Собрание сочинений: В 10 т. Т. 3: Мальтийский жезл - Еремей Парнов

— Есть только карп, Юрий Анатольевич.

— Значит, карпа с картошечкой и ма-аленький графинчик. — Березовский ласковым кивком отпустил ее. — Что и говорить, отец-благодетель. Прежней удали нет и в помине. Но жизнь все равно прекрасна. Я недавно был в тропиках. — Он небрежно бросил салфетку на колени. — Если бы ты знал, сколько соблазнов! На каждом шагу ресторанчики, да какие! Китайские, японские, полинезийские, тайские — умопомрачение! Запеченный в земле поросенок с ананасом и папоротником, пальмовые крабы в листьях, нафаршированные креветками авокадо… Да что говорить!

— Воображаю твои танталовы муки.

— Ничего подобного. Человек ко всему привыкает. Припущенный рис, фрукты, овощи — чего еще надо? Тем более такие фрукты! Рамбутаны, личи, папайя, ежевика размером с яйцо…

— Жить можно.

— Как видишь, живу. Причем без рамбутанов. — Березовский довольно рассмеялся. — На яблоках и морковке… Итак, я слушаю, старичок. — Он внимательно наклонился, не забыв налить по полрюмочки.

— Помнишь наш ларец, Юра?

— Ну ты даешь, парень!

— Да я не в том смысле, — смутился Люсин. — Просто возникло одно обстоятельство, которое, как бы это поточнее сказать, заставляет меня вернуться к этой теме.

— Тогда начни с обстоятельства. — Березовский не замедлил продемонстрировать свое знаменитое исследовательское чутье.

— Эх, тебе бы в нашей системе работать!.. Короче говоря, твоя книжица попалась на глаза одному, прямо скажем, незаурядному человеку. И представляешь, он нашел у тебя массу ошибок, особенно по части исторической реконструкции возможных событий. Может такое быть?

— Почему нет? Ведь что такое историческая реконструкция? Мост над пропастью незнания. Логически вычисленный вариант. Всплывают новые факты, и волей-неволей приходится производить переоценку. Порой весьма радикальную… Кто он, этот твой человек?

— Пропавший без вести химик. Ничего себе формулировочка для мирного времени?

— Химик? — удивился Березовский.

— Да, доктор наук. К тому же великий любитель и знаток всяческой флоры.

— Постой, постой. — Решительно отброшенные Березовским вилка и нож звякнули о тарелку. — Что-то у нас уже было из этой оперы… Ну конечно! — Он радостно воздел руки: — Ковский! Дело с красным алмазом!

— Тут несколько иная ситуация, хотя много общего: дача, домашняя лаборатория, запертая изнутри комната. Я тебе больше скажу. — Люсин доверительно придвинулся к другу. — Они схожи даже в своих увлечениях, в психологической, если можно так выразиться, предрасположенности. Скромные подвижники науки, гениальные провидцы, не умеющие делать карьеру.

— Многообещающее начало.

— То ли еще будет! — интригующе усмехнулся Люсин. — «Мазь ведьм», «Золотой раствор», «Бальзам Амбуаза Паре», «Эликсир Калиостро»… Надеюсь, хватит?

— Не хочешь ли ты предложить мне тему для нового романа?

— Отчего нет? Как знать, быть может, что-нибудь и высветится.

— Тогда рассказывай! И без твоих милицейских штучек. Не заставляй вытягивать из тебя клещами. Если нужна самая страшная клятва, я ее охотно дам. Даже кровью готов подписаться. Ведь, судя по всему, твой несчастный клиент определенно подписал договор с дьяволом. Боюсь, вы не там его ищете. Он, надо полагать, находится в настоящий момент в аду. Играет в кости с другими чернокнижниками.

— Перестань паясничать, — спокойно заметил Люсин, дав приятелю выговориться. Он знал, что тот становится особенно многословным, когда хочет скрыть снедающее его нетерпение, и играл поэтому наверняка. Приманка была проглочена с ходу, вместе с крючком.

— Ну, давай-давай, — с азартом принялся понукать Березовский, — к чему эти длинные предисловия? Не прошло и десяти лет, как Холмс вспомнил, что у него есть Ватсон.

— Тогда тем более можно потерпеть еще десять минут.

— А зачем?

— Хотя бы для того, чтобы дать возможность собраться с мыслями. — Люсин прикинулся обиженным. — И вообще, почему я должен всякий раз приносить тебе славу на тарелочке с пресловутой каемочкой?

— Почему? — весело спросил азартно раскрасневшийся Юрий. — Объясняю по пунктам. Первое: ты не умеешь излагать на бумаге сколько-нибудь связные мысли. Второе: я тебе нужен. Возражения есть?

— Принимаю только второй пункт, причем в качестве первого и единственного, — проворчал Люсин. — А в доказательство своей правоты сам напишу детективную повесть.

— Нет, командир, так дело не пойдет. Ведь всякий труд должен быть соответствующе оплачен.

— Эх, где наша не пропадала! — залихватски крякнул Владимир Константинович. — Будь по-твоему… И знаешь почему?

— Еще бы не знать! Исключительно в силу моих непревзойденных талантов.

— Вот и не угадал, хвастунишка. Просто мне до зарезу хочется услать тебя в одну не совсем обычную командировку. Поедешь?

— Если надо — хоть завтра.

— Тогда слушай и мотай на ус. — Люсин, хитро подмигнув, принялся излагать обстоятельства дела. Начав с описания необыкновенного сада и опуская второстепенные эпизоды, он вскоре дошел до замечаний на закладках.

— Так прямо и было написано? Бред и чушь? — усомнился заметно уязвленный Березовский.

— Из песни слова не выкинешь, — мстительно ухмыльнулся рассказчик.

— И чем мотивировался столь суровый приговор?

— Насколько я мог разобраться, двумя позициями. Во-первых, он считает, что мальтийские, а заодно и альбигойские реликвии могли попасть в Россию самыми различными путями. Нет, он не отрицает твою версию. Более того, даже приводит имена наиболее видных французских аристократов, нашедших приют при дворе Екатерины, а затем Павла. В частности, виконта де Каркассона, зачисленного в Измайловский полк поручиком.

— Какая нам разница, кто именно, спасая голову от гильотины, прихватил с собой ритуальные сокровища? Корнет де Кальве, достославный предок нашей Веры Фабиановны, или твой Каркассон! Историческая логика от этого ничуть не страдает.

— Согласен, Юра, ты только не горячись. — Люсин обстоятельно переложил отменно зажаренное мясо с огненного металлического лоточка к себе на тарелку. — Это, в сущности, мелочь… Ешь свою бледную рыбину, а то остынет. — Проткнув вилкой румяную корочку, пустившую розоватый сок, он поднял недопитую рюмку. — За удачу, Юрок, за новый виток спирали! Я уже заранее радуюсь нашей совместной работе. И не только потому, что без твоей помощи рискую утонуть в исторических топях. Не это главное…

— Понимаю, старик. — Задетый за живое Березовский не притронулся к еде. — Мне тоже чертовски хочется вернуться ко всем этим куртуазно-герметическим играм. Сколько интереснейшего материала осталось еще за бортом!

— В самом деле? — вяло удивился Люсин.

— Ну, так излагай дальше. Чего замолк?

— Чем дальше, тем хуже… Боюсь аппетит тебе испортить.

— А ты не бойся. Мы не слабонервные. — Березовский развалил вилкой анемичную картофелину, лениво стывшую в масляной водице. — Поручика я приму к сведению.

— Дальше действительно начинаются осложнения. Твой оппонент, например, вообще считает, что Павел располагал лишь незначительной частью документов. Основная масса, по его мнению, осела где-то в Чехословакии, то есть в Чехии, Богемии по-тогдашнему.

— Откуда это следует?

— Откуда следует? — Люсин взглянул на друга с лукавой нежностью. Он испытывал почти позабытое чувство счастливой приподнятости, предвкушения праздника, когда нет большей радости, чем само ожидание. Ему необыкновенно нравились и эта беседа, напрочь вырывавшая из набившей оскомину повседневности, и чинная неторопливость обеда, и то, что Юрка ни капельки не изменился. Остался все тем же нетерпеливым, мгновенно вспыхивающим ребенком, невзирая на грусть умудренности, затаившуюся в глазах. — Такое имя, как Роган, тебе что-нибудь говорит?

— Герцог-кардинал? Который оказался замешанным в скандальном деле об ожерелье? Я исследовал эту версию.

— Имеется в виду другой Роган, родственник. Он бежал от якобинского террора в Австрию и был с распростертыми объятиями принят при дворе императора Священной Римской империи. — Люсин заглянул для верности в блокнот. — Связанный кровными узами почти со всеми правящими династиями Европы, он в любой стране чувствовал себя как дома. Купив поместье где-то в Северной Чехии, этот Роган де Жомини сделал все от него зависящее, чтобы сосредоточить в своих руках фамильные реликвии. Именно ему император поручил вести матрикулы ордена Золотого Руна…

— Здорово! Один — ноль в твою пользу.

— Не в мою, Юра. Мы с тобой в одной команде.

— А этому химику можно верить?

— Дворец Роганов австрийской линии превращен ныне в музей. Его архивы, кстати почти не изученные, сохранились в целости и сохранности.