Золото - Крис Клив

– У вашей дочки лейкоз, – сказала она.

– У нее… что?

Переводчица еще раз посмотрела в словарь, прижала к нужному слову палец и произнесла по слогам:

– Лейкоз. Вам не повезло. Такое случается с одним человеком из десяти тысяч. Вам нужно немедленно начать очень серьезное лечение.

Почти четыре года спустя, стоя у кухонного стола, Кейт отсчитывала капсулы с лекарствами для Софи на весь день и складывала их в серебряный кубок. Адреналин уже делал ее жесты более резкими, а мысли – рассеянными. На следующий день предстояла гонка с Зоей. Эти шестнадцать капсул были для нее чем-то вроде старых друзей. Они уйдут, и останется лишь бессонная ночь между ней и гонкой, которая может стать для нее последней.

Вечером Том вывел велосипеды своих девочек из кладовой и водрузил на стойки посередине велодрома. На треке тренировалось шестеро юниоров. Голос их тренера гулко звучал в пустом помещении. Том отрешился от происходящего и целиком сосредоточился на подготовке машин к гонкам.

Он покрутил на обоих велосипедах колеса, проверил, нет ли неровностей и отклонений. Потом проверил, все ли элементы правильно установил механик. Удостоверился в том, что шины новые, замерил в них давление воздуха. На самом деле все это завтра с утра должен был проделать механик, но Том не желал ждать до утра. Мало ли что: вдруг какая-то жизненно важная деталь окажется не в порядке?

Закончив проверку, он встал между двумя велосипедами, легко касаясь того и другого руля. В машинах чувствовались их хозяйки. Зоин велосипед был на два дюйма выше в седле и на три дюйма – в руле. Она ездила с большей нагрузкой, и ноги у нее были длиннее, так что каждое нажатие на педаль получалось мощнее. Машина Кейт была компактнее, а колеса она раскручивала с такой скоростью, что ты переставал видеть ноги. Мощи в ее катании было меньше, но она компенсировала ее потрясающим уровнем работы. Велосипед Кейт был окрашен простой белой краской. На верхней трубке рамы из-под тонкого слоя прозрачного лака виднелась фотография улыбающейся Софи. Ручки руля Кейт обмотала светло-розовой лентой – пружинистой и теплой на ощупь. Велосипед Зои не был покрашен. Под слоем матового лака просвечивала функциональная структура темных углеродных волокон. На ручки руля нанесено черное резиновое напыление. На обеих сторонах верхней трубки рамы красовалась надпись, которую не могла не видеть противница, с какой бы стороны ни оказалась на линии старта, – «НЕПОБЕДИМАЯ». Крупными золотыми буквами староанглийским шрифтом. Велосипед Кейт был предназначен для того, чтобы в седле она чувствовала себя как дома, а велосипед Зои – чтобы унизить соперницу.

Чувствовалась некая интимность в прикосновении к этим велосипедам, рамы которых подходили каждой из гонщиц так же идеально, как их собственные кости. Эти рамы уносили своих наездниц, двух женщин, которые значили для Тома больше всего на свете, к пределам боли, равной порогу эмоционального срыва, а иногда и превышающей этот порог. Том крепче сжал рули обеих машин и постарался совладать с мыслью о том, что после завтрашнего дня один из этих велосипедов больше уже никогда не станет участвовать в гонках. Завтра к часу дня какая– то из этих машин отправится в комнату, где хранится снаряжение Центра велосипедного спорта, а проигравшая спортсменка уведет своего «скакуна» домой в качестве сувенира. Несколько месяцев велосипед простоит в прихожей, а потом, когда боль и шок стихнут, его продадут с аукциона, а вырученные деньги отдадут на благотворительность.

Том позволил себе представить, как он покатит велосипед победительницы в комнату, где хранятся мечты, и подумал: будет лучше, если выиграет Зоя. Не то чтобы он отдавал предпочтение ей: он никогда не путал их душевную близость с желанием, чтобы она одолела соперницу. Просто ему как тренеру обеих спортсменок, способному смотреть дальше их результатов на треке, казалось, что так будет правильнее. У Кейт, даже если она проиграет, были основания жить.

И все-таки это будет скверно. Если кто и заслужил поездку на Олимпиаду, так это Кейт. В Пекине, когда Софи поставили диагноз, до начала соревнований оставалось шесть дней. Том обо всем узнал через час после вердикта врача, когда родители еще не понимали, умрет Софи или будет жить. Том поговорил с врачами и, поскольку речь шла не о его ребенке, сумел хладнокровно задать ряд разумных вопросов. Так что он знал больше Кейт и Джека.

Чтобы войти в отель, Тому пришлось пробиваться через толпу репортеров. Каким-то образом представители прессы выяснили, что назревает некая сенсация. Шла официальная церемония открытия Олимпиады, а Джек и Кейт отсутствовали. Репортеры вынюхивали тут и там. Две самые верные надежды Великобритании на медали и какая-то срочная медицинская проблема – вот и все, что им стало известно, и Том не собирался их просвещать. Он пробрался-таки через толпу, отбился от всех вопросов, вошел в вестибюль гостиницы и упросил главного администратора отвезти его наверх на служебном лифте.

Когда администратор провел Тома в номер, Кейт и Джек стояли у кровати Софи – ее сомкнутые веки были неподвижны. Мобильник Кейт надрывался, ему вторил телефон

Джека. А по телевизору с приглушенным звуком шла трансляция церемонии открытия. Над крышей стадиона взлетали фейерверки, сыпался дождь из серебряных звездочек. Члены всех команд, набросив на плечи флаги своих стран, шагали по стадиону, улыбаясь и махая руками.

Том попросил Джека и Кейт сесть на край кровати, отобрал у них мобильники. Они сели, потерянные и робкие, как дети, и беспомощно посмотрели на тренера.

– Значит, так, – сказал он. – Я говорил с врачами, а теперь, если позволите, кое-что скажу вам про нее. – Он кивнул в сторону Софи. – Факт первый: девяносто один процент детей с таким заболеванием, как у нее, поправляется, а следовательно, положение дел весьма позитивное. Факт второй: вам совершенно незачем начинать лечение в этой стране, потому что тут никто из нас ничего ни хрена не поймет и вы не сумеете принимать правильные решения. Отсюда факт третий: один из вас утром должен лететь домой с Софи. Это я понял из беседы со здешними врачами, а кроме того, поговорил с консультантом из Манчестера – он готов организовать срочную госпитализацию.

Кейт не в состоянии была смотреть на Тома. Она наклонилась к Софи и прижалась лицом к ее шее.

– Но, может быть, вы полагаете, что можно найти какой-нибудь иной способ? – продолжал Том. – Мы могли бы устроить так, чтобы Софи отвез домой кто-то другой, но ведь вы же не позволите, чтобы она улетела без одного из вас, чтобы ей начали делать без вас химиотерапию, верно? Если бы я мог что-то придумать, чтобы вы оба остались здесь и получили медали, мы бы так и сделали. Но, похоже, такого способа нет.

Джек обнял Кейт за плечи.

– Мы улетим вместе, – сказал он.

Том посмотрел на Кейт, перевел взгляд на Джека.

– Нет.

Повисла тягостная пауза.

– Я не виню вас за то, что вы рассуждаете прямо и честно, но сейчас все дело в победах. Вы можете помочь Софи. И вы можете выиграть золото. Если один из вас останется, вы сумеете добиться того и другого. Сумеете как семья. Вот как вы должны рассуждать.

– Нет, Томмо. Нет, – возразил Джек.

– Дейв скажет тебе то же самое. Если хочешь, позвони ему.

– Ты с ним говорил?

– Конечно. Мы оба считаем, что ради вас троих один обязательно должен выиграть. Невозможно тренироваться так, как тренировались вы, и уехать ни с чем.

Кейт посмотрела на Джека.

– Он прав?

Оба нежно гладили лицо и волосы дочери, словно своими прикосновениями могли ее исцелить.

Джек схватился за голову и застонал. Он будто пытался удержать некий взрыв в ограниченном пространстве.

– Мне очень жаль об этом упоминать, – добавил Том, – но вы обязаны подумать и о денежной стороне. По меньшей мере один из вас должен порадовать своего спонсора. Следующую пару лет будет трудно, и меньше всего вам нужно, чтобы доход упал у вас обоих.

Кейт повернулась к Тому. Он видел, как тяжело ей дышать.

– Хорошо, – произнесла она наконец. – Кто остается, а кто едет домой?

– В этом проблема, верно? Думаю, вам решать.

Джек снова застонал, и стон этот был таким отчаянным, что Том стал нервно сжимать и разжимать пальцы. «Может быть, – подумал он, – Кейт быстрее обдумает сложившееся

положение, потому что она сильнее своего мужа, а может быть, ей легче принять решение, потому что на кровати лежит все-таки не ее родная дочь. Кто знает, может быть, боль в крови сильнее?» Когда Том рассказал обо всем Зое, ее шарахнуло так, словно на нее наехал автобус. На церемонии открытия она присутствовала только потому, что Том заставил ее. Журналисты ни в коем случае не должны были ничего пронюхать, ничего узнать о связи Зои с Софи. Кейт посмотрела на Тома.