закачивали жидкость через сотни насосов, раздувая тело. Насосы качали и качали.
Качали и качали. Сложно описать пережитое. Наверно, это похоже на оргазм, или примерно на то, что со мной произошло в ванной. Вначале тепло мчится через всё тело к голове, волна за волной, вынуждая тебя извиваться. А когда все притоки схлестнулись воедино — в голове загорается огонь, жгучий, обжигающий, пылают глаза, изо рта будто вырываются языки пламени, и, когда наступает апогей нестерпимой боли, ты кончаешь.
Началась болтанка. Было ясно одно — тело Ансгара охватила предсмертная агония, вызванная моим пребыванием в кишках. Тело хоть и было мертво, но моя молофья в состоянии подействовать на нервную систему таким образом, чтобы я сумел выбраться живым. Некий рефлекс. Так бывает у утопленников, когда сохранившийся воздух в желудке и лёгких вырывается наружу вместо с водой, и кажется, что человек живой. Вот-вот он задышит, нужно только подождать, пока вся вода выльется из глотки. Его переворачивают набок, отчего он только сильнее начинает выдыхать и выплёскивать воду. Но все надежды в миг обрываются, когда последний толчок воздуха вынуждает тело содрогнуться в последний раз — и всё замирает. Утопленник вновь умирает.
Но я не умер.
Я чётко ощутил момент, когда меня понесло наружу и холодная глотка сменилась горячим ртом. Я окунулся в тёплые слюни, ощутил шершавость влажно языка. Нельзя было терять ни секунды. У моих друзей всё получилось — я во рту Инги, и пора занять своё место.
Наполнение кровью кишки приняли меня с распростёртыми объятиями. Я прижался к увитым венами стенкам кишок и принялся тереть своё тельце о мягкую плоть. Понадобилось немного времени, с одной стороны меня огорчило столь неприятный факт — я же не подросток, который кончает при одном прикосновении настоящей женщины. Но с другой стороны — сейчас далеко не тот случай, когда нужно затягивать.
Первое, что я почувствовал, когда тело Инги вновь оказалось в моих руках, — дичайшую боль в челюсти. Видимо, Бэтси слишком перестаралась. Кость была не просто сломана, челюсть была раздроблена, и, проведя языком по лопнувшим деснам, большинство зубов отсутствовали на своих местах. Несколько застряли в глотке. Я хотел сказать Бэтси, чтобы она меня отпустила, но через жуткий хрип она вряд ли что-то услышала.
Я схватил её руки, крепко держащие меня в тесных объятиях, и развёл в стороны. Ноги подкосило, я был как выжитый лимон. Сплюнув осколки зубов на пол, я прохрипел:
— Хватит! — было чертовски больно говорить. — Это я!
Я стоял на четвереньках, уставившись в переплетения пульсирующих вен под моими ладонями. Раздавшееся позади недовольное мычание принадлежало Бэтси. Толстуха явно обиделась, но иначе я бы так и
