Река времен. Жребий брошен - Михаил Дьяконов

И все-таки, что с фрицами? Где они, мать их? У меня в восемнадцать ноль-ноль заканчивается экскурс в прошлое. А сейчас, пожалуй, уже перевалило за полдень.

– Кулебякин! – раздался голос из-за поворота хода сообщения.

Вот ведь дурында – так орать, когда того и гляди, фрицы полезут! Дался ему этот Кулебякин!

– Тимофей, спишь, что ли? – опять надрывался тот же голос.

Ешь твою медь, так ведь он же меня кличет, не иначе. А я – ни сном ни духом…

– Че надо? – сам того не ожидая, даже как-то злобно отозвался я.

– Не спи, немца проспишь! – Сзади показалось рябое лицо.

– Да не сплю, окоп поправляю.

– Делать тебе нечего, что ли?

– Ну да, нечего.

– У тя курить есть?

– Есть!

– Поделись!

– Идь сюда!

– Ща. – Лицо выползло в отрезок хода сообщения, что соединял мою ячейку с траншеей, и превратилось в Семена Викулова – здоровенного парня из Уфы. – Давай. – Он лег на бок и протянул руку с обрывком газетки в ней.

– Сыпь сам, – не глядя, протягиваю ему свой кожаный кисет, предмет зависти многих курящих собратьев по оружию.

– Что-то ты седня какой-то щедрый, – миролюбиво пробурчал Семен и свернул самокрутку толщиной в мизинец. – Иль думаешь, что амба тебе в этом бою будет? Тогда лучше я сразу весь табак у тя заберу.

– Это уж как Ему угодно, – показал я глазами в небо.

– А ты что, верующий, что ли?

– Всякий на этой войне верующим делается. Дед говорил, что тот никогда не молился, кто в окопах не сидел.

– Эт точно! Как думаешь, пойдут они сегодня аль нет?

– А это уж как им вздумается. Мож, пойдут, а мож, и нет.

– Да скорее бы уж. Мочи уже нет сидеть тут и ждать у моря погоды.

Откуда-то из-за леса донесся негромкий раскатистый звук выстрела.

– Опа! Неужто секрет наш о себе знать дает? Пойду-ка я к себе!

Семен торопливо уполз на карачках назад по ходу сообщения и вправо по траншее. Но не успела еще осесть пыль, поднятая им, как из-за леса опять донеслись отзвуки пальбы, в которой угадывались одиночные винтовочные хлопки, пулеметные очереди и короткие ухания пушек небольшого калибра.

– Приготовиться к бою! – понеслось вдоль траншеи.

Приподнимаюсь над бруствером и смотрю туда, назад-налево, где стояла пушка подольских курсантов. Замаскировались на «отлично», не сразу их и заметил. Оттянул назад затвор «светки», вбил в магазин вторую обойму и дослал верхний патрон в патронник.

Теперь готов. Хлопки выстрелов за леском прекратились так же внезапно, как и начались. Секрет там был из четырех человек. Видимо, полегли все. Оттуда до нас примерно километр-полтора. Значит, минут через десять – пятнадцать на дороге можно ждать гостей. В прошлый раз они не заставили себя долго ждать, но теперь почему-то не спешили. С чего?

Лишь спустя полчаса или больше на дороге правее разрушенного моста внезапно, как по волшебству, появился чехословацкий танк 38(t) «Прага» с башней, словно обсыпанной головками заклепок. Он остановился в тени деревьев и начал не спеша водить тонким стволом своего орудия вправо-влево, словно отыскивая жертв. До него было метров восемьсот или около того. А ведь так они могут, чего доброго, и расстрелять наши позиции пулеметным и пушечным огнем с места. Дальность позволяет, хотя наших пушкарей им, скорее всего, не видно – бугор слева мешает. Но нас – вполне могут. Я как зачарованный смотрел на этого клепаного гусеничного монстрика и не заметил, как рядом с ним внезапно, словно из-под земли, вырос еще один. Такой же черно-серый и такой же безмолвный.

– Без приказа огня не открывать! – пронеслось по траншее.

Впрочем, у меня никакого желания стрелять из винтовки по танку, находящемуся дальше полукилометра, и не возникало.

Так! Двое стоят и гадают, но где же третий? В прошлый раз вы втроем борзо таранили нашу линию обороны, да еще на довольно большой скорости. Впрочем, вы тогда и выскочили-то не отсюда, а вон там, прямо у дороги напротив разрушенного моста, и не стояли так долго перед броском…

Третий танк проявился чуть левее и, подвывая мотором и вздымая облако пыли, без остановки скатился к реке – прямо к броду. Но не успел он проделать и полпути, как позади него показался еще один «крестоносец», за ним еще, и еще!

– Что за наваждение? Откуда же их столько?

К броду двигались уже сразу четыре танка, а еще два стояли в тени леса и прикрывали переправу. Почему их теперь шесть? Ведь там, в той реальности, в прошлой реализации, в первой атаке их было вдвое меньше! Только три! Ничего не понимаю. Неужели я нашел ту нить, потянув за которую смогу выйти из лабиринта?

Передний танк, подойдя к броду, ненадолго остановился, потом, выбросив беловатое облачко позади башни, нерешительно вошел в реку и плавно преодолел брод. Над башнями трех задних машин появились черные головы – их командиры любопытствовали результатом купания впередиидущего, который уже взбирался на откос нашего берега, натужно гудя мотором. Сейчас он выберется из поймы, и до него останется метров триста – триста пятьдесят. Я вытащил из ниши заготовленную связку гранат и взвесил ее в руке.

Тяжеловато. Похоже, в этот раз придется применять. Драпать пока никакого желания нет. Впервые в любой из всех своих реализаций я могу оказаться со связкой гранат против настоящего немецкого танка «Прага». Вообще однажды мне случалось противостоять танку. Это было в Абхазии. В руках моих тогда был РПГ «Абзац» с тандемной бесконтактной БЧ, а танк, что с перепугу выехал на нас, был грузинским «Леопардом», прошедшим апгрейд в Хохляндии. Тогда мне повезло. Но чтобы со связкой гранат? Даже дед мой вряд ли мог похвалиться подобным… Из того, что я читал, рекомендовалось забрасывать связку на крышку двигательного отсека или под гусеницу, чтобы подрыв приходился на то время, пока она будет прижимать связку к земле. В противном случае толку от такой смертельной грозди не будет. Но закинуть эту дуру прицельно, да еще с десяти-пятнадцати метров – почти полная утопия, а пытаться бросать с пяти-семи метров могут только подлинные самоубийцы. Бутылки же с нефосом, несмотря на многократные восхваления, – оружие скорее психологическое. Так что именно на пушкарей вся наша надежда и останется.

Уже второй танк вылез из воды и медленно взбирался на взгорок по следам того, что уже высунул свою кургузую голову-башню над дорожной насыпью, не спеша поворачивая ее слева направо, когда в тишине внезапно прозвучал басовитый рык выстрела восьмидесятипятимиллиметровки. Я не сразу понял, в чем дело, так как никакого разрыва не увидел. Только передняя «Прага» вздрогнула, ее люки мгновенно распахнулись, и три черные фигурки быстро спрыгнули на землю и побежали навстречу собратьям. Ой, молодцы, курсанты – с первого выстрела! В прошлый раз такого не было; впрочем, в прошлый раз и фрицы перли на такой скорости – не дай бог!

– По танкистам – огонь! – прозвучал срывающийся на фальцет голос Гривко.

Вот, шут те знает что: засмотрелся на немцев и совсем забыл о своих обязанностях. Я прижался к ложу «светки» и попытался выцелить того черного которышку, что дергался правее танка. Но он все время сползал с мушки. «Все же еще далековато», – подумалось мне, когда я плавно нажимал на спуск. Винтовка дернулась, вперед и вправо по дуге выбросив гильзу, захлопали выстрелы справа и слева, а черненькие человечки тут же скрылись в стерне. Вроде не попал, хотя – кто его знает?

Я вновь оглядел подбитый головной танк. Он стоял там же, где и остановился. Никаких внешних признаков того, что он подбит, не было, лишь откуда-то из-за башни по левому борту и вниз не спеша потек черный тягучий маслянистый дым. Причем потек не вверх, а именно вниз, и не спеша, как мазут…

Собрат подбитого танка открыл по нам огонь из башенного пулемета. Но огонь он вел неприцельно, скорее для порядка. Пушку он не видел, хотя его «голова» уже начала приподниматься над взгорком, но жерло тонкого танкового орудия глядело точно в нашу сторону. Возможно, ждали, что именно отсюда, точнее – от кустов, что были правее и чуть позади нас, и ведет огонь замаскированная пушка. Во всяком случае, для обороны переправы я воткнул бы орудие именно сюда.

На этот раз курсанты первым безбожно смазали, и трассер бронебойного снаряда малиновой искоркой чиркнул небо левее башни танка, улетев дальше к мосту. Но командир танка по-прежнему не видел орудия, а сам танк, вползая на взгорок, продолжал поливать наши окопы струями свинца из спаренного пулемета. Второй снаряд ударил его в «висок», но искра, скользнув наискось по борту башни и отразившись от него, прочертила трассу вправо-вверх. Только теперь танк, уже перевалившийся через бугор, начал спешно разворачивать башню в ту сторону, откуда его пыталась достать смерть.

«Заметил, скотина», – промелькнуло в голове, и в руке я ощутил тяжесть связки гранат образца пятнадцатого дробь тридцатого года, прикидывая, как и куда мне бежать в случае чего, как вдруг танк замер, словив третий снаряд прямо «в грудь». Он медленно завалился в правую придорожную канаву, почти туда, где окопалось третье отделение, и замер, окутавшись клубами темного дыма. Видимо, все члены его экипажа погибли от последнего попадания, так как люки оставались закрытыми до того момента, как от взрыва у него откинулся башенный люк.