Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

моим желанием было принять душ. Мне не терпелось смыть с кожи образовавшийся за несколько лет налёт крахмала и глубоко забившиеся в поры куски хозяйственного мыла. От меня разило стариком. Зубы стали походить на гниющие пни в сыром лесу, а речь можно было разобрать только с третьего раза. И вроде бы я должен отпугивать от себя людей, отвращать, но моя мать была другой.

Она зашла ко мне в ванную, когда я стоял голый под душем. Я даже не сразу её ощутил, лишь когда женская ладонь скользнула по моей грязной коже.

— Не бойся меня, Тёмчик, — сказала она, плывя глазами по моему телу.

Пока я был в лечебнице, моё созревание остановилось. Когда все взрослели, я будто бы был в заморозке, и то, что меня трогала взрослая женщина оставалась для меня той самой редкой лаской, которой меня одаривали в детстве. Ничего серьёзного, лишь прикосновение тёплыми пальцами, а потом мягкое поглаживание, успокаивающие мятежную душу. Так мать касается своего ребёнка. Так человек гладит любимую кошку. Так убийца успокаивает жертву перед смертью. В тот момент именно так я это и воспринял. И никак иначе.

— Дай я тебя помою, — сказала она, снимая с крючка мочалку.

Мне хотелось постоять под горячим душем, не более. Мне хотелось сделать то, чего я был лишён последние несколько лет. И только! Но я неумел противиться. Я не мог ей сказать: нет!

Намылив мочалку, она начала натирать мне спину. Затем ноги, потом руки, а когда моя грудь была чиста, она опустила руки.

— Здесь мочалка мне не понадобится, — сладко прошептала она.

Мне стало мерзко. Так делали нянечки в больнице. Они были грубы и жестоки, а их пальцы напоминали шершавый кусок дерева, прикоснувшись к которому на ладонях остаются глубокие занозы.

Она обхватила мой дрын и начал его намывать. Медленно, словно боясь причинить боль.

— Тебе не больно? — спросила она.

Мне было приятно, но воспоминания не давали мне полноценно расслабиться. Я согнулся и стиснул зубы в ожидании неминуемой боли. Я был тем животным, которое не могло привыкнуть к новым хозяевам, хоть те постоянно одаривали нового любимца лаской, гладили и кормили. Слишком свежи воспоминания, и я даже не знаю, от этого можно отвыкнуть…

Она чуть сдавила пальцы и дёрнула сильнее. Вместо боли я ощутил нечто приятное, необъяснимое. Дрын начал набухать, и я никак не мог этого остановить. Он будто зажил своей жизнью. Её ладонь заходила рывками, грубыми, и на каждый рывок моё тело содрогалось. И я никак не мог повлиять на это, только наблюдать за тем, как дрын с каждой секундой разбухает, а она облизывает губы, не отрывая от него взгляда.

Я не мог сказать «нет». Я не мог запретить ей делать это со мной. Я не мог её прогнать, а ведь мне так хотелось остаться наедине. Казалось, что вся моя воля и нервная система плотно сдавлена в её ладони. Сейчас я — послушная собачонка на привязи. Сейчас я — ничто, ведомое животными инстинктами.

— Сегодня ты стал совершеннолетним, — произнесла она, — и у меня будет для тебя подарок. Не бойся, тебе понравиться. Я обещаю. Ты только расслабься, а то сжался так, будто я замахнулась на тебя ремнём.

— Я хочу остаться один, — сказал я.

— Ты помнишь слова врача? Я должна окутать тебя заботой и лаской. И ничего страшного, если я подарю тебе чуть больше. Я подарю тебе своё тепло.

Улыбнувшись, она выпустила мой дрын, и развязала пояс на своём пушистом халате. Халат она скинула не сразу. Отодвинула края, показывая мне свою кожу, часть груди, овальный пупок и выбритый лобок. Я взглянул лишь на мгновение, затем сразу же отвернулся.

— Дай мне свою руку, — сказала она, и не дожидаясь моего ответа схватила за запястье и притянула к себе мою руку. Ладонь скользнули ей под халат, а затем я нащупал нечто мягкое и тёплое. Непроизвольно мои пальцы сжали её грудь, стиснули так сильно, что вставший сосок выдавило между ними.

— Мягкая, правда? Все мужчины, побывавшие со мной в постели, так говорят.

Я неуверенно кивнул, уставившись на затекающую в слив воду. Мне хотелось стать частью стремительно ручейка, прячущегося в гнилой трубе от реального мира. Забиться, хоть куда-нибудь. Сбежать прочь, и даже возвращение в лечебницу мне не покажется наказанием. Мне хочется вырвать руку, но её хватка крепка, прям как у собаки. Почувствовав моё желание вырваться, её пальцы сильнее стягиваются на моей коже.

Мне не выбраться, мне не убежать, мне не спрятаться.

— Чего ты боишься? — спросила она. — Стать мужчиной — не страшно. Наоборот. Приятно. Тебе понравится, доверься мне.

Я молчал, и моё молчание она приняла за согласие, а всё потому что я не мог сказать ей «нет».

Она надавила на мою руку и потянула вниз, скользя моими пальцами по своей мягкой коже. Кончики пальцев стали микро-сканерами; я прочувствовал сотни мурашек с крохотными волосками, незначительные выпуклости в области живота, несколько огромных шрамов и неглубокий пупок. А затем я ощутил нечто сухое и неприятное, будто сухой бутон розы зажал в ладони, но чем дольше мои пальцы скользили по бутону, тем больше он становился влажным.

Она застонала, а я не выдержал и посмотрел на неё. Глаза прикрыты, язык скользит по губам, она успела распустить волосы и скинуть на пол халат, пока всё это время моя ладонь была между её ног.

— Я больше не могу терпеть, — простонала она и залезла ко мне в ванную.

Тонкие струйки горячей воды, бьющие из насадки над нашими головами, омыли наши тела. Она приблизилась ко мне вплотную, прижалась так сильно, что я ощутил на своей руке одну из её грудей. Набухший сосок скользнул по коже и уткнулся мне в плечо. Она хотела, чтобы я взял его в рот, помассировал губами, прикусил. И я взял. Я не мог сказать ей «нет».

— Не бойся, — сказала она, кладя руку мне на волосы, а затем надавила с такой силой, что моё лицо полностью вжалось в её груди. — Нравится? Всем мужчинам это нравится, не борись со своей натурой…

Мне хотелось побыть одному, я не хотел держать во рту чужую плоть, и я не собирался быть одни из тех мужиков, которым всё нравится. Я хотел, чтобы от меня просто отстали!

— Открой глаза! — рявкнула она. — Немедленно!