В поисках истины - Чарльз Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сейчас давайте определимся со словом «удерживать, сохранять». Оно подразумевает использование определённой силы для удержания или сохранения чего-то в своих руках. Не важно как: с помощью рук, силой ли данной вам власти, с помощью ног, крепко прилепившись к чему-то, прибегнув к злопамятству или заключив кого-то под стражу.
Вы используете свою силу и власть? Оказываете давление? Удерживаете кого-то в неволе? Потому что, по моему разумению, именно это вы и делаете, когда отказываетесь прощать кого-то. Во всяком случае, лично я понимаю это так. Более того, этой же данной вам властью вы порабощаете и самого себя, заключаете уже себя под стражу и начинаете оказывать на себя давление.
Когда мы не прощаем кого-то, мы одновременно удерживаем самих себя. Вот такая вырисовывается кривая зависимости: прощение, с одной стороны, удержание – с другой. Но в основе всего – прощение.
Трудная правда
Злопамятство – это тот крюк, на который подвешены наши ненависть, злость, ожесточение, расизм, зависть, жалость к самому себе, ревность, гнев. Это то место, где их можно запросто купить. Злопамятство – это разлагающееся мясо в наших душах. Эдакая липучка типа марки «Велкро», приклеившаяся прямо к нашей душе. Можно до посинения пытаться устранить в себе то, что лежит на поверхности, но пока вы не докопаетесь до самой сердцевины, не выкопаете сам корень проблемы, все ваши попытки и усилия обречены на неудачу.
Ведь что такое умение прощать по сути своей? Это то, как откликается ваше сердце на поступки других людей. Акт доброй воли. Но при этом никаких эмоций. Ведь часто прощение вступает в прямо противоположные отношения с вашими собственными эмоциями.
Вам знакомо это, да?
Наверняка, читая эти строки, многие из вас ведут внутренний диалог с самим собой. Я такой диалог вёл, когда писал эту книгу. Вот вопрос, который наиболее типичен. Мне действительно нужно простить этого человека? И тут же на периферии вашего сознания возникает образ обидчика. Вы пытаетесь отговорить себя, разубедить, всячески затягиваете разговор с самим собой, чтобы отсрочить принятие окончательного решения. И я веду себя так же. Нет, мне совсем не нужно прощать всех этих людей.
Нет, нужно! Нам с вами нужно начать именно с них.
– Но, – слышу я в ответ чьё-то возражение, – я просто не могу простить их.
Вполне естественная реакция. Ещё хорошо, что вы вообще заговорили о прощении. Наши души редко согласуются с нашими настроениями. Вот почему царь Давид так часто приказывал своей душе сделать то или сделать это. Перечитайте его псалмы.
Я начал эту главу с описания того, как несколько разбитых горем мужчин и женщин приходят к пустой гробнице. Давайте вернёмся туда снова. Представим себе на мгновение, что мы тоже находимся среди Его учеников. У всех них одинаковые мысли. Иисус повержен, разбит, умер ужасной смертью, которой совсем не заслужил. После трёх лет надежд и предвкушений, когда строились какие-то планы на будущее, всё повержено в прах. От самого их движения ничего не осталось. Надеяться больше не на что. Вы видите их скорбные, вытянувшиеся от переживаний лица? Слышите, как разрываются от горя их сердца?
И тут приходит известие. Камень отвален в сторону. Кто-то выкрал тело. «Они забрали Его». Все мы немедленно приходим в бешенство. Бежим вслед за Петром к гробу. Запыхавшись, заскакиваем в склеп. Уже готовы пустить в ход кулаки. «Где Он?» – вопрошаем мы грозными голосами. Ангел рассеянно улыбается, глядя на нас. Он занят тем, что обрабатывает пилочкой свои ногти.
– Его здесь больше нет, – отвечает ангел. – Он воскрес!
Лучшая новость из всех, которую мы когда-либо слышали. Надежда снова поселяется в наших душах. Мы выходим из гробницы навстречу первым лучам солнца и вопрошаем шёпотом самих себя:
– А что, если Он и правда жив?
И вот мы возвращаемся к себе. По пути радостно размахиваем руками, насвистываем. И тут до нас долетает тихий голос Иисуса. Он приглашает нас. «Следуйте за мной». А нам больше ничего и не надо. И все мы несёмся как угорелые, словно ватага школьников-сорванцов, взваливаем на свои плечи эту деревянную штуковину и делаем шаг вперёд. Как сделал это Симон Киринеянин. И со всего размаха налетаем на воскресшего Иисуса, который смотрит прямо на нас. Он осторожно вытирает сукровицу, которая сочится из наших израненных сердец. Глаза его полны сочувствия.
– Что это такое?
Мы неловко спотыкаемся и застываем на месте. Закутываемся поплотнее в свои плащи.
– Приветствую Тебя, Господи. Да это так, ничего. Старая рана… Меня сильно обидели. Было больно…
Он обрывает каждого из нас на полуслове. Ответ Ему известен заранее. Гноящаяся рана – верное доказательство тому, что обида действительно была глубокой. Но вот Он задаёт Свой следующий вопрос:
– Вы простили их?
Мы отрицательно качаем головами, гневно вскидываем руки.
– Ты что, не понимаешь, да? Со мной поступили несправедливо. Меня обидели. Сильно.
Он протягивает нам Свои руки.
– Так же сильно, как и Меня?
Ну, наконец-то до Него дошло. Мы улыбаемся.
– Да! Точно так же!
Он бросает взгляд на наши спины.
– А что это вы там несёте?
Нас просто распирает от самодовольства.
– Твой крест, – заявляем мы торжествующими голосами.
Он принюхивается к гнилостному запаху жидкости, сочащейся из раны на груди каждого из нас, и с сомнением качает головой.
– Нет-нет, это не Мой крест.
Потом осторожно касается пальцем раны.
– Почему вы не позволяете Мне выдавить из раны весь гной?
– Потому что это очень больно, – возмущаемся мы в ответ.
По Его глазам видно, как глубоко Он сострадает нам.
– Но если оставить его там, болеть будет ещё сильнее.
– Но, Господи, это всё, что я имею и…
Он обнимает нас за плечи.
– Давайте поступим так. Отдайте это Мне, а Я в обмен отдам вам Самого Себя.
Возможно, мы в церкви, в соответствии с тем, как нас учили, уже давно превратили идею всепрощения в серию запретов по принципу «Да не будет», «Ты не должен» и прочее. Да, по сути, призыв к прощению – это приказ. Однако если копнуть глубже, то понимаешь, что это своеобразное приглашение вскарабкаться на колени к Отцу. Если вы сами – отец, то представьте себе такое. Ваш ребёнок прибегает к вам, и вы видите телефонный штырь, торчащий из его груди. Неужели же кто-то из нас в подобной ситуации останется безучастным? Не обратит внимания на этот штырь… Думаю, таких людей попросту нет.
А вытащить штырь из груди – это больно?
Ещё как больно!
Однако будет ещё больнее, если оставить его там.
Честно признаемся себе, наша главная проблема кроется в обычном человеческом желании получить то, за чем мы пришли. И прежде всего чтобы всё было, как говорится, по справедливости. Но нам плохо, сильная ноющая боль в груди.
