Научи меня любить (СИ) - Светлая Есения

— Поехали, Лешка, домой.

67

Звонила Наташка, кудахтала, как курица, причитала.

Яна попросила ее перезвонить чуть позже, сейчас некогда было все обсуждать. Пока еще ей самой было мало что понятно. Но, в первую очередь, нужно осмотреть Лешку, искупать, самой обработать раны. Лишь бы не было переломов.

От детей можно ожидать чего угодно, никто не сравнится с их жестокостью. И это конечно она, как педагог, видела не раз. Лишь бы все было цело, в больницу никак нельзя. Кто она ему? Даже не родственница. Если бы Сашка хотя бы успел оформить отцовство, а тут… С такими травмами сразу сообщают в полицию, а там один путь — Лешку просто заберут.

И как ей потом в глаза смотреть и Вере, и Сашке?

Яна, пока набиралась вода в ванну, вскипятила в кастрюльке отвар череды. Уж чего-чего, а этого добра у нее много, сама порой страдала со своей нежной кожей, и приходилось ее лечить целебными травками.

Как только отвар был готов, Яна взяла большое сито и позвала на помощь Лешку.

Он успокоился, но также молча лежал на диване, свернувшись калачиком. Раны не кровоточили, лишь кое-где были перепачканы в земле и траве. Одежду пришлось выкинуть, она оказалась разодрана. Да и потом вряд-ли он станет ее носить. Сильных нестерпимых болей не было, дыхание ровное, глубокий вдох делать мог. Все цело.

Лешка встал нехотя, видимо успел задремать.

Яна, стараясь изо всех сил разговаривать спокойно, а не дрожащим голосом, попросила:

— Леш, подержи, пожалуйста, сито. Сейчас тебе в ванну добавим череды. Посидишь, отмоются твои ранки, быстрей заживут. А потом я тебе обработаю еще раз, помажу заживляющей мазью.

— Только пантеном, а не зеленкой.

— Ладно, зелёнкой не буду. Держи.

Лешка держал крепко, не смотря на то, что подсохшие корочки на сбитых костяшках лопнули вновь. Яна лила горячую воду осторожно, тоненькой струйкой.

Когда все было готово, она забрала из рук мальчика сито с травой, присела рядом на корточки и серьёзно заговорила:

— Леша, слушай. Серьезных травм нет, а потому бежать в больницу мы не станем. Проблема в том, что папы и мамы рядом нет, а у меня тебя могут забрать. Насовсем, понимаешь? И я, к сожалению, сейчас не смогу твоих обидчиков наказать. Может получиться так, что сделаем только хуже себе. Ты понимаешь, о чем я?

Лешка неуверненно кивнул. Потом немного подумал и еще раз кивнул. Слушал внимательно, не отводя взгляда.

— Я не смогу тебя больше отпустить в санаторий, я боюсь. Давай как-то уживаться дома, вместе. Ты пойми, мне тоже очень трудно с тобой. И мне… Хотя это не важно. Я думаю, мы справимся, дождемся маму, и поедешь потом с ней домой.

— А папа когда приедет?

Яна замерла. Прикусила губу. Что сказать?

— Давай мы продолжим разговор, когда искупаешься, а то вода остывает. Посиди подольше, хорошо? Аккуратно потом помоешься с мылом. Если нужно будет помочь, позови. Я буду рядом, услышу.

Лешка опустил голову, засмущавшись. Ну, конечно, он не позовет. Будет все сам. Все проблемы свои решать сам. Молча. Как и папа.

Яна вздохнула и, потрепав его за волосы, вышла из ванной.

Теперь сходство Лешки и Саши не вызывало раздражения. Оно отзывалось тупой горькой болью в груди. Что сказать ребёнку? Как объяснить. Он почувствует ложь. Но сейчас получается, Яна должна объявить практически приговор. Конечно, она подберет слова, рассказывая о Сашке, как можно смягчит, но Леша слишком взрослый для своих шести лет. Он, конечно, поймёт, что теперь, возможно, он останется совсем один. И эта мысль будет висеть, как меч над головой маленького ребенка.

А Яна?

А Яна стоять на страже, чтобы меч этот не рухнул и не убил надежду и не искалечил душу маленького ребёнка.

68

Кажется, разделся, сел в воду. Яна думала, что Лешка станет хныкать, капризничать, когда вода начнет щипать ранки, но нет, он стойко вытерпел все неприятные ощущения.

На цыпочках отойдя от двери, вернулась в зал, все еще прислушиваясь к звукам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Первая проблема. Сейчас стоило уладить этот неприятный конфликт, без последствий для Лешки. Черт с ней, с этой правдой и справедливостью. Инспектор из социальной службы вывернет правду совсем по-другому. И никому потом ничего не докажешь.

Затем что-то нужно решить с работой. На карточке чуть меньше шестидесяти тысяч. Их не просто нужно растянуть, их нужно потратьть с умом. И это будет сложно. В средствах Яна привыкла себе не отказывать. Вернуть бы день назад, и деньги за все бессмысленные покупки, но она и предположить не могла, что так случится…

Как же себя себя было жалко, только теперь упиваться этой жалостью бессмысленно. Хочется ей или нет, а Лешка будет все время рядом, о нем нужно заботиться и, как выяснилось, беречь от бед.

Но как-то же Вера с ним справлялась, значит и она справится!

Да, пример конечно неудачный, но правда есть правда. Наверное, жизнь специально тычет ее, словно котенка, чтобы понятней было…

Яна усмехнулась. Нужно позвонить Наташкиной маме, самой, и расставить все точки над И.

Еще раз подслушав, как Лешка тихонько моется в ванной, Яна ушла в спальню и набрала нужный номер.

Ждать ответа пришлось недолго.

— Да, я слушаю, — до сих пор ее голос был взволнованный и чуть надорванный.

— Ирина Валерьевна, это Яна.

— Ох, Яночка, я только тебе собираюсь звонить, все никак не решусь. Как же мне стыдно за эту ситуацию, прости не доглядела!

— Не стоит, я вас не обвиняю ни в чем.

— Нет, как же, я сама предложила забрать ребенка, думала ему тут будет лучше, да и подлечится, сейчас дети такие хилые. Яна, прости ради бога. Мы подняли записи видеокамер, но практически ничего не видно из-за кустов. И что же теперь делать! Сейчас, если ты напишешь заявление, тут такое начнется! И я отвечу за подставного ребенка, и директору не поздоровится за безопасность детей, и девочек наших, медсестру и нянечку, уволят, скорее всего. Мне так стыдно перед тобой, но ситуация…

— Не нужно ничего, я прошу вас. Ни правды, ни разбираться, кто это сделал. Только хуже будет, а в нашем случае вообще не стоит никуда заявлять, вы поймите. Мы не приедем больше, сколько нужно будет, за неделю оплатим.

— Нет, даже и не может быть речи! Никакой оплаты!

— Ирина Валерьевна, я заплачу!

— Яна, да что же это! Не думайте даже о деньгах! Я считаю, директор наш просто счастлив будет, что никакой шумихи. У нас ведь город маленький, такое раздуют! Там и ребята, скорее всего не из простых… Господи, кошмар, какая жизнь страшная стала! Яна, как мне вымолить прощение у вас.

— Ирина Валерьевна, успокойтесь. Давайте обо всем просто забудем. Царапины заживут, а Леше будет урок, что… Не знаю, наверное, просто запомнит. Никаких разбирательств, прошу. Просто закроем тему. И, спасибо за помощь.

— Да какая это помощь, — всхлипывая в трубку, пробормотала Наташкина мама.

— До свидания.

В груди клокотало на самом деле, и как она удержалась? Хотелось, конечно, обвинить Ирину Валерьевну, но Яна прекрасно понимала, что лично ее малодушие сыграло в этой истории не последнюю роль.

А если бы они его действительно покалечили? Лучше об этом не думать.

Пора Лешку вытаскивать из ванной и мазать ему болячки.

69

Чувства настолько обострились, что стерлись их тонкие грани. И теперь все было вперемешку: и гнев на мужа, и тревога за его жизнь, и своя, такая привычная боль, и даже жалость к этому мальчику, по сути своей ни в чем не виноватому, распустила свои лепестки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Яна всю жизнь мечтала о девочке. О маленькой принцессе с большими глазами, золотистыми локонами, белоснежной, как и у нее самой, кожей. Она непременно была бы изящной, тоненькой, с идеальным музыкальным слухом, гибкими пальчиками, и вообще все в ней было бы, словно у фарфоровой куколки.

Сейчас же она успокаивала уже повзрослевшего коренастого постреленыша. Он сидел и размазывал по лицу слезы, постоянно шмыгая в плечо, в рукав только что одетой свежей футболки. Жёсткие короткие волосы слиплись от воды и торчали нелепыми иголками. Колени пестрели кровавыми ссадинами. Руки разбиты.